***
В больничной палате тихо настолько, что Чонгук слышит щебет птиц за окном и звонкий смех детей, доносящийся с соседнего квартала, где находится школа. Но куда больше его волнует тихое сопение, патокой ласкающее слух. Парень никогда и подумать не мог, что звук чьего-то дыхания может так успокаивать, радовать, заставлять улыбаться. Но Тэхён дышит, и Чонгук готов взорваться, осыпая комнату серпантином и конфетти. Правда, негу нарушает нудное пищание прибора, жужжание прочей подключённой техники. Мешает и капельница, игла которой воткнута в бледную руку, мешая обнимать бессознательное тело так, как хочется. А хочется крепко, хочется близко, хочется так, чтобы тело впитывало чужое тепло, отдавая своё взамен. Но нельзя. Тэхён похож на изломанную куклу. У него нет серьёзных повреждений вроде сломанного позвоночника или сотрясения мозга, но всё это компенсировали ушибы и ссадины, синяки, несколько переломов, вывихов, порезов. Врач сообщил, что бонусом к этому идёт медленное восстановление. Организм был измучен недоеданием и бессонницей, поэтому времени прийти в себя потребуется намного больше. Чонгук понимает, он сам из-за экзаменов в туалет сходить времени не находит, а Тэхёну и подавно некогда потакать слабостям организма, ведь парень желал отлично сдать экзамены, чтобы без проблем идти по жизни дальше. Вот только теперь его экзамены переносятся, а сам Тэхён лежит на больничной койке, подключённый к аппаратам, следящим за его состоянием, и напичканный снотворным. Чонгук боится даже коснуться своего друга, а ведь так хочется. Хочется вновь увидеть лучистый взгляд, широкую улыбку, хочется услышать басовитое «Чонгукки», хочется почувствовать тепло объятий, руку, ерошащую волосы. Чонгук просто хочет, чтобы всё было как раньше. Но Тэхён в больнице почти месяц и весь этот месяц он проспал. Не совсем весь, конечно, но большую часть времени парень под действием препаратов находился в объятиях Морфея, потому что во сне организм восстанавливается быстрее, потому что во сне мозг переключается, откидывая боль, тошноту, слёзы. Чонгук смотрит на безмятежное лицо, с которого только недавно сошли жуткие фиолетово-зелёные синяки, и думает о том, что готов подождать ещё немного, лишь бы после, когда Тэхён откроет глаза, он не чувствовал себя отбитым куском мяса.***
- Ты снова был у него. Это не вопрос, простая констатация факта. Чонгук садится за стол и кивает, подтверждая чужие слова. С губ рвётся тяжёлый выдох, рука тянется к домашнему имбирному печенью, приготовленному матерью. Та сидит напротив, греет ладони о чашку жасминового чая, но недолго. Через секунду женщина уже суетится, хлопая дверцами шкафчиков. Чонгук не сразу понимает, что происходит, а после смеётся, когда перед ним появляется огромная пузатая кружка с мордой кота на боку, полная какао. - Спасибо, ма. - Как он там? - Всё хорошо. Врачи говорят, что с завтрашнего дня перестанут пичкать его снотворным, чтобы организм приходил в себя. Большая часть побоев залечена, рёбра вроде бы в норме. Ему придётся там ещё поваляться, но уже в сознании, что меня радует. Я соскучился по нему. - Всё будет хорошо, крольчонок. Я уверена, что он быстро встанет на ноги, и вы снова будете доводить меня, носясь по всему дому, потому что не поделили последний кусок пиццы. Чонгук смеётся негромко и кивает согласно, улыбаясь. У него уже составлен целый план для того дня, когда Тэхёна выпишут. Они будут долго гулять в парке, потому что свежий воздух полезен, и есть много мороженого или сахарной ваты, потому что от сладкого у Тэ всегда поднимается настроение. Потом они пойдут в кино на боевик, который Тэ ждёт уже как несколько месяцев с момента запуска рекламы о его выходе. Следом поход в ресторанчик, где они обычно с Тэхёном объедались всякой всячиной, а после - ночёвка у Чонгука, потому что отпустить друга домой после столь длительного периода без общения смерти подобно. - Чонгук? За своими мыслями парень и не заметил, как менялись эмоции на лице матери, как она смотрела на него с волнением и чем-то таким, что различить невозможно было. Не видел он и того, как женщина сжимала чашку всё сильнее и сильнее, пока суставы пальцев не резануло болью, из-за которой пришлось ослабить хватку. Но