Я буду носить тебя на руках

Няншир. Я чуть не завыл от отчаяния, жадно осматривая его. Живой! Обнажен… Красив до одурения. Но руки скованы спереди наручниками, губы разбиты и взгляд совершенно больной. Садир пихает его, и Клён падает на колени возле меня. Чем его накачали, что он не в ладах с координацией? Беленький… сердце сжимается от боли. Во что я втянул тебя, любимый? Подползаю к нему, касаюсь плеча, кожа горячая на ощупь и нездоровый румянец на щеках. - Что вы с ним сделали? – спрашиваю, с ужасом наблюдая за плавающими зрачками Жени, он облизывает сухие губы и едва заметно раскачивается, шепча: «Мурка». - Он не хотел подчиняться, даже ошейник не давал нужного эффекта, - Садир почесал себя за ухом и ухмыльнулся. – Пришлось утихомирить другим способом. Несколько лекарств смешанных в определенных пропорциях - и убойная доза этого коктейля усмирит любого упрямца даже с его метаболизмом. Значит, они знали о его особенностях. Плохо же ты хранишь секреты, Нарсис. А Ристиш скорее всего давно это все задумал, после того как с планеты нас забрал… Умен, падла. Сажусь на пол возле беленького и трясу того за плечи, он словно не видит меня, глаза блуждают, тело вялое. Ристиш смотрит на нас с презрением и злорадством. Мой взгляд мечется с кузена на Садира и на запертую дверь. В таком состоянии на побег нет шансов, на обоих ошейники, Клён в прострации. Будь все проклято! Кузен делает шаг к своему любовнику, тот притягивает его за талию и проводит языком по шее, потом жадно целует. Сволочи! Для них это просто игра, развлечение! Ристиш отрывается от Садира и бросает мне: - Трахни свою зверушку Няншир, а мы посмотрим. Иначе твой брачный сезон добром не закончится! Тело все еще требует свое, братик? Я в курсе твоих анализов крови, последние дни пошли, а потом ты будешь свободен от этой постыдной связи!.. Воспользуйся шансом, возможно, к любовнику ты прикасаешься в последний раз! Твари! Как же я… и возбуждения уже не скрыть, когда Клён так близко. Заливаюсь румянцем стыда, на душе паршиво. Мне до боли хочется прижаться к нему, но я могу сейчас контролировать этот голод. Обнимаю Клёна, глажу по спине и говорю: - Я не буду его насиловать… - Правильный какой, - Садир демонстративно оголяет запястье, на котором надет браслет управления, и нажимает кнопку. Женю выгибает, он падает на бок, сворачивается в позу зародыша и мелко дрожит. Это страшно! Я кричу в голос, ругаюсь… в ушах звон… прижимаюсь к беленькому, чувствуя его муки, и внутри поднимается темная, мутная ненависть! Я решаю, что если выживу, выберусь, то вырву горло им обоим! - Останови это! Я все сделаю!! – кричу, смотря в водянистые желтые глаза, и он прекращает пытку. Взгляд застилает пелена и горячие капли падают на грудь, понимаю, что это слезы. - Мурка… - шепчет Клён, наклоняюсь и еле слышу: - Тяни время… - Я здесь, любимый, - сделаю, что смогу, ведь нас должны искать, в конце концов. Ристиш кривится от моих слов. Бережно беру беленького на руки, делаю два шага и кладу на постель, отпуская на волю собственное голодное желание. Они хотят видеть нашу близость? Пусть подавятся! Мне нечего стыдиться… Забираюсь на кровать сам и глажу белую кожу, очерчиваю линию скул и подбородка. Женя лежит безвольно и меняет оттенок в цвет черно-зеленых простыней, видимо мимикрия срабатывает неосознанно или из-за лекарств он не может управлять телом. Запах свежего дождя едва уловим. Он тянется ко мне скованными руками, чуть мазнув ладонями грудь, от прикосновения идет сладкая волна по телу. - Мурка… прости, они здорово меня