Ледяной цветок

- Эйда, к тебе директор Миллер приехала, - трагическим шепотом сообщила мне Хелена Харпер, картинно держась за сердце, и театрально закатывая глаза. – Вне себя от ярости, как мне передали. Чёрт, она уже здесь… Я Анжелу тоже заметила сразу. Не увидеть её нельзя. Она решительно шла к нам, заставляя других гостей расступаться перед ней. Атласное платье цвета слоновой кости, жемчужное ожерелье в три ряда (других украшений она себе не позволяла, исключая серебро), серьги к нему и браслет. Туфли на высоких каблуках выбивали дробь негодования, пока она направлялась ко мне. Преодолела разделявшее нас расстояние, холодно поздоровалась, причём на Хелену она внимания не обратила, и велела мне идти, вместе с ней. Есть, мол, приватный разговор. - Немедленно, - сдавленно приказала бывшая напарница Леона, взглядом указывая мне на дверь. Только шнурки выглажу, дорогая моя Анжела. Я уйду с тобой, чтобы ты смогла устроить мне головомойку, но не раньше, чем закончу дела, запланированные на текущий вечер. Этот приём был одним из тех скучных нудных обязательных предновогодних мероприятий, во время которых ты приклеиваешь к лицу улыбку, и тайком поглядываешь на часы, ожидая минуты, когда настанет удобный момент, чтобы уйти домой. Либо в офис, если у тебя дежурство. У меня сегодня смена до утра, потом трое суток отдыха. Дома только Клэр, Рани и Мойра. Все остальные разъехались по командировкам. Леон, слава Богу, тоже, и вернётся он только после отбытия Анжелы в Вашингтон. Она, кстати, сейчас, босс Секретной Службы, охраняющей президентов США. Дорвалась-таки до вожделенной вершины. Директор Миллер сумела выкроить сутки из своего напряженного графика, чтобы прилететь в Лос-Анджелес ради разговора с бывшим напарником. Хотела убедить Леона прийти назад, на прежнее место работы. Намеревалась соблазнить его руководящей должностью и блестящими перспективами на будущее. Ну, и помириться после той их ночной размолвки. Увы, Анжелу, в который уже раз, постигло разочарование. Встретиться с Леоном она не успеет, её рейс в пять утра, а Кеннеди приедет только через несколько дней. Зато мадам директриса не упустит шанса выместить всю скопившуюся за несколько месяцев ярость на мне. Я специально протянула ещё целых тридцать минут, чтобы хорошенько «разогреть» её. Обсудила планы с Элис и Рейн, потанцевала с юным племянником одного из помощников замдиректора, и попросила агента Цепеша пригласить на вальс Анжелу. - Камикадзе из меня делаете, Марико? – Влад прижал мою руку к губам. Я состроила умоляющую рожицу: - Ну, разозли её, а, у тебя же лучше получается.… А за мной будет должок. Если что, я дежурство возьму. - Нет, - отказался Цепеш, - я тебе, в случае чего, студиозусов передам. Ладно, Господи, благослови меня, грешного… Он шутливо перекрестился, и пошёл звать на танец бывшую коллегу. Анжела, чьи глаза уже метали в нас обоих ледяные иглы, с улыбкой вышла на середину зала, ничем не выдавая своего раздражения. Она и смеялась, когда Влад шутил, и крепко прижималась к партнеру, делая вид, что вечеринка доставляет ей радость. После танцев она больше часа общалась с директором Тэлботом и его несчастной дочкой, всего три дня как выпущенной из-под домашнего заточения. Бедняжке Лизбет, в награду за хорошее поведение, разрешили выходить на улицу, и посещать развлекательные мероприятия. Под контролем приставленного к ней надзирателя и родителей, само собой. А время такого отдыха ограничивалось пока тремя часами в неделю. Ровно в девять вечера Лизбет была обязана вернуться домой, письменно отчитаться перед своим куратором, и снова надеть на правую щиколотку опознавательный браслет. И так в течение ещё почти двух лет. Минут за двадцать до времени «Ч» я подошла к мисс Тэлбот и шепотом попросила её об одном маленьком одолжении. Отказать мне она не посмела, прекрасно понимала, что если мы с Леоном на неё обидимся (а мы ооооочень обидчивые люди), ей придется сменить уютную комнату в папином особняке на тюремную камеру, полосатую робу и малоприятную работу. Поэтому Лизбет, дождавшись окончания танца, в присутствии нескольких свидетелей пригласила Анжелу на чашечку чая к себе домой. Директор Миллер, разумеется, с сияющей улыбкой ответила мисс Тэлбот согласием. Взяла бедняжку Лиззи под руку и увела из зала, по пути послав мне убийственный взгляд. Я в ответ изобразила голубиную наивность, и помахала ручкой. - Не устала ещё доводить её? – приобнял меня за плечи агент Цепеш. – Пошли в отдел, у меня уже ноги болят. Да и дежурство принимать пора. - Сначала шефа успокою, - я скупо кивнула директору Тэлботу, быстро приближавшемуся к нам. – А что касается матушки Секретной Службы, за Анжелой числится один должок. Я