вскинув взгляд после окрика, Чонгук заметил внутренние метания матери, заметил её волнение и то, как она словно хочет спросить что-то, но не решается. Вскинутая в недоумении бровь, в ответ - поджатые губы. Между ними всегда было полное доверие, но сейчас Чонгук видел, как мать ломает что-то изнутри, как она хочет что-то спросить, но как будто боится это делать. Словно не хочет знать ответ на свой вопрос. - Не стоит надумывать. Ты можешь просто спросить, - осторожно подтолкнул Чонгук. Секунда. Две. Три. - Ты ведь не причастен к исчезновению Соён? Негромко, на грани шёпота, с дрожью в голосе. Потому что не хотелось в это верить. Потому что не хотелось подозревать любимого сына. Потому что женщина не хотела, чтобы Чонгук подумал, что она в нём сомневается, но… Всё-таки грызло что-то изнутри. Что-то, похожее на догадки. Соён всегда крутилась рядом с Чонгуком, тот часто жаловался матери на прилипчивую девчонку, но не обращал на неё внимания. «У меня ТэТэ-хён есть, на кой чёрт мне эта идиотка», - обычно говорил Чонгук. А потом Тэхён попал в больницу в критическом состоянии из-за потери крови и многочисленных травм. Чонгук сам не свой ходил, метался по дому, по своей комнате как тигр в клетке. И госпожа Чон вспоминает, что в себя сын пришёл именно тогда, когда, по словам следователя, исчезла девушка. Может ли быть так, что Соён как-то причастна к тому, что случилось с Тэхёном, ближе которого у Чонгука не было никого помимо семьи? Может ли быть так, что Чонгук решил… Отомстить? Чонгук закатывает глаза и ничего не отвечает, принимаясь грызть печенье, запивая его какао. Взгляд его скользит по переплёту книги, которую мать читала до его прихода, по холодильнику, украшенному магнитиками. Один из них довольно жестокий. Мышонок Джерри держит в руках топор, а кот Том валяется рядом со звёздочками вокруг головы и крестиками вместо глаз. Уголок губ нервно дёргается, желая выдать однобокую нервную усмешку.Она кричала. Громко, надрывисто, визгливо. Умоляла не трогать, отпустить, простить. Визжала, словно Чонгук резал её ножом, хлюпала разбитым носом, размазывала по щекам кровь со слезами и потёкшей тушью, напоминая шлюху, которую только что изнасиловали и бросили в грязной подворотне, провонявшей гнильцой из мусорных баков, плесенью и канализацией. От её вида Чонгука тошнило, от криков болела голова, но он не останавливался. Потому что эта сука заслужила. Это она подговорила каких-то своих друзей превратить Тэхёна в кровавый фарш. Это она наврала им что-то о том, что он её обидел, оскорбил прилично. Это она пообещала им деньги, если кто-то из них случайно перестарается, и Тэхён больше не поднимется с земли. Это она, пьяная, может быть даже под таблетками, смеялась визгливо, рассказывая подружкам в клубе, что «чёртов педик, крутящийся под ногами» устранён, что теперь-то Чонгук будет принадлежать ей. Чонгук никогда не опускался до того, чтобы бить девушек, но только не в этот раз. То ли потому что алкоголь уже гулял в крови, то ли потому что границы в мозгу стерлись, и пол потерял значение. Чонгук не особо понимал, что будет делать, когда пробирался через толпу к выходу, куда девчонка вышла покурить. Но когда она увидела его и тут же выкинула сигарету, одёргивая топ, который ничего не скрывал, и начала строить из себя пай-девочку, когда протянула ненавистным голосом «Чонгукки, как я рада тебя видеть», он просто не сдержался. Он ударил её наотмашь, так сильно, что она упала. Звук, с которым её голова ударилась о стену, звоном отпечатался в ушах, но этого было мало. Чонгук схватил её за волосы и вздёрнул на ноги, игнорируя визгливое «пусти, больно!». Но он не отпустил. И не остановился. Бил и бил, пока её лицо совсем не скрылось за разводами крови, пока не стихли визги, не обмякло тело. Так хотели звёзды. Если бы она пошла курить в туалет или на улицу перед официальным входом, то всё могло бы быть по-другому. Чонгук ничего бы не сделал, его бы остановили толпящиеся там остальные посетители. Но Соён выбрала чёрный ход, потому что там никогда не бывает толпы и никто не липнет. Это было её ошибкой. И удачей Чонгука, потому что никто не видел, никто не слышал. Никаких свидетелей. Может быть, никто и не нашёл. По крайней мере, сразу.
