* * *
Когда у Руслана вот так горели глаза – это было изумительно. Светло-серые, они будто бы вспыхивали миллиардами мелких кристаллов и алмазов, переливались в лучах света и завораживали. Преображались в такие моменты не только глаза, но и все лицо – губы растягивались в легкую, но такую искреннюю улыбку, а брови чуть-чуть приподнимались от восторга или радости – в зависимости от эмоций, которые испытывал парень. И Миша любил такие моменты. Вихлянцев может быть разным – впрочем, как и Миша – но у него это получается с толикой непонятного очарования и даже, можно сказать, волшебства, ибо каждая грань его характера будто бы отдельная Вселенная. Или это просто напросто особенность всех интеллигентов? Кшиштовский уже не раз задавал себе такой вопрос, но ответа на него не смог найти и по сей день. Руслан может быть спокойным и сосредоточенным, он может быть романтично-расслабленным или же возбужденно-напряженным – и это уже зависит от настроения, а также – что немало важно – от самого Миши, его присутствия рядом и настроения. Хотя порой бывают такие моменты, когда в Усачеве могут сочетаться сразу несколько граней его характера, и, если честно, это порой пугает Психодозера, потому что такие моменты и завораживает с одной стороны, а с другой хочется потрясти питерца за плечо и спросить о его состоянии. Что и происходило сейчас, когда, поднявшись с утра, парни, почти синхронно завалились в ванную комнату, и темноволосый заявил, что сегодня подстрижет Кшиштовскому бороду. Удивление последнего сопровождалось каким-то нечленораздельно-удивленным звуком, странно-веселым выражением лица и абсолютным незнанием, что на это отвечать и как реагировать в принципе. - Да не бойся ты, в самом деле, - выдыхает Усачев, облокачиваясь на косяк двери, - не изничтожу же я весь волосяной покров на твоем лице. Кшиштовский в последнем заявлении очень и очень сомневался, учитывая, что Усачев выглядел хитро и как-то слишком бодро для утра. Впрочем, ничего удивительного в опасениях бородатого видеоблогера не было – растительность на его лице была неким спасением от комплексов, ведь без нее он выглядел достаточно экстравагантно, поэтому терять бороду даже из-за веселого настроения и неаккуратности Усачева он не слишком спешил. Однако глаза Руслана были такие… странные, такие притягивающие, что Кшиштовский не смог отказать.* * *
К удивлению, Усачев справлялся со своей идеей на отлично, никаких претензий у Кшиштовского в адрес своего любовника не последовало. Аккуратно, хотя Руслан немного переборщил и подрезал больше, чем нужно, но это выглядело гармонично и так, как надо – Миша не смог возмутиться. А еще он до сих пор не смог понять, что же такое двинуло в его светлый мозг. Но Кшиштовский забывает обо всем, когда Усачев сам его целует, прижимаясь к нему и сцепляя руки за спиной парня. Психодозер выше и это дает преимущество. А еще их обоих ведет от этой близости – и Миша прижимает Вихлянцева к стене, практически подминает, и Руслан удивляется: как в этом худощавом парне столько сил? Вздох – и Психодозер ловит каждое движение Усачева, переходя поцелуями на шею. Хрип – и Руслан сам прижимается к любовнику, выгибая шею для поцелуев. Полустон – и Мишу срывает ко всем существующим и несуществующим ругательствам и толкает брюнета в сторону спальни – негоже непотребствами в неудобных местах заниматься. Поцелуй-укус, рывок на себя и хриплый стон, который заглушается в страстном поцелуе. Футболка оказывается далеко на полу, а Кшиштовский наслаждается телом любимого человека. Ведет ладонью от живота до шеи, лаская прикосновениями, и заворожено улыбается, а после по тому же маршруту назад. Усачев немеет, подается вперед на прикосновения, и плавится, плавится, плавится, кусая почти в кровь пухлые губы. Миша двигается аккуратно-спокойно, переходя на страстные и глубокие толчки, выбивая из Руслана почти крики, и это слишком сносит голову. Слишком близко и кажется, что все это сплошной сон, яркий и слишком остро ощущающийся на коже покалыванием от возбуждения. Кареглазый прижимает любовника за талию, выгибая его на руках – будто бы тот сломается надвое – и уже не осторожничает, а занимает его полностью, отдаленно, сквозь возбуждение, слыша хлюпанье и стоны. У Руслана в такие моменты просто незабываемые глаза – они уходят почти в ярко-голубой, затягиваются пеленой соблазна и похоти, просят еще-еще-еще, потому что Вихлянцеву мало и ему надо больше. И Миша дает – очерчивая ребра, его живот, а затем надрачивает, внимательно следя за реакцией брюнета. Будто бы личный фетиш – хотя кто это отрицал? Усачев во время оргазма невообразимо выгибается и будто бы теряет голос – с приоткрытого рта рвется громкий стон, но он не озвучивается, лишь застревает комом в горле, зато, когда Кшиштовский целует его, тот будто бы вновь оживает и стонет в поцелуй, обнимая бородатого и зарываясь в его волосы на затылке. Это просто волшебно, это чудесно и выворачивает все эмоции наизнанку, создавая из них оголенный провод – коснись и сгоришь. И они сгорают.* * *
- Мы так опоздаем, - изрекает Усачев, смотря в потолок и дыша тяжело после выворачивающего оргазма. Миша замучено-довольно улыбается, обнимает брюнета и утягивает в свои теплые костлявые объятия. – А в принципе, можно и пропустить, - соглашается с невысказанной мыслью сероглазый, отвечая на теплый поцелуй любовника.