хочу его стребовать. Кроме того, она так легко ведется на мои провокации, что грех упускать возможность безнаказанно подразнить её. И, чего уж тут скрывать, отомстить за Леона. Конечно, шефу ФБР я эти мысли не озвучивала. Когда он отвел меня в сторонку, я заверила его, что он может не бояться за свою дочь. Более того: в начале будущей недели мы с Леоном попросим генерального прокурора дать Лизбет «отпуск» на новогодние праздники. - Мы хотим, чтобы ваша дочь была счастлива в это Рождество, - провожая директора к выходу из зала, тихо сказала я. – А после Нового года ей можно будет подать прошение об условно – досрочном освобождении. Я поговорю с Клэр и Леоном. Естественно, что запрет на вождение останется в силе. Поскольку беседа происходила на пути с вечеринки, и мы постоянно оказывались в поле зрения других сотрудников, старший Тэлбот заставил себя сдержаться: - Спасибо… Лизбет я пока не буду говорить. Вдруг прокурор ответит отказом. Удачного вам дежурства, агент Кеннеди. И простите мою дочь… Правда, она не хотела.… Будь у неё больше опыта, Лиз бы справилась с машиной. Я не стала обострять. Согласилась, зная, что дело тут не в опыте вождения, у бедняжки Лизбет напрочь отсутствовали мозги. А ещё она наивно думала, что влиятельный папочка одним щелчком пальцев решит все её проблемы. Облом. Из зала суда эту дурочку отвезли прямиком в больницу, где ей был поставлен диагноз «нервный срыв». Лечилась Лизбет три месяца, по выздоровлении была вынуждена уехать не на курорт, как она рассчитывала, а домой. Причем под замок и самый строгий надзор. Альтернатива тюрьме. Сроком почти на три года. - Поверьте мне, - повторил директор. – Лиз причинила вред не нарочно.… И ей сейчас очень тяжело. Конечно, тяжело. Судимость в её биографии закрыла перед ней слишком много дверей. Теперь можно забыть о карьере телеведущей, должности топ – менеджера, и прочих радостях жизни. «Светит» ей благотворительность тех частных и государственных учреждений, куда берут на работу личностей с условным сроком наказания. У нас, в ФБР, несколько таких вакансий есть, и одну из них бедняжка Лиззи уже занимает, выполняя свои обязанности, безвылазно сидя дома. Я говорю шефу, что непременно окажу содействие скорейшему (пусть и условному) освобождению его дочери, и с милой улыбкой провожаю директора до машины. Анжела уже сидит возле Лиз, с виду новая начальница Секретной Службы находится в самом хорошем расположении духа. Её истинное настроение выдаёт взгляд, брошенный ею на меня, когда автомобиль тронулся с места. Этими серебристыми молниями можно убивать. Я в ответ изобразила дурочку, и пошла назад в офис. Сняла тяжелое праздничное платье, на пять минут заглянула в душ, переоделась в рабочий костюм, а перед походом на кухню отправила Лиззи смс с просьбой задержать Анжелу минимум на час. В ответном послании мисс Тэлбот спросила, не надоело ли мне жить, поскольку мадам директор и так уже на взводе. А если учесть, что в доме шефа ФБР собралась очень большая и тёплая компания, которая вряд ли отпустит Анжелу раньше полуночи, у моего супруга имеются все шансы стать вдовцом. Миллер, вернувшись в наш офис, меня прикончит за очередную мелкую подлянку, сделанную мной исключительно из любви к искусству. «Ты, главное, постарайся, чтобы минимум до десяти вечера она просидела у вас, - распорядилась я. – И переписку ликвидируй, Миллер не должна узнать, что ты с нами заодно». Анжела приехала в Штаб Квартиру ФБР около трёх часов утра, увешанная кучей подарочных пакетов. Я видела, как она выходит из машины, и влетает в просторный холл. Сейчас начнется… Она ворвалась в наш отдел, чуть не сорвав дверь с петель: - Агент Вонг! - Агент Кеннеди, директор Миллер, - холодным тоном поправила я, вставая со стула. Анжела гневно посмотрела по сторонам, давая понять «кладбищенской» смене, что им стоит на время удалиться из помещения. Парни не упустили случая чуть – чуть её почморить: уходили не все разом, а по одному с интервалом в три минуты, задержав мадам директора ещё на четверть часа. Так что у неё чёрный дым валил из носа и ушей, когда мы остались наедине. - Вы хотели меня видеть, Анжела? – я намеренно опустила её фамилию и теперешнее звание, чтобы окончательно вывести из себя. Она швырнула вечернюю сумочку на подоконник: - Ты что себе позволяешь?! Как ты посмела? Когда я вежливо спросила, что она имеет в виду, Анжела взорвалась яростью: - Не строй из себя дуру! Кто тебе дал право? И понеслась нелегкая… Директор, Миллер кричала на весь офис, бросая мне в лицо одно обвинение за другим. Я, по её мнению, сломала Леону всю жизнь. Из-за меня, двуличной лживой суки, он не сделал карьеру, не сумел наладить личную жизнь. Я отняла у него шанс подняться на должную высоту. Или я полагаю, что никто не знал о нашей связи с ним? Нужные люди были в курсе. Она, Анжела, уже через три года после теракта в Гарвардвилле раскопала некоторые подробности нашего с Леоном знакомства. - Он закрыл тебя собой от пули, жизнью готов был пожертвовать ради тебя, он потом годами покрывал твои похождения, а ты его отблагодарила, нечего сказать! – от её воплей стекла дрожали. – Ты не только ему, ты мне и моим детям всю жизнь испортила, понимаешь ты меня или нет?! Если бы Леон стал приемным отцом моих малышей, они жили бы сейчас со мной! А у него появился бы шанс добиться успеха! Но ты все испоганила, бессовестная ты лживая дрянь! Да, да, да.