Пятилетка за три дня

У Отабека было две пятилетки и грандиозные планы. Вообще изначально это не было задумано как пятилетка и не было дурацких ассоциаций с СССР и выполнением и невыполнением плана. Была только цель. И музыка, конечно, куда без неё. Это уже потом, когда Юра держался за его спину на мотоцикле, Отабек понял, что аж пять лет прошло. Пятилетка. Можно шуток нашутить. И вон как. Справился, уложился. Такие бы достижения и в настоящие пятилетки, а. А то в тех не всегда все было хорошо. Но Отабек-то ответственный. У него хорошая пятилетка. И с музыкой всё сложилось круто, и Юрка другом стал. Вторая пятилетка была так названа в шутку. Если уж и шутить про себя, то как-нибудь хуево. Кто вообще знал, что эта пятилетка понадобится. Никто не знал. И Отабек не знал. Посмотрел на Юру, поговорил с ним и понял – нужен план. Юра-то, такой, какой нужен. Прям вот… Сильнее музыки этой его бухнуло. Юра сам как музыка. И для ушей и для сердца. Пятилеткой назвал в шутку, а потом осознал, что, возможно, раньше ничего и не получится. Если вообще зайдет. Вот такую пятилетку в СССР не надо. А то всё непонятно и неясно. Юре-то друг нужен, а не вот это вот всё. Это всё Отабеку нужно. Очень нужно. Прям чешется. Но Отабек думает: «Прорвемся. Не впервой» Юра дружить хочет. И Отабек хочет. Как не хотеть-то. Круто. Дружить. А остальное потом можно. Пятилетка же есть. Юра только про неё ничего не знал. У Юры свои единицы измерения. Отабек понимает, что что-то идет, не так и как-то аномально быстро. То ли Отабеку это так кажется, то ли Юра не понимает, что творит. Второе вероятнее. Глаза так блестят, и смотрит так, что всё вокруг заглушает. У Отабека в голове мелодия, безумная. Для Юры. Потому что тот тоже безумный. Сам не понимает, в какую яму их катит. Бодро так взял Отабека под ручку, вон, смотри какое дно, а? Круто, погнали. И кубарем в обнимку покатились. На самое глубокое дно – донышко. А пятилетка где-то там, на поверхности осталась. У Юры свои планы. А Отабек не в силах отпустить или затормозить. Да и зачем. Так все нравится. Так хорошо. Быстрее, чем он хотел, но зато как. Хотя не совсем понял, как. Очнулся уже на льду, а Юра очки свои швыряет. Че творят. Ночью в клуб за ним поперся – дикий. Музыку, говорит, давай. Отабек и дал, это он умеет. С музыкой. Юра оценил. Очень оценил. Потом как разобрался со всем – обнял. Обнял, так обнял. До хруста, с благодарностью, а Отабек не знал, кого благодарить. Кого не поблагодаришь – всё мало и недостаточно. Еще и губами по уху случайно мазнул. Отабек чуть не взвыл, ну куда, а, пятилетка же. Да кому нужна твоя пятилетка, Отабек? А Юра сам не понимал, что творит. Лишь бы не испугался, как поймет. Прыгал, как дикий. Его программа. От души. То, что нравится, безумное. Не то, во что его пихали на короткой и произвольной. Своё безумие. И Отабеково. Тут в здравом уме невозможно остаться. Где-то там со стороны смотрели. Охуевшими взглядами. Отабек зубами перчатку подхватил. Ух, блядский палец. Ну как так. Прямо почувствовал, как судно накренилось и на дно. Всё на дно. И с пальцем, и с перчаткой. Юра вроде как по льду как угорелый скачет, а жарко ему. Сгораем. Зажмуриться и не видеть – не видеть. Как прогнулся и покатился. И майка задралась. Ну куда, куда? Или наоборот. Смотреть и смотреть, пока не отпустит. А по тому, как прихватило, – не отпустит никогда. И музыка, музыка! Добро пожаловать. На дно безумия добро пожаловать. Отабек смотрит, не отводит взгляда, ни секунды не пропустить. Стреляет из пальца. Мастер пистолетов из пальцев. Опять эти пальцы. Стреляет в Юру, как тот в Отабека выстрелил. Перестрелка. Падает. А перед этим смотрит на Отабека так… Вот так. Как надо. Чтоб сердце остановилось. И самому чтоб потеряться. Ну всё. Приехали. Пятилетка за три дня.