Ошибка

Пусан, Южная Корея Ли Хо Хен, бывший лейтенант южнокорейской армии, молча сидит у окна в запертой комнате. Телевизор, висящий на стене, работает, но звука нет, так что он и не думает поднимать глаза, чтобы посмотреть на мелькающие на экране картинки. Не смотрит он и на свежие газеты, разбросанные перед ним на столе. Когда в двери поворачивается ключ, и я переступаю порог, то понимаю, почему он не разворачивает и не читает газетные полосы. Его запястья крепко охватывают стальные наручники. — Вы можете мне рассказать, что случилось и почему? — Мы не хотели ничего плохого… Все, что произошло, оказалось ужасной ошибкой. (Ли Хо Хен нервно облизывает губы, пытается взмахнуть руками, словно забыв, что их сковывают наручники.) — Вы же знаете, как сильно пострадала моя страна из-за эпидемии? Из-за своей близости к Китаю Корея испытала на себе ужас нападений зараженных намного раньше, чем Европа и тем более США. У нас призвали на военную службу даже подростков, всех, способных держать оружие, а для вас эпидемия была еще чем-то ненастоящим. У нас по улицам уже бродили Заки и пожирали наших родных, а вы еще принимали фаланкс и надеялись на лучшее. Пока не изобрели лобо, пока не придуман был способ сражаться с ними, мы стольких потеряли… Вы знаете, что из всех моих сослуживцев погибло девять из десяти человек, и у девяти из десяти все родственники обратились в зомби? Вряд ли. Откуда вам знать? (В голосе Ли Хо Хена явственно слышна горечь.) — Я бы и сам, может быть, не знал этого, но командир нашего взвода часто рассказывал нам об этом вечерами, после боев. Он действительно был патриотом и ужасно сокрушался из-за того, сколько народа потеряла Корея… — Пожалуйста, не уклоняйтесь от темы. Почему вы решили отправиться в Северную Корею? Пока я не понимаю, какая тут связь. — Я много читал о Северной Корее, когда мы победили в войне. До нее я, конечно, ничем таким не интересовался. Был просто глупым подростком, который втихаря смотрит дорамы, пусть и боится, что друзья его засмеют, и соседнее государство ничего для меня не значило. Я знал только, что они живут не так, как мы, им даже не позволяют выходить в Интернет. Отсталые люди, чего ими интересоваться? (Ли Хо Хен усмехается, печально и немного безумно.) — А вот после войны мне захотелось исполнить мечту командира Кима, которого разорвали на части, когда мы пытались отбить у Зака остров Чеджудо. Я хорошо запомнил, как однажды он сказал: «Жители Северной Кореи могли бы помочь возродить нацию. У нас уже сейчас почти не осталось молодежи, хотя перелом в войне только наметился… Кто знает, переживет ли ее кто-то из нас?» — Звучит довольно бессвязно. Он сказал вам это всего один раз, и вы так серьезно это восприняли? — У меня было много времени все обдумать, в конце концов я решил, что в этом и правда есть смысл. Их же там было больше двадцати миллионов, и они могли помочь нам возродить нацию… Я читал, что когда-то наше правительство не захотело с ними объединяться из-за того, что народ из закрытого государства не приспособлен к современной жизни, не знает компьютеров, слишком верит в идеологию чучхе*, все такое. (Мой собеседник равнодушно взмахивает рукой.) Но теперь-то это совсем не важно — думал я. Никто теперь не пользуется компьютерами, так что в этом мы будем равны. А наша основная разница: мы наслаждались мирной жизнью, они каждый день своей жизни готовились к войне — теперь сгладилась. Теперь мы все — люди войны. — Но разве вы не слышали, что есть вероятность, что там повторится то же самое, что было в катакомбах под Парижем? — Я никогда не верил в это. Вы же в курсе, что военные посты они сняли до того, как эпидемия стала масштабной? Да что там — еще месяц оставался до того, как начались вспышки у нас, а они уже начали убирать людей с границ и массово отправляться в свои подземные убежища. Кроме того, после того, как их лидеры готовы были отправлять на спецпоселение просто за недоносительство в МОБ, неужели вы думаете, что они колебались бы, расстреливая у входов в бункеры тех, кто мог быть заражен? — Что такое МОБ? — Министерство общественной безопасности. Оно каждый день контролировало жизни северокорейцев и могло послать в лагерь целую семью просто за то, что к ним в гости пришел кто-то, о ком не было заявлено, и остался на ночь… Так вот, с таким контролем над обществом как они могли пропустить в бункер кого-то, кто был укушен? (Ли Хо Хен старается заглянуть мне в глаза, чтобы убедить в своей правоте. Когда он видит, что не получается, он отворачивается, на минуту замолкает, а потом продолжает.) — Идея выпустить их из бункеров, рассказать правду о