накачали, - шепчет, а я перехватываю его руки и осторожно вытягиваю над головой, попутно ощупывая натертые запястья и оглаживая мышцы. – Я тебя почти не вижу… Шири… этот двухвостый мудак, обколол меня так, что сил нет никаких. - Знаю, Женя, знаю… не говори ничего… - шепчу и целую, он отвечает жадно, настойчиво и, когда мы прерываемся, спрашивает на грани слышимости: - Сбежать сможешь? - Нет… - Делай, что они говорят. Все, чтобы выжить… - Прекрати шептаться и займись делом! – рявкает Садир и они с кузеном устраиваются на диванчике, демонстративно теребя браслеты. Сосредотачиваюсь на Клёне, мне не нужно ничего симулировать, стоит только прикоснуться к нему, как вся кожа начинает гореть и кровь превращается в лаву, а желание накатывает волнами, отдаваясь в паху. Трусь носом о цветную щеку, оглаживаю сильные бока и живот. Он совсем не возбужден, но гладит в ответ скованными руками. Меня затопляет острая нежность, переполняющая изнутри, и от безнадежности положения слезы наворачиваются на глаза. Как я его буду любить при этих двух выродках? Да и он не хочет меня сейчас, видно же. Он вдруг притягивает меня к себе, целует глубоко и страстно. - Если у меня не стоит, это не значит, что я тебя не хочу… - выдыхает в губы. – Просто сделай это, мурка, я тебе верю. Верит. Меня в жар бросает от его голоса и ласковых прикосновений. Как он сказал? Главное выжить! Тогда мы выживем вместе, а потом порвем обидчиков на ленточки! Брат и отец уже ищут нас, надо только подождать, продержаться. Вылизываю меняющую цвет кожу, ласкаю соски руками… Во мне столько нежности, и она льется из меня через прикосновения, осторожные поглаживания заводят не хуже страстных поцелуев, я бы гладил и нежил его бесконечно, ловя сорванное дыхание, но надсмотрщики не дадут этому свершиться. Клён призывно раздвигает ноги, допускает ближе, льнет доверчиво, ерошит волосы и теребит уши. Он полностью расслаблен подо мной, доверяет, позволяет, и мои слезы капают на его грудь. - Ну что ты, мурка… мурочка… не думай ни о чем, есть только ты и я… - жаркий шепот и сладкое: - Муреееооночееек… У меня все дыбом встало только от его ласкового шепота, трусь стояком о его пах, мне хорошо от ощущений, но больно в душе. Не смотрю на наших мучителей, смотрю в глаза Клёна, которые постепенно проясняются, он все понимает без слов, обхватывает меня ногами и откидывается на подушки. У меня руки дрожат, когда я плюю себе на ладонь и смазываю слюной вход в его тело. Этого мало и будет больно… Дрочу себе, собирая смазку с члена и снова увлажняю, растираю, разминаю Клёна. Страх притупляет возбуждение, и я со стоном вхожу в него, чувствуя, как сопротивляется тело подо мной, замираю, держу его одной рукой под поясницу, а другой за бедро, медленно и неторопливо начинаю движение. Он дышит ровно, но по прежнему не возбужден, а мне все равно слаааадко! И я ненавижу себя за это! Проникаю в него до конца и нежно целую в плечо, а он обнимает меня за шею скованными руками и возвращает нежность губами в поцелуе. Мы не спешим, не выказываем страсть… мне хорошо… и мерзко… и больно. Люблю тебя. Движения размеренные, плавные. Возбуждение в крови липкое, густое и впервые вызывает раздражение. Хочу скорее кончить, чтобы прекратить этот спектакль, ведь мой партнер не испытывает почти ничего. При таком раскладе весь половой акт теряет смысл, просто механические движения для получения разрядки. Если я не могу доставить ему удовольствие, то это не более чем совокупление. Клён чувствует мое состояние, его кожа снова становится молочной, глаза прикрыты, ресницы