Игла

Корво шипит, морщится, и Дауд кидает на него осуждающий взгляд. – Сам виноват, – говорит он коротко, проводя пальцами по краям ткани, разошедшейся под укусом клинка. Синий цвет формы Китобоя, пропитавшись кровью, приобрел еще более темный цвет. Корво знает это, поэтому не отвечает. Лишь отводит взгляд. Может, он чувствует стыд из-за того, что показал слабость и неопытность перед главарем. Может, просто раздражен, что ему указывают на его же ошибки. На губы течет кровь из разбитого носа. Маска лежит рядом, разбитые глазницы смотрят осуждающе и тоскливо. Дауд раздвигает края ткани, чтобы лучше разглядеть рану. Не очень приятная царапина на плече, глубокая и широкая, крови много, но кровотечение вроде бы уже остановилось... – Зашивать придется, – со смешком добавляет. – И рану тоже. Корво фыркает, не оценив юмора. Дауду приходится помогать ему снимать одежду. Трудно не потревожить при этом руку. Корво стискивает зубы. Когда он наклоняет голову, кровь из носа капает ему на грудь. Дауд раздраженно оглядывается, обнаружив на столе платок, и сует его Корво в здоровую руку. – Тебе стоит быть осторожнее. Добыча тоже умеет показывать зубы. – Знаю, – отвечает Корво, и Дауд действительно слышит в его голосе раздражение. Дауд притворяется, что не слышит его, смачивает тряпку алкоголем. – Будет щипать. Несмотря на предупреждение, Корво вскрикивает от боли, а затем – неразборчиво мычит, когда Дауд обрабатывает рану. В пальцах – скомканный платок, пропитавшийся кровью, зубы впиваются в костяшку пальца. Боль против боли. Игла изогнута, как полумесяц, свет которого пробивается сквозь заколоченное досками окно. Ее конец входит в кожу. Это не первый раз, когда Дауду приходится зашивать рану. И, как ему кажется, не последний. Нить извилистой, крутой тропой соединяет края. Корво дышит часто. Через рот. – Нос у тебя не сломан? – спрашивает Дауд, хладнокровно орудуя иглой. – Нет. Есть какое-то странное удовлетворение – видеть шов, наложенный собственными руками. Дауд едва сдерживается, чтобы не провести по черным нитям пальцами – он может занести заразу. Корво облизывает верхнюю губу, глядя на него. Без всякого подтекста, почти машинально, но этот жест вызывает странное напряжение. Будто внутри него натянулись швы, вот-вот разойдутся. – Готово, – говорит Дауд, накладывая повязку. – По возможности не напрягай руку. Не хотелось бы, чтобы мои труды пропали напрасно. Корво кивает. Не задумываясь, вытирает тыльной стороной запястья нос. На смуглой коже остается красный след. – Спасибо. Дауд смачивает тряпку водой и, поймав Корво за руку, вытирает этот след. Затем – грудь. Поднимается к лицу. Останавливается. Корво смотрит на него. Не пытается перехватить тряпку, хотя вполне бы мог справиться сам, без «отеческой» заботы главаря. Дауд осторожно вытирает кровь над верхней губой, стирает ее с подбородка. И шеи. Корво чуть запрокидывает голову, чтобы было удобнее. На коже остается влажный след. Рука Дауда замирает у ключиц. – Ты мог бы сдохнуть там, с мечом в глотке, – говорит он тише и лишь затем убирает руку. – Не пытайся больше меня впечатлить. – Не получилось? – спрашивает Корво то ли с вызовом, то ли с насмешкой. Дауд хмыкает. – Лучше найди себе кого-нибудь другого. Я не из... впечатлительных. Он достает сигареты, закуривает. Корво молчаливо смотрит на него. Делает вдох, медлит, прежде чем спросить: – Тебе просто не нравятся мужчины или...? – и все равно не договаривает до конца. – Нет, не в этом дело. Можешь считать, что все сексуальное удовлетворение, которое мне нужно, я получаю из работы. – Ясно. Табачный дым клубится вокруг них. Корво кидает взгляд на сигарету Дауда. – Можно? Пальцы его здоровой руки задевают пальцы Дауда, когда забирают сигарету. Корво затягивается. Смотрит Дауду в глаза. Выдыхает дым и возвращает сигарету. Неспешно Дауд тоже делает затяжку. Роняет сигарету и втаптывает в пол. – Бросай эту затею. Ничего хорошего не выйдет. Если хочешь, сходи в бордель. Там никто не задает вопросов, если хорошо платишь. До ушей Дауда долетает смешок. – Брось. Думаешь, я настолько неизбирателен? – А ты избирателен? – Да. Очень. Дауд молчит, Корво подвигается ближе. Протягивает руку, но затем отдергивает ее. Отводит взгляд и поднимается со стула. – Если тебе этого не хочется, просто скажи нет. Я не стану навязываться. Я умею принимать отказ. Дауд устало выдыхает. – Не забудь постирать и зашить форму, – говорит он и разворачивается, чтобы уйти. Тогда Корво обнимает его со спины и целует шею. У него горячие, влажные губы, а длинные волосы – щекотливые, хотя кожа Дауда – слишком грубая, чтобы он боялся щекотки. Объятия, в которые его заключили одной здоровой рукой, легко разомкнуть, но Дауд этого не делает. Он терпеливо ждет, пока его отпустят, но Корво прижимается к его спине щекой. – Спасибо, что заботишься обо мне, – говорит он, и от его голоса Дауду почему-то становится не по себе. – Спасибо, что не оставил меня тогда на Серконосе. Дауд... Корво не договаривает. Дауд касается его руки своей ладонью. Странное чувство. – Ты потерял много крови. Отдыхай. Объятия размыкаются. Дауд оглядывается только у дверей. Корво не смотрит в его сторону – только в окно, на месяц, изогнутый, как игла.