том, что мир не погиб, что им не обязательно во всем слушать Вождя, который им врет, стала моей идеей фикс, и ее поддержало несколько моих друзей. — Они служили с вами в армии? — Да. Нас всех бесило, что идеи устроить экспедицию в Северную Корею каждый раз заворачиваются из-за «опасности и нецелесообразности». Нам казалось, что они просто не хотят воспользоваться прекрасным шансом спасти миллионы здоровых, нормальных людей, тем более что способ сделать это безопасно существовал, он многим был известен… — И что это за способ? Тот самый, который помог вам пройти демилитаризованную зону? — Именно так. Всех волновало, что она заминирована, что если открыть ворота в Пханмунджом, человек, который пойдет этим путем, будет ежеминутно подвергаться опасности взлететь на воздух. Официально попасть в Северную Корею было невозможно, но Пак Бао Ен, разделявший мои идеи, уверил меня, что маленькая группа вполне может сделать это с океана. Он когда-то служил на границе, был не последним человеком там, а может, и больше — я никогда не спрашивал, откуда у него столько сведений о том государстве. Мне хватало того, что он убедил меня, что у него есть данные о местонахождении секретных бункеров и если он попадет к их дверям, то сможет взломать защиту и попасть внутрь. — А как вы собирались перемещаться по океану? У него была еще и лодка? Но как вы смогли безопасно до нее добраться? — В довоенное время не смогли бы, лодку бы засекли и вернули. Но сейчас наши солдаты отвыкли защищаться от живых людей, да и системы обнаружения малых судов теперь в большом дефиците. Так что мы спокойно прошли водным коридором, который нам указал Пак Бао Ен, и оказались на территории соседнего государства. — Что произошло после того, как вы пересекли границу? — Примерно неделю мы путешествовали по стране без людей. Знаете историю «Марии Целесты»**? Когда мы заходили в дома, чтобы заночевать там, везде было то же самое. Часто мы видели даже накрытые столы. Еда на тарелках за прошедшие годы, конечно, сгнила, непонятно было даже, чем она являлась раньше, но сами тарелки и разложенные приборы говорили только об одном — те, кто жил здесь, собирались поесть, но их выдернули из дома и не дали этого сделать… Во всех городах было одно и то же. Нет людей, зато кругом статуи Ким Ир Сена. На пятый день мне уже хотелось выколоть себе глаза, лишь бы не видеть эту рожу. — А зомби вам встречались? — Да, но совсем немного. Понимаете, когда они шли к нам из Китая, то не задерживались там, им нужно было туда, где есть живые. Поэтому те, на кого мы наткнулись там, просто отбились от толпы десять лет назад… Они не доставили проблем. — Но если у вас были карты, почему вы сразу не отправились туда, куда собирались? — Карты оказались неточными. Мы проверили с десяток мест, где должны были находиться входы в бункер, но ничего не нашли. А потом мы наткнулись на вход почти случайно, согласно карте, вместо подземного города там должно было находиться поле пшеницы… — И вы смогли открыть туда двери? — Как видите, хотя мы тоже думали, что у Пак Бао Ена ничего не выйдет. Он возился с дверью чуть ли не полчаса, но она не поддавалась. Я уже собирался сказать, что надо уходить, и остальные меня поддерживали. Как сейчас помню — перед тем как система обнулилась, и замок щелкнул, один из наших сказал: «Да бросай ты это дело, все равно не откроешь, это же не какой-нибудь сарай»… И сразу после этого двери начали разъезжаться. Мы так обрадовались тогда… Идиоты. — А что было потом? — Мы сразу должны были забеспокоиться, когда увидели, что внутри нет света. Но мы так опьянены были восторгом от того, что мы все-таки попали туда, куда стремились, что решили — скорее всего, они просто экономят топливо в генераторах… Мой фонарик отказался включаться, поэтому меня оставили охранять вход, а сами пошли внутрь. Я ждал… не знаю, сколько. Минут пять или десять. Я думал, что сейчас они, наверное, уже нашли кого-то и объясняют теперь, что мы пришли снаружи, а эпидемия побеждена. Я думал, что самое страшное, с чем нам придется столкнуться, это люди, верные Вождю, готовые до конца отстаивать свою подземную империю. (Мой собеседник издает то ли смешок, то ли всхлип.) — Крики, которые я услышал, были для меня полной неожиданностью. Крики, стоны зомби, шарканье… Я не знал, что делать. — Вы хотели помочь своим друзьям? — Без фонарика я был беспомощен. И судя по тому, что я слышал, было уже поздно. Когда я понял это, то начал думать только о том, что нужно закрыть двери бункера, пока они все не вырвались наружу… Тогда я уже понял, что живых там нет. — Но вы не смогли это сделать? Или не успели