Двуличие

Наверное, Кловиса любила только Юфи. Любила без личной выгоды и не стремясь получить что-то взамен. Он был ее любимым братом — даже с Лелушем маленькой принцессе ладить было тяжелее, несмотря на их одинаковый возраст. Кловис всегда трогательно заботился о Юфи, ведя себя с сестрой, как настоящий джентльмен. Он — и только он — соглашался играть с ней в куклы, когда отказывалась даже Корнелия. Они играли не просто так — Кловис придумывал сюжет для игры, а куклы выступали персонажами в этом сюжете. Больше всего Юфи нравилась игра про прекрасную принцессу, похищенную драконом. Однажды она спросила брата, может ли дракон украсть и ее, и любой другой мальчишка на его месте рассмеялся бы, а Кловис лишь мягко улыбнулся и сказал, что, конечно же, любой дракон был бы счастлив похитить самую прекрасную на свете принцессу Юфемию, да только кто же ему позволит? Это успокоило Юфи. Именно Кловис учил сестру играть на пианино. Точнее, учились они оба, но у Кловиса объяснять получалось лучше, чем у их старенького преподавателя. Юфи любила играть вместе с братом в четыре руки. Они даже придумывали собственные мелодии. Еще Кловис учил ее рисовать, но у Юфи получалось плохо, как бы юный принц ни старался. Зато сам Кловис рисовал восхитительно. Однажды он изобразил Юфи. Ей было на тот момент десять лет… Спустя годы на семнадцатилетнюю Юфемию ли Британия, вице-генерал-губернатора Одиннадцатого Сектора смотрела со стены маленькая и немного испуганная девочка. Она помнила, как ей было неудобно позировать и как затекали ноги, и как Кловис совсем не сердился, когда она двигалась, нарушая композицию. Кловис убит террористами. Это легло могильной плитой на грудь Юфи — и только Юфи. Все остальные воспринимали смерть Кловиса, как данность, нечто само собой разумеющееся. Юфи недоумевала и ужасно горевала по ушедшему брату. Корнелия, пряча глаза, призналась, что, вероятнее всего, смерть Кловиса от руки террористов — акт мести за уничтоженное гетто Синдзюку. Юфи недоумевала еще и по этому поводу; брат всегда представлялся ей добрым и мягкосердечным человеком. Она не представляла себе, как Кловис мог отдать подобный приказ. Так горевать ей или гневаться? Что толку осуждать того, кто уже в могиле? Ей уже не вернуть ни брата, ни погибших одиннадцатых… Юфи целыми днями рассматривала картины Кловиса. И, видя его работу, наложение красок, колорит изображения, нежные и пасторальные сюжеты, принцесса просто не могла поверить, что автор этих полотен мог быть убийцей. Но гетто Синдзюку разрушено. Стерто с лица земли. Юфи видела все — и разрушенные здания, и кровь на стенах. Но горевала Юфи не о безвинно убитых людях, а о брате. Это нормально и логично, ведь Кловис был близок ей. И в то же время в ней зрело желание вытащить его с того света, встряхнуть и спросить: зачем? Чего ты добивался, брат? От своего портрета Юфи перешла к картине, изображающей летний луг. Именно на таком лугу они когда-то играли, Кловис показывал ей, как плести венки из одуванчиков и васильков, плел их сам, украшая волосы сестры. Он всегда так тепло улыбался… возможно, только ей. Люди бывают двуличными — знала теперь Юфи. Люди могут носить тысячи масок. Она сама училась этому, и у нее получалось. Значит, Кловис был добр только к ней? Юфи коснулась ладонью холста, чувствуя подушечками пальцев шероховатость краски. — Какие красивые цвета, — сказала она тем, кто ее сопровождал, — Так вот каким человеком был мой брат… И ее снова разрывает боль, но Юфи в маске доброжелательной хозяйки приема. Юфи уже умеет держать себя в руках. Так кто же ты, Кловис? Добросердечный принц или жестокий палач? «Я все равно его люблю, — подумала Юфемия, — Каким бы он ни был». Наверное, это и есть единственно правильный ответ.