Братство Суккулентов

      Лето потихоньку сменило весну. Практически незаметно. Об этом жители подоконника узнали из уст Рейвен, которая собралась в отпуск.       Она носилась с утроенной скоростью по и так небольшой комнате, пытаясь собрать вещи в чемодан в день перед отъездом.       — Где мой чертов лифчик? А летние брюки со стразами? Куда, мать их, они подевались! — вопрошала она в пустоту.       — Они под креслом, дорогая. Ты скинула их туда, когда вернулась из клуба в пятницу. Поищи там…       Рейвен ползала под мебелью, доставая из пыльных уголков чулки, капроновые колготки, косметику и даже упаковки от презервативов.       — За креслом же…       — Ага, вот они, стервецы! — девушка счастливо встряхнула находку, подняв в воздух облако пыли, и тут же скривилась. На одной из штанин цвело пятно от коктейля. — Бля-я-ять…       Она покидала вещи в стиральную машинку, раз двадцать порылась в своей маленькой сумочке, попутно умудрившись поругаться с коллегой по телефону, порвала ремешок на босоножке и зашвырнула ее прямо под окно, в самый дальний угол. Со злости.       — Не расстраивайся! У тебя еще много таких будет! У тебя целая коллекция в шкафу. Одень те голубые!       — Что ж за пидорство-то такое… Где мои голубые любимки? И куда я кинула прокладки…       — Они под диванной подушкой.       — И часто это с ним? — Эрик все-таки не выдержал.       Хэнк никак не отреагировал на вопрос кактуса. Когда он наблюдал за Рейвен, то вообще отключался от диалога своих соседей по подоконнику.       — С тех пор, как Рейвен купила его на выставке растений. Он влюбился в нее с первого взгляда, — Чарльз отвлекся, чтобы ответить Эрику (потому что по известным выше трем причинам никто не имел желания с ним разговаривать), и снова вернулся к солнечным ваннам.       С девяти до двенадцати утра солнечные лучи не были такими жгучими, как днем. И Чарльз с удовольствием разворачивал все свои листья, стебли и цветки так, чтобы как можно больше лучей попало на поверхность его тела.       — Теперь понятно, почему он постоянно цветет.       На какое-то время снова замолчали, слушая подсказки Хэнка. К сожалению, единственным, кто их не слышал, была Рейвен, которой они и были адресованы…       — Погодите-ка, а кто нас будет поливать, если хозяйка уедет? — Шон, который наконец-то смог выпустить целый пяток новых тоненьких ростков, забеспокоился.       Подоконник погрузился в напряженный шелест: диффенбахия повернулась всеми листьями в сторону комнаты, внимательно наблюдая за Рейвен.       Словно прочитав мысли своих зеленых питомцев, девушка вдруг вскинулась и схватила трубку.       — Эллис, привет. Я тут уезжаю, сможешь полить моих деток?       — Она назвала меня деткой! — Хэнк пришел в полнейший восторг.       Кактус насмешливо фыркнул. Диффенбахия закатала пару листов в трубочку. Шон покачал трилистником.              Пять дней спустя всем стало не до смеха.       Кем бы ни была эта Эллис, о которой никто до сего дня не слышал, но поливать чужих деток она явно не спешила. И в тридцатиградусную жару, внезапно ударившую по Нью-Йорку в начале лета, подоконник остался сух, как песок в пустыне.       — Боже, я умираю от жажды… Все мои устьица закрыты, но это не помогает… У меня высохло четыре листка. Четыре! — стенала Энджел. Ей пришлось хуже всех, поскольку солнечный свет падал на нее особенно сильно в самые жаркие часы.       — Держись, Энджи. Рейвен скоро будет здесь, — Чарльзу, как обычно, выпала доля утешителя.       На удивление остальных он держался очень хорошо, и только два самых мелких его побега потеряли тургор* и выглядели вялыми.       Хэнк, во-первых, от тоски по своей возлюбленной и уже только, во-вторых, от жары пожелтел почти наполовину и растерял все свои соцветия. Они кучкой пожухлых веточек и лепестков усыпали подоконник и пол у окна. И горшок Эрика к недовольству последнего.       