- Чонгукки? Взволнованный голос матери вырывает из мыслей, и парень выпрямляется, взгляд приобретает осмысленность, фокусируется на побледневшем лице женщины. - Мам, ну ты чего? - Чонгук улыбается, а после смеётся коротко и тянется через стол, обхватывая ладонь женщины своей. - Это же не кино, хотя копы и были похожи на тех придурков из американских детективов. Как ты себе это представляешь? Что я пробрался тайно ночью в её квартиру и придушил розовой подушкой, а после закопал под яблоней в саду? Или что охмурил, повёз в пригородный отель, где опоил и кинул в ванну, полную пираний, которые не оставили от неё даже косточек? Ах, нет, подкараулил её в переулке и застрелил из папиного пистолета. Пристукнул кирпичом по голове, ибо возмездие во имя Луны. Женщина замирает, всматривается в его глаза, а после выдыхает шумно, облегчённо. И смеётся. - Во имя Луны? - Вот чёрт… - А помнишь… - Не помню! -… как ты бил детей лопаткой, крича эти слова, потому что считал, что они - зло, посягающее на твои игрушки? Чонгук краснеет до ушей, стремительно допивает какао и подскакивает к смеющейся матери, чмокая её в щёку. Пробормотав «всё, я устал, пойду бездельничать, пока ты ещё чего не вспомнила», парень выбегает из кухни под смех матери и спешно поднимается на второй этаж, запираясь в своей комнате. «Она мне это и в сорок лет припоминать будет, смущая», - возмущённо думает парень и падает на постель. Вот только в тишине и полумраке все эмоции схлынули, оставляя после себя пустоту в душе. Повернув голову, парень уставился в окно, рассматривая темнеющее небо. Солнце давно зашло, раскрашивая звёздное полотно в последний раз. Фиолетовый. Некоторые говорят, что это цвет психопатов. Что ж, Чонгук не зря чувствует умиротворение, глядя на постепенно чернеющую полосу, которая сливается с остальной темнотой небесного свода. Перед глазами вновь картина из той подворотни и кажется, что комната набита этим же затхлым запахом. От этого тошнота подкатывает к горлу, и Чонгук подрывается с постели, распахивая окно. Он не знает, какие травмы нанёс девушке, выжила ли она после всплеска его ярости и неконтролируемой злости, но уверен, что этой суке вряд ли повезло так же, как Тэхёну, которого подобрали какие-то ребята. Чонгук действительно не знает, где она, что с ней, жива ли она или валяется где-нибудь в дешёвой больнице в коме без документов и прочего. Под утро её точно кто-нибудь нашёл, ведь там мусорные баки стояли, кто-то из работников этого клоповника должен был хоть раз вынести мусор после закрытия. Но раз её ищут, дело могло кончиться совсем хреново, и надо бы чувствовать угрызения совести, но Чонгуку плевать. Эта идиотка из-за отсутствия мозгов чуть не убила Тэхёна, пусть и не своими руками. И из-за чего? Из-за того, что подозревала, что Тэхён мешает её счастью, что из-за Тэхёна, который «втягивает Чонгука на голубую дорожку», Чон и не видит её, такую распрекрасную умницу и красавицу, которая хочет быть с ним только из-за большой и светлой и никак иначе. Эта идиотка серьёзно думала, что если Тэхён умрёт, то Чонгук начнёт с ней встречаться. Совсем тупая. Как можно вообще прийти к таким умозаключениям? «Ничего удивительного. Ума-то там как раз и нет», - проносится в голове. А самое забавное - обвинения девушки в отношении