дрожат, и он облизывает губы, притягивает меня к себе и кусает за плечо, сильней сжимает ногами, направляя, делая движения навстречу, насаживаясь, помогая кончить. Всхлипываю, весь дрожу, волна идет по телу и оргазм накрывает с головой. Хлещу себя хвостами и шепчу: «Прости»… и меня вдруг ослепляет вспышка боли. Взмявкиваю и падаю на бок на кровать, успевая выйти из Клёна. Ристиш злобно жмет на кнопку… Сука! Пока меня колбасит, Клён молнией вскакивает с постели и кидается на ублюдков. Беленький отбрасывает Ристиша, попутно давая в морду кузену, сшибается с Садиром, они переворачивают диван. Боль прекращается и, пока я очухиваюсь, Женя успевает пройтись по болевым точкам серого кота. Двухвостый словно не замечает этого, скалится и нападает, разукрашивая беленького ранами. Клён не остается в долгу, бьет по ребрам, в горло, выбивает шахису плечо из сустава, рассекает бровь и оранжевая кровь заливает лицо Садира. Они останавливаются, оба тяжело дышат. Клён в боевой стойке, Садир сплевывает кровь, скалится и нажимает на кнопку в браслете. Человек шипит и оседает на пол, я, было, дернулся к нему на помощь, но меня остановили тем же способом. Мы на поводке оба… а поводок у садистов-наркоманов… Когда боль проходит, вижу, как Садир уносит Клёна, взвалив на плечо, а довольный Ристиш подходит ко мне. - Куда он его? - хрипло спрашиваю, скребя ошейник когтями, всю кожу на горле себе изодрал и не заметил. - Я пообещал его Садиру. Он умеет приручать бешеных зверей. – Кузен вальяжно садится на кровать, от запаха конфет тошнит. - А с тобой поразвлекаюсь я, и учти, если будешь сопротивляться, то расплачиваться будет твоя шлюха. Все просто, пока я доволен - твой инопланетник жив. Он произносит команду, зеркало светлеет и показывает другую комнату, туда как раз заходит психованный серый шахис и сваливает Клёна на пол около железной рамы для растяжки со свисающими с неё кожаными ремнями. У меня темнеет в глазах от злости, ненависти и мерзости происходящего. - Гнида! Ему Садир поставит те же условия?! – меня трясет, ведь знаю, что беленького можно заставить подчиняться только шантажом. Ристиш осклабился, схватил меня за лодыжку и притянул к себе. Пинаюсь, но он хватает и другую ногу. Рычит. - Будешь сопротивляться - и я заставлю Садира включить ошейник, пока он будет иметь Клёна во все дыры!! Замираю… расслабляюсь, становясь послушной куклой. Кузен видит мою перемену, вцепляется в волосы, подтаскивает к себе и жадно целует, проталкивая свой язык в рот. Не сопротивляюсь, мне просто противно, гадко… хочется укусить, чтобы он не касался моих губ, но не могу.… Отпускает, отталкивает от себя. - Так-то лучше! А теперь в кровать, на четвереньки, прогнулся и хвосты задрал! Вскарабкиваюсь на постель, встаю, как сказали. Во мне сейчас все умерло и холодно внутри, противная дрожь сотрясает тело, но я сжимаю зубы… Всё, чтобы выжить… Я помню любимый… только и ты постарайся… я в тебя верю. Дышать, дышать… когда кузен уже раздетый вскарабкивается сзади и жадно лапает бедра. Дышать, ощущая слюнявые поцелуи на спине. Не блевануть, когда чужие руки по-хозяйски мнут мошонку, вялый член и дергают за хвосты. Только руками вцепиться в простынь и дышать… Он льет мне масло на ягодицы, заботливый сукин сын, трет и лапает, говоря какой-то мерзостный бред, а потом вгоняет свой член так, что я задыхаюсь, и вцепляется в волосы, заставляя прогнуться и сразу берет бешеный темп. Закрываю глаза, сжимаю зубы, хотя хочется просто сдохнуть от унижения… но нет, нет, я лучше подожду и перегрызу тебе потом горло… кузен.