Братство Суккулентов

      Дни шли за днями. И теплый август сменился дождливым сентябрем. А Эрик вдруг понял, что настроение обитателей подоконника начало портиться.       — Вы что, из-за погоды такие унылые? Нежные фиалки…       — Нет, не из-за нее, — жалобно пробурчал Шон.       Это удивительно, но казалось, что с каждым сентябрьским днем он становился меньше в размерах, хотя подобное противоречило законам природы.       Чем быстрее приближались выходные, тем больше напрягались остальные, реже звучал смех и чаще стихали разговоры.       — Да что с вами такое? Чарльз?       Обычно, алоэ сдавалось первым, если дело касалось чего-то такого, о чем остальные не хотели говорить.       — Ах, друг мой, не хочется раньше времени тебя расстраивать. Но в нашей квартире не всегда такое спокойствие.       — А что? Рейвен бушует и раскидывает горшки с цветами по комнате?       — Все намного-намного-намного хуже… — горестно вздохнул Хэнк, даже его соцветия понуро опустились.       — Навозные жуки с вами. Все равно я сам рано или поздно узнаю.       По печальному шелесту листьев Эрик понял, что ждать осталось не так уж долго. И наконец этот День Х настал.       — Рейвен! Мама с Себастьяном приехали! — громогласный голос мамы нельзя было не услышать в отличие от дружного стона, раздавшегося с подоконника.       — Не-е-ет…. — пропищал на ультразвуке Шон, пытаясь втянуть стебли в землю.       — Себастьян… — в ужасе прошелестел Хэнк. Два его нижних листка, и так пожелтевших, упали замертво.       — Кот-убийца… — простонал Чарльз, пытаясь просочиться сквозь стекло, прижавшись к нему всеми листьями.       — Мой грунт… — обреченно выдохнула Энджел.       Тут-то Эрику все стало ясно.       — Рейвен, дорогая! Я привезла из папиного сада фрукты!       Рейвен, еще в пижаме, с припухшими после вчерашней вечеринки глазами, уныло поздоровалась с матерью, выходя из кухни.       — Ма, зачем притащила этот меховой комок? Ты же знаешь — у меня цветы!       — У меня тоже цветы! — недовольно всплеснула руками достопочтенная маман. — Себушка очень любит цветы. И я не могу бросить его дома. Ты же знаешь, папа за ним не смотрит. Иди, Себушка, порезвись.       С этими словами женщина открыла переноску и вытряхнула из нее огромного белоснежного кота. Этот здоровенный комок шерсти выпал на ковер так величественно, будто тот постелили специально к его приезду.       У Себастьяна были большие желтые глаза и длинные когти, цокающие по линолеуму. Недовольно виляя хвостом, он тут же пошел исследовать квартиру.       — Это… И надолго этот Комок сюда приехал? — кое-как справившись с первым потрясением, Эрик подал голос.       Раньше он видел таких тварей только из окна. И свято верил, что они МАЛЕНЬКИЕ! Но этот был просто гигантом: ростом с Эрика и даже больше! А уж размером превышал, наверное, даже Чарльза из-за того, что был меховым и имел хвост!       Эрик с ужасом ожидал ответа: «навсегда». Но услышал:       — На выходные…       Он хотел облегченно выдохнуть и сказать, что переживать-то не о чем. Всего пара дней — и здоровенный котяра уберется отсюда восвояси. Но Себастьян вдруг уставился прямо на него своими желтыми глазищами. И Эрик почувствовал, как соки его стебля уходят в корешки… Это дьявольское отродье за два дня может устроить апокалипсис на их подоконнике!       Увидев зеленых жертв через занавеску, кот стремительно поспешил к окну. Эрику показалось, что он оглохнет от воплей остальных, впавших в панику при виде Себастьяна. Но не успел тот прошмыгнуть под прозрачную ткань, как Рейвен перехватила его под брюхо.       — А ну, куда собрался, кастрированный засранец! Пшл на кухню! — пока матушка не видела, Рейвен швырнула кота прямо на диван, пустив в полет через всю комнату.       Тот с недовольным мявком приземлился на подушки и, выбравшись оттуда с видом оскорбленного достоинства, убрался в другую комнату.       — Божьи коровки-матушки, пронесло хоть сейчас… — на Шона было жалко смотреть. Как ни крути, а в землю зарыться ему не удалось.       — И как часто они приезжают?       — С начала осени и по середину весны обычно. Когда матушке Рейвен становится скучно дома. То есть почти каждый выходной, — Чарльз устало отлип от стекла, чуть не завалившись в другую сторону.       — И Себастьян всегда приезжает с ней. А подоконник его любимое место… — добавил Хэнк.       — Больше всего достается бедняге Шону. Его съедают полностью… Поэтому он был таким обглоданным, когда ты только появился.       Эрик покосился на Шона, ему был виден только кусочек его горшка отсюда. Но он прекрасно помнил этого жалкого заморыша.       — И Чарльзу тоже, — Хэнк говорил, продолжая пристально следить за дверным проемом в кухню, — Себастьян его сваливает и ломает побеги. А у Энджел выкапывает лапой грунт. Однажды он укусил ее за листок и чуть не помер. Его увезли в ветеринарку и долго не возвращали. Но потом он опять стал приезжать. Энджел он больше не кусает, но всю землю из ее горшка выбрасывает на пол.       Перед мысленным взором Эрика мелькали жуткие картины расправы Себастьяна над Чарльзом и остальными.       — А тебя?       — Я слишком вонючий для него. Но пару раз он сбрасывал меня с окна, как и Чарльза.       — А что же Рейвен?       — Она делает, что может, но это же ее мама, — судя по вялому шевелению в горшке, алоэ пыталось укорениться как можно крепче в своем грунте.       Беда.       Было ясно, что нужно что-то делать. И, к счастью, у Эрика было прекрасное оружие против всего живого. Колючки!              День, наполненный суетой и волнением, пролетел незаметно. Под чутким наблюдением Рейвен Себастьян вел себя прилично и к окну не приближался. В основном он спал на диване, свернувшись пушистым клубком, и только иногда посматривал в сторону окна одним глазом.       Но время ночи приближалось неумолимо. И стоило матери с дочерью улечься, как пушистый комок, прибывший не иначе как из самого ада, бесшумно спрыгнул с дивана.       Сначала он побродил по комнате, шурша какими-то бумажками на полу и цокая когтями. Эрик был уверен: пушистый говнюк наводит на них страху, показывая, кто хозяин положения. Хэнк рядом недовольно пробурчал, что тот просто сделал лужу в углу за креслом.       В лунном свете, падающем через стекло, бледная вуаль занавески колыхнулась, и в темноте комнаты сверкнули зеленым бликом жуткие глаза.       — Нам конец… — как бы Чарльз ни старался присосаться к стеклу, сделать это без специальных органов было невозможно.       Себастьян напружинился и одним легким прыжком оказался на подоконнике. Растения в кадках застыли, боясь пошевелиться и привлечь к себе внимание.       Эрик выжидал.       Кот, осторожно ступая, прошелся между горшками, обнюхал каждый, щекоча длинными белыми усами перепуганные насмерть цветы.       — Не-е-ет, — тоненько простонал Шон.       — Му-у-ур, — довольно промяукал Себастьян и с удовольствием перекусил самый сочный стебелек.       — ШОН! — Хэнк и Чарльз завопили, практически оглушив Эрика, но ничего не могли поделать.       Под вопли ужаса и боли кот продолжал жевать несчастную кислицу, и никому из спящих в квартире людей не было до этого дела. Энджел рыдала в своем углу, пытаясь лупить злобную тварь по ушам. Но кот лишь равнодушно отмахивался, грозясь сбить горшок с Хэнком своим виляющим хвостом.       — Иди сюда, тупой комок! Попробуй укусить того, кто тебе не по зубам!       В очередной раз кончик хвоста махнул прямо перед телом Эрика и… да! Две его колючки зацепили густой клочок шерсти, и Себастьян нервно дернулся.       Его хвост попал в капкан.       Он пару раз дернул им сильнее, в надежде высвободится, но Эрик держал крепко.       — Я его держу!       — Будь осторожен, друг мой! Он опасен даже для тебя!       Кот оставил полусъеденный цветок кислицы, чтобы посмотреть в чем дело. Какое-то колючее растение, ранее не стоявшее тут, вцепилось в его хвост.       Он ловко извернулся в узком пространстве, и два пучка шерсти остались висеть на Эриковых колючках.       — Что за дурная привычка оставлять на мне части своего тела!       Возмущению кактуса не было предела, но он добился своего. Сверкая желтыми глазищами, Себастьян подошел к нему, чтобы его понюхать. И получил острой иглой прямо в нос! Взвизгнув, он отшатнулся, чуть не сбив горшок с Хэнком.       — Так тебе! — завопил Эрик победоносно.       Но котяра, не привыкший получать сдачи от цветов, рассвирепело врезал прямо по кактусу лапой.       Ликованию Эрика не было предела. Себастьян лупил его, злобно виляя хвостом и оставляя на колючках капельки крови и клоки шерсти, но Эрик держался стоически.       Один из когтей оцарапал его кожицу, но он не издал ни звука боли.       Горшок Хэнка опасно качался под ударами хвоста, и Чарльз вскрикнул, предупреждая друга об опасности. Но тут Себастьян не выдержал издевательств над собственной персоной.       Он напал на кактус, обхватив его лапами, и на всей скорости сверзился с ним с подоконника.       Дешевенький горшок из Икеи разбился на две половинки, земля разлетелась по полу, но Эрик не думал об этом. Он безжалостно вонзал свои колючки, оставляя их под кожей обидчика, выдирал ими кошачью шерсть, метил в беззащитные глаза и злобно хохотал. Себастьян визжал, кувыркаясь, в безуспешных попытках отцепить от себя разъяренный кактус, на который намоталась большая часть его шерсти.       На шум выскочила Рейвен. Включился свет.       — Ах ты, мохнатая тварина! Так тебе и надо! — орала хозяйка, пытаясь отцепить Эрика от орущего кота.       — Себушка! Рейвен, ты что за монстра такого завела? Посмотри на моего котика! — голосила матушка, глядя на окровавленного, истыканного колючками, вопящего Себастьяна.       — Эрик! Эрик, ты в порядке? Ответь что-нибудь!       — Я… отлично…       Все, что смог ответить Чарльзу Эрик прежде, чем провалиться в темноту.              Когда он очнулся, был день.       — Тихо, дайте ему придти в себя. Он сильно пострадал, — голос Чарльза звучал словно издалека.       — Бедняга Шон, опять ему все побеги обглодали… — Энджел вздыхала над горшком с кислицей. Молчаливым, поскольку все зачатки побегов Шона находились пока еще под землей, а оттуда, как известно, не поболтаешь.       — Я победил?..       Эрик не знал, говорит ли вообще. Ощущение было, что ему переломали все колючки. А может, так оно и было.       Когда он сумел осмотреться, то обнаружил себя на подоконнике.       — Эрик! Ты как? Ты победил! Хотя не обязательно было быть столь жестоким. Он ведь тоже живое существо… Себастьяна забрала матушка. Увезла к ветеринару вытаскивать твои колючки. Навряд ли он еще хоть раз сунется на подоконник. Он был в таком ужасе! Бедняга…       Чарльз тараторил, что было ему обычно не свойственно.       — Отлично.       — Это была достойная битва. Поздравляю с победой! — чинно сказал Хэнк.       Он выглядел свежеполитым и сверкал новым раскрывшимся соцветием.       — Да-а-а, это было так кру-у-уто! Ты — мой комар теперь!       — Кумир, — подсказала герань диффенбахии, но та отмахнулась.       Эрик осмотрел подоконник. Все, кроме Шона, были в порядке. А он сам…       — Мои колючки… — большая часть его прекрасных длинных колючек была обломана или вырвана с мясом. Кое-где на теле все еще болталась кошачья шерсть, а шкурка в нескольких местах была разодрана острыми когтями. Но все-таки он был довольно целостным и…       — У тебя новый горшок!!! Логан принес его для Рейвен. Сказал: его племянник сделал этот горшок для воинственного кактуса, то есть для тебя, когда услышал эту историю!       Чарльз буквально сиял. Эрик уставился на то, что нынче было его горшком, рассматривая обновку в оконном отражении.       — Это что…       — Малиновый шлем! А красивые камешки мы с Энджел тебе одолжили!       Все принялись наперебой пересказывать Эрику события последних суток (оказалось, он был в отключке две ночи). Потом восхищались его новым горшком, сочувствовали потерянным колючкам и благодарили за спасение от Себастьяна.       Эрик никогда еще не был в центре столь бурного внимания после того, как его впервые поставили на этот подоконник. Но если тогда ему было неприятно, и он даже немного скучал по своему тихому одинокому подоконнику на чердаке. То сейчас его буквально распирало от радости и гордости за самого себя. Конечно, он никак этого не показал, но возможно все и так заметили.       — А я уверена, что Эрик не стал бы этого делать, если бы ты, Хэнк, не сказал, что Чарльзу грозит перелом стебля.       Эрик встрепенулся, выныривая из своих мыслей.       — Брось. Конечно, Эрик стал бы. Мы ведь все одна семья, — заступилось за друга алоэ.       — Но мы-то не высшая ступень эволюции…       Пора было вмешаться.       — Мне все равно, какого вы вида, — кактус подал голос, и все замолчали. — Я бы все равно не позволил какому-то трехног… — он запнулся, но поправился: — Четвероногому Комку навредить кому-то из моего растительного рода. Мы все одно семейство Растений!       — Да! — пылко поддержал Хэнк, уронив на Эрика маленький лепесточек из соцветия. Но тот не возмутился.       — Именно! Братство! — добавила диффенбахия.       — Братство Суккулентов! — все обернулись на Чарльза, но тот пояснил: — Пусть ваши листья и не колючки, но вы эволюционировали духом! Так что… Шон, Хэнк и Энджел, объявляю вас суккулентами!       Весь остаток дня на подоконнике царило праздничное веселье. После обеда Логан принес им удобрений, а Рейвен сделала фотографию Эрика в его новом горшке-шлеме, чтобы всем показать на работе.              Когда вечером все заснули, Эрик все-таки пробормотал:       — Ну, на счет эволюции до уровня суккулентов это ты, конечно, загнул, Чарльз…       — Занудство не принесет тебе цветков, друг мой.       — Цветки и не моя цель. Я — суккулент и горжусь этим! А мы не цветем.       — Но я-то цвел!       Это заставило Эрика призадуматься, но вскоре он отбросил пустые размышления. Он никогда не цвел и делать этого не собирался. Что он фиалка какая-то, чтобы цвести?       Он же не знал, что не цвел лишь потому, что у него был такой маленький, тесный дешевый горшок из Икеи…