попытаться? — Успел. Я пробовал захлопнуть дверь снаружи, но замок не срабатывал. Я пытался закрыться изнутри, когда подумал, что она может запираться только с одной стороны… Я отдавал себе отчет, что тогда я останусь в бункере и меня очень скоро сожрут, но это меня не останавливало, понимаете? Но Пак Бао Ен, наверное, что-то сломал, когда открывал замок, он не защелкивался, сколько я ни пробовал. А потом я почувствовал запах мертвечины и услышал шаги… — И вы просто выбежали, оставив бункер распахнутым настежь? — Больше ничего не оставалось. Когда я стоял там, чувствуя, что они приближаются ко мне, в голову вдруг пришла мысль. «Я должен предупредить людей об этом. Должен. Предупредить». И тогда я выскочил наружу и побежал… А когда обернулся милю спустя, то увидел, что далеко позади виднеются серые шатающиеся фигуры. — А как вы добрались до лодки, и они вас не догнали? Вы же сказали, что добирались туда не меньше недели. — Обратная дорога заняла чуть больше суток. Когда мы шли туда, то сильно петляли, а обратно я двигался напрямик. Я нигде не останавливался надолго, только делал короткие стоянки, чтобы выпить воды и пожевать галет. И, разумеется, я не позволял себе спать. Я помнил, что они идут за мной… — Как вас встретили солдаты? В вас стреляли? — Нет. Я бежал и кричал: «Заки идут!», и меня восприняли серьезнее некуда. На мне же была наша форма, понимаете? К тому же сначала никто не понял, о каких именно зомби речь. — А что было, когда все узнали об этом? — Меня арестовали… Один допрос, второй, третий… Так продолжалось до того, как меня привезли на вертолете сюда, но теперь допросы стали реже. (Извиняющимся голосом.) — От этого еще хуже. Пока я мог что-то им рассказать и рассказывал, у меня было ощущение, что я хоть что-то делаю. А теперь все, что я могу, — смотреть по телевизору, как мы снова теряем страну… (Поджимает губы и отворачивается.) — Не знаю, как так получилось… Может быть, укушенные в Северной Корее все-таки уже появились, и раз решено было эвакуировать всю страну, их тоже пустили в бункер, а укусы проглядели. Может… Впрочем, не важно. Какая разница, как так вышло, что они заразились. Знание об этом ничего уже не изменит. Я крупно сглупил, из-за меня пострадали люди, и это не исправить простым раскаянием. (Ли Хо Хен вновь поднимает руки и трясет ими, наручники чуть слышно звенят.) — Поэтому я соглашусь с любым решением, которое примут те, кто будет меня судить. Если меня захотят казнить или просто скормить зомби, я не буду сопротивляться. Я должен заплатить за свою ошибку. (После этого он больше не произносит ни слова и на все вопросы отвечает только: «Я сказал все, что хотел».)

***

      В первой своей книге я суеверно избегал термина «Первая война Z», так как интуитивно опасался, что это предполагает, что когда-нибудь будет и вторая.       Я никогда не думал всерьез, что это на самом деле случится.       Но это случилось.       Вторая война Z началась. Двадцать три миллиона зараженных — это оказалось слишком много для мира, уже давно имеющего дело только с живыми мертвецами, восстающими из льдов по весне. Демилитаризованная зона пала — пост в Пханмунджоме буквально затопили живые мертвецы, солдаты, охраняющие его, не справились с таким огромным количеством нападающих.       Во многих местах они перебрались и через стену. Зомби не беспокоила колючая проволока, так что они могли скапливаться у ее подножия, забираясь друг к другу на головы — до тех пор, пока самый верхний не перевалится на другую сторону. Много было и тех, что, освободившись, двинулись не в сторону Южной Кореи, а в сторону Китая — и страна, где появился нулевой пациент, столкнулась с мертвецами, за десять лет изголодавшимися без плоти живых…       Но я убежден — Вторая война не продлится долго. Если бы после нее прошло много лет, непосредственные ее участники погибли, и каждый человек снова поверил бы, что ему больше ничто не угрожает, все вышло бы куда хуже. Разве страшны двадцать три миллиона — или даже сорок шесть — тем, кто имел дело с сотнями миллионов?       Китай снова защищает восстановленная Великая Стена, а значит, мертвецам не так просто будет добраться до жилых кварталов. Возможностей путешествовать стало меньше — меньше самолетов и поездов, больше закрытых границ, но это значит, что вирусу не так легко будет распространиться по миру. А герои — защитники Героического Города, японцы из Охранного общества, те, кто прошел Йонкерс, Холм Одного Дерева, другие места, где шли бои, снова возьмут в руки оружие.       И я тоже.       Мир еще не стал таким безопасным, как раньше, но, возможно, в этом — наше спасение.