Тэхёна. Педик, извращенец, посягающий на невинного Чонгука. А ведь именно Чонгук был тем, кто первый влюбился, тем самым «педиком и извращенцем», который толкнул чистого, светлого и невинного Тэхёна не на ту дорожку. Сколько он увивался рядом? Сколько разведывал чужое отношение к подобному? Сколько мялся и топтался на месте, не зная, что делать со своими чувствами, стоит ли рисковать и признаваться или лучше оставить всё, как есть? А потом рискнул всем, что имел, признался, открылся. И сорвал джекпот. Чонгук вспоминает фильм, где маньяк убил всех родных и близких девушки, её парня, потому что считал, что если у неё не останется никого, она согласится уйти с ним. Видимо, Соён была такая же ёбнутая, только без справки из психушки. И Чонгук на самом деле не лучше, потому что опустился до того, что сделал. Пожалуй, мама не должна об этом узнать. И Тэхён тоже. Чонгук и без того чувствует себя виноватым, хотя умом и понимает, что просто отплатил той же монетой. Вот только его с детства учили быть выше этого, а он поступил столь подло и низко. Но иначе не мог. Эта идиотка могла попытаться снова, а Тэхён всё равно бы не стал писать заявление, потому что слишком добрый. Чонгук мог бы надавить, конечно, но вряд ли Ким разглядел кого-то в тёмной подворотне. Не до разглядывания лиц, когда тебя лицом прикладывают об стену, ломая нос, а после валят на асфальт и начинают пинать ногами. «Ничего. Теперь всё будет хорошо. Осталось только дождаться выписки Тэхёна», - думает Чонгук и улыбается.***
Тэхён был растроган, очень растроган. Он не ожидал, что встречать его в больницу приедут не только родители и Чонгук, но и мама Чонгука. Женщина обнимала его, как родного сына, улыбалась тепло и радовалась, что он быстро поправился, что с ним всё хорошо, что нет никаких серьёзных последствий. Родители Тэхёна и вовсе чуть не придушили сына, зажимая кольцом в объятия. Все были удивлены сдержанной реакции Чонгука, который пожал чужую ладонь и тут же отпустил её, улыбаясь. - Рад, что ты снова на ногах, - довольно сухо произнёс Чонгук. - Я тоже этому рад, - отозвался Тэхён, пристально вглядываясь в чужие глаза, но не видя там ничего. В итоге этот день прошёл не так, как планировал Чонгук, потому что родители потащили детей отмечать этот день в какое-то занудное кафе, где маленькие салатики и переслащенные пирожные. После была прогулка по парку, но вновь с родителями, которым вдруг приспичило погулять, а потом родители Тэхёна уволокли парня с собой домой, потому что «слишком слаб, и так долго гуляли, потом увидитесь». Чонгук не мог ждать. Он и так ждал слишком долго. Выбраться из дома не было проблемой, доехать до дома друга - тоже. Вглядываясь в чёрные окна, принадлежащие Тэхёну, Чонгук достал мобильный, надеясь, что тот не будет слишком зол, если сообщение его разбудит. «Хён, выйдешь?». Но Тэхён не был зол. Когда он вылетел через пару минут из подъезда, Чонгук и вовсе решил, что парень сидел прямо под дверью своей квартиры, крутя в руках телефон и дожидаясь звонка или сообщения. Растрёпанный, запыхавшийся, раскрасневшийся. Озираясь вокруг, Тэхён заметил Чонгука и тут же подбежал к нему, крепко обнимая. И на этот раз Чонгук обнял в ответ. Обнял крепко, прижимая к себе и утыкаясь лицом в чужую шею, вдыхая не выветрившийся запах медикаментов и