Хуже всего пришлось Шону. Только-только вылупившиеся побеги засохли и отвалились.       — Жалкое зрелище, — хмыкнул Эрик, и Чарльз агрессивно сбросил прямо ему на голову одно из своих красочных соцветий.       Все знали, как Эрика бесили чужие цветки, падающие на его колючки. Этот раз бы не исключением. Недовольно рыкнув и выматерившись, он ушел в глухую оборону: агрессивно замолчал, топорща колючки.       — Не волнуйся, Шон. У тебя будет еще много новых побегов. Ты очень живучий.       — Ага… Что еще мне остается… — кислица безуспешно старалась спрятать свой единственный вялый трилистник от жгучих лучей. К счастью, одно из соцветий Хэнка упало прямо в его горшок и создало немного тени.       — Нам нужно подать сигнал бедствия. SOS, — сокрушенно прошелестел Хэнк. Он поверить не мог, что его возлюбленная оставила заботу о них на такого безответственного человека.       — Если ты не забыл — мы вообще-то растения, Мохнатик. У нас нет рук, а люди считают нас жалкими травинками!       — Ты же мнишь себя высшей формой эволюции! Вот и придумай что-нибудь! — Энджел вскинулась, но тут же поникла. В ее теле было не так уж много сока, чтобы спорить.       — Мне это не нужно. Я прекрасно переношу жару!       К досаде остальных, Эрик в самом деле выглядел так же отлично, как и всегда.       — Как ты достиг этого? — Чарльз заинтересованно осматривал кактус. — Ты теряешь очень мало воды, потому что у тебя нет листьев, очевидно.       — Вы просто кучка невеж! Колючки — это и есть мои листья.       К услышанному все отнеслись скептически, но Хэнк буркнул что-то вроде: «Так и есть». Остальным пришлось смириться.       — Неужели мы все так и умрем здесь! На нашем родном подоконнике! — возопил Шон и тут же сник.       И тут случилось чудо.       Дверь в квартиру отворилась, и в комнате показалась незнакомка.       — Ох, черт, ну и дыра. Где это проклятое алоэ? — оттопырив безымянный палец на правой руке, она протопала к подоконнику и бесцеремонно оторвала у Чарльза один из небольших листиков.       — Эй! Вот это наглость! Как ты позволяешь так обращаться с тобой! — возмущению Эрика не было предела.       — Я лекарственное растение. Люди используют мой сок для лечения, поэтому меня тут и держат. И поэтому мне позволено вырасти таким большим, — улыбнулось алоэ, довольно глядя на то, как его сок наносят на поврежденный палец.       Девушка чертыхалась, бубнила что-то под нос, пока, наконец, не осмотрела опаленные солнцем цветы и не замерла.       — Мать моя женщина! Я ж должна была их полить! ГДЕ ТУТ ВОДА!!! — перепрыгивая через горы хлама и поскальзываясь на линолеуме, она влетела в кухню, быстро заполняя чайник из-под крана.       — Мы спасены!!!       — Ура!       — Все благодаря Чарльзу!       — Да бросьте, моя жертва была не так уж велика…       — Бред какой-то. Вы словно только вчера из водной среды вылезли, дикари… Еще скажите, что растительный бог вам послал это недоразумение двуногое… — бурчал Эрик.       Эллис грубо оборвала совсем увядшие и засохшие листья Энджел и Хэнка, налила воды столько, что Шон чуть не захлебнулся, сгребла сухие цветки с подоконника, заметая следы своей безалаберности, и в конце концов наколола руку об Эрика.       — Ауч! Проклятущий кактус!       — Это тебе за Чарльза, — пробубнил кактус и самодовольно замолчал, считая месть за своих пострадавших собратьев свершенной.       Никто не обратил внимания на его короткую ремарку. Каждый наслаждался долгожданной влагой, стараясь стянуть корешками как можно больше живительной водицы в свои стебельки и листья.       Через пару дней Рейвен вернулась. И из ее разговора по телефону все узнали, что Эллис больше никогда не будет поливать их, потому что от укола об Эрика у нее развилась кошмарная аллергия с волдырями и зудом.       Эрик еще долго гордился собой. А остальные решили дать кактусу второй шанс.