Крыса

      Они жили здесь всего ничего, но уже появились традиции. Как везде, где собирается разношерстная компания, объединенная одной целью и одним человеком. И, вопреки обыкновению, на этот раз сомнения терзали Леншерра именно насчет цели.       Какая-то часть его самого насмешливо скалилась, указывая пальцем на невысокого, до ужаса правильного профессора, не изменяющего своим пацифистским принципам и костюмам, наверно, даже во сне. Она говорила, что слушать такого человека - не для Леншерра, что он никогда не сможет сплотить мутантов, с его-то «патриархальным» характером. Но другая...       Другая признавала Чарльза Ксавьера безоговорочным лидером, стоило только увидеть эту бездну синих глаз и один запятая семь метра спокойствия и решительности, облаченных в строгую классику. И услышать его голос.       Впрочем, даже уверенный тон не мог перевесить сомнений Эрика в том, что цель Чарльза - не совсем одно и то же с его. Он понимал, что не сможет достичь того, чего жаждет, пока стоит рядом с профессором. Но не мог, да и не хотел придумывать повод уйти. Он не хотел уходить. И за это - скрепя сердце и заставив себя признаться - благодарил Ксавьера.       Звук телевизора пробивался даже сквозь закрытые двери гостиной, и это начинало действовать на нервы. Эрик с утра не знал, куда бы приткнуться с головной болью, вызванной, как бы ни шутила Рейвен, отнюдь не алкоголем. И совместный просмотр новостей стал последней каплей - он просто вышел в коридор. Чарльз проводил его внимательным взглядом, но промолчал. Эрик, конечно, подозревал, что Ксавьер снова залез в его голову, но даже на этот счет препираться было лень.       За окном вечер медленно опускался на Уэстчестер. Леншерр стоял у окна в кабинете профессора и мимолетно удивлялся тому, как, оказывается, бывает непоследователен этот человек. При всем том идеальном порядке, который царил в особняке с легкой руки его обладателя, назвать то, что собой представлял кабинет, хотя бы подобием порядка не поворачивался язык. Уж скорее хаосом.       Книги лежали везде. И если раньше Эрик под «везде» мог предположить стол, полки или на худой конец подоконник, то заваленный томами более чем на половину бар стал для него поистине открытием. Про бумагу и говорить было нечего.       Несмотря на богатое и в большинстве своем нелицеприятное прошлое он, как ни странно, не любил копаться в чужих записях, тем более, если это не было необходимо. Сейчас никакой нужды не наблюдалось, но скука взяла свое, хотя Эрик и подозревал, что ничего более очередной докторской или заметок на полях здесь найти невозможно. Поэтому стопку прошитых листов взял наугад, прямо со стола. Ну да, как и ожидалось: очередные исследования, только в этот раз по психологии, которой то ли увлекался, то ли привычно досконально изучал профессор. Леншерр со второго раза прочитал заголовок полностью, с третьего понял смысл и с первого...       - Эрик, как ты себя чувствуешь? - Ксавьер стоял в дверном проеме и тщетно пытался со света разглядеть хоть что-то в темной комнате. Эрик медленно выдохнул, поднялся с подоконника и обошел монументальный стол, отводя за спину руку с листами.       - Голова болит. Телевизор - это слишком для меня сегодня.       - Ну тогда пошли, сыграем.       Чарльз вышел, и Эрик, задержавшись на мгновение, чтобы вернуть на место работу, вышел следом за ним.       Горел камин, фигуры отбрасывали высокие тонкие тени на доску. Профессор переставил пешку и поднял на друга синие глаза.       - Эрик, все хорошо?       Хорошо? Другая пешка поменяла клетку.       - Да, Чарльз. Просто вспомнилось вдруг...       - Что?       - Лагерь.       - Почему?       Белая фигура съела черную, и Эрик усмехнулся.       - Просто не люблю быть подопытной крысой.       - Никто не любит.       - Откуда тебе знать, Чарльз. Откуда тебе знать.       Конь совершил ход. От камина невыносимо несло жаром.       - Но знаешь, что делают крысы, когда им надоедает быть объектом экспериментов?       - Кусают?       - Да. А потом сбегают.       Рокировка. Шах черному королю. Синие глаза смотрят внимательно, голубые - мимо.       - И ты сделал это.       - Да... Знаешь, я, пожалуй, спать.       - Боишься проиграть? Шах.       Две улыбки. Спокойные, уверенные. Почти родные.       - Просто устал.       И уже - невыносимо чужие.       - Спокойной ночи, Чарльз.       - Спокойной ночи, Эрик.       Ксавьер остался убрать шахматы, а Леншерр, поднявшись в отведенную ему комнату, прислонился лбом к оконному стеклу и закрыл глаза. Дышать было тяжело. Шоу оказался прав. Друзья - роскошь, не стоящая ничего. Фальшь. И он снова на нее попался.       «Зачем, Чарльз? Зачем ты это сделал?»       Профессор включил свет в кабинете, опустился в огромное кресло и притянул с края стола прошитые листы. Надо было поработать. Он скользнул взглядом по написанной его рукой фразе на обложке и подумал, что это слишком длинно. Лучше бы переписать. Помедлив, каллиграфическим почерком вывел «Фашизм. Психология жертвы» и раскрыл работу.       «Я был бы рад остаться. Зачем же ты дал мне повод уйти?»