геля для душа, запах чистой кожи, самого Тэхёна. Тэхён выдыхает шумно, когда чувствует скользящие по коже губы, поцелуй за ухом, сползшие чуть ниже пояса горячие ладони, пробравшиеся под куртку. От чужой близости туманится рассудок, а щёки начинают предательски краснеть от смущения и волнения. - Чонгукки… Любимый бархатный низкий голос заставляет негромко заскулить от переполняющих бурлящих эмоций и отстраниться. Уперевшись своим лбом в чужой, Чонгук заглядывает в сверкающие глаза и улыбается. - Прости, что был так холоден. Но когда я увидел тебя живого, стоящего на ногах, я просто… Если бы я только обнял тебя, то уже не смог бы остановиться. Подхватил бы на руки, закружил, зацеловывая твоё лицо, шепча, как люблю тебя, как рад, что с тобой всё в порядке. Думаю, родители были бы… - … в шоке, - шёпотом заканчивает Тэхён и улыбается счастливо. И губы у Тэхёна горьковатые, словно впитали в себе привкус всех лекарств, которыми его пичкали, но Чонгуку нравится. Прижав к себе любимого человека, он совершенно не думает о том, что их кто-то может увидеть, что Тэхён слишком легко одет, что телефон надрывается, потому что маман засекла его побег и требует возвращения домой. Он просто целует его и чувствует себя счастливым, чувствует жар, разливающийся по телу из-за бешеного стука сердца, качающего кровь. Тэхён отвечает смазано, сбито и жадно, целует жарко, потому что соскучился, потому что мало, хочется ещё. Он цепляется руками за его плечи, обнимает, сцепляя пальцы в замок за спиной, льнёт котёнком, постанывает сладко и смеётся коротко, когда они сталкиваются носами. Его смех любимый, приятный, заразительный, и в итоге поцелуи прерываются, потому что Чонгук тоже начинает смеяться, когда Тэхён утыкается носом ему в щёку, хихикая и смешно фыркая. - Я люблю тебя. Очень сильно люблю, Тэ. Думал, с ума сойду, когда всё это произошло. Сначала твоя отключка, потом осмотры и искусственная кома, жуткие медицинские термины и сухое «вы ему не семья, увидеть его не можете». Я на стену лез, так боялся, что осложнения, что что-нибудь серьёзное. А если бы ты умер? Или провалился в настоящую кому? А если бы ты забыл меня из-за какой-нибудь травмы головы? - Глупый. Мы же не в фильмах. Тэхён заставляет замолчать, коротко целуя в губы и заглядывая в глаза. Чонгук фыркает, потому что последние дни только идиотский фильм и напоминали вообще-то. Но вспышка раздражения гаснет, потому что Тэхён снова целует, а после отстраняется. - Мне нужно возвращаться домой. Маман сказала, что никуда меня из дома не выпустит. Жду тебя завтра с играми, фильмами и пиццей. Будешь лечить меня от скуки. А ещё ма приготовит твои любимые пирожки с мясом. - А, ну если пирожки, то приду. Чонгук хмурит брови, кивает серьёзно, делая вид, что всё только ради еды, и Тэхён снова смеётся. Звонко, громко, так красиво. Этот смех хочется сцеловать, что Чонгук и делает. Но всему хорошему приходит конец, потому что Тэхён начал мёрзнуть, а маман Чонгука всё ещё забрасывает его сообщениями. Они обнимаются в последний раз и расходятся с пылкими заверениями, что завтра обязательно проведут день вместе. На следующее утро на часах нет и десяти, а Чонгук, пущенный мамой Тэхёна, уже будит своего любимого поцелуями, чувствуя, как сердце пропускает удар от родной сонной улыбки.|End|