… Был у неё суд с бывшим мужем, и она его ожидаемо продула. Дети так и остались под опекой отца и его второй жены, за Анжелой оставили только право на ежемесячные полуторачасовые свидания с близнецами. Директор Миллер умоляла разрешить ей забирать отпрысков на целый день, но и психологи, и социальная служба отказали, заявив, что пятилетним малышам не выдержать тех перегрузок, которые брат и сестра испытывают при общении с Анжелой. Специалист по работе с детьми сказал напарнице Леона после суда, что график «отдыха», составленный ею для сына и дочери, слишком тяжелый. Кстати, он вообще не нужен, если она хочет, просто, гулять и играть с ними. Те же развивающие шарады, головоломки и прочие способы поднять уровень интеллекта, что Анжела сует близнецам при каждой встрече, хороши в меру. Пятилетние дети быстро устают, они пока не в силах сидеть тихо по часу и более, складывая картинки. Пение им тем более не нравится. Незачем тащить их за рояль, и насильно обучать вокалу, принуждая на два голоса распевать гаммы. Итогом такого общения станет громоподобный рёв. На эти же два голоса. Как нам сообщил агент Фостер, Анжела дважды подавала апелляции, но в обоих случаях ей было отказано. У её бывшего мужа строго нормированный рабочий день, есть и выходные, и отпуска. Вторая жена Торна, когда вышла замуж, попросила начальника перевести её с целой ставки на половину, чтобы больше внимания уделять супругу и его детям. Теперь мачеха Сэвила и Саванны работала всего четыре часа в день, остальное время, посвящая себе, мужу и малышам. В отличие от Анжелы, то сутками не покидавшей офиса, то ни не секунду не отстававшей от наследников (и трудно было сказать, какой из двух вариантов хуже). На суде директор Миллер клятвенно заверяла, что с детьми в её отсутствие будет находиться профессиональная няня и преподаватели, которые обеспечат подопечным весь спектр услуг, положенных её детям. К большому сожалению, для Анжелы, и благу её малышей, первоначальное решение оставили в силе, несмотря на нынешний статус миссис Миллер. Полтора часа в месяц, и то при условии, что оба ребенка согласятся на общение со своей настоящей мамой. Я могла лишь догадываться, с какой душевной болью жила Анжела, видя, что рожденные ею малыши испытывают перед ней, своей родной матерью, панический страх, и начинают истерически плакать, оставшись в её компании, но винить ей, кроме себя, некого. И Леон, даже если бы он и согласился на брак, что она хотела ему предложить, вряд ли бы сумел ей помочь. Сэвил и Саванна Анжелу почти не знали, они были слишком маленькими, когда она уехала, оставив их на попечение бывшего мужа, который не смог простить ей сделанного ею выбора. Супруг увидел в принятом напарницей Леона решении хладнокровное предательство, трусость и проявление самого бессовестного эгоизма. Тут я с ним, пусть мне и не хочется, должна согласиться, потому что Анжела сбежала на новую работу в очень трудный и тяжелый для семьи период, чего ей не простил ни бывший муж, ни все остальные домочадцы. Сначала умер дед Торна, чьё завещание стало для внука шоком и оскорблением, потому что старик отписал всё имущество молоденькой любовнице, «забыв» про родных. Потом Рита, младшая сестра, попала в переплет, выйдя замуж за жиголо. Мало того, что брак в итоге оказался комедией, и не имел даже намека на юридическую силу, так «супруг» еще и обобрал доверчивую женщину, повесив на неё все свои долги. В довершение свалившихся на семейство бед серьезно заболела бабушка, страдавшая, помимо основного недуга, невротическим нарциссизмом в терминальной стадии. Что он собой представляет… Лучше вам не знать, и никогда с нарциссами не контактировать. Ад, самый настоящий ад, вот где вы окажетесь, вовремя не распознав возле себя человека с подобным расстройством личности. Рольф, отец Торна, предпочел устраниться от всех проблем. Он свой долг выполнил, отдавая деньги на воспитание и образование своих детей. Больше к нему не обращайтесь. От него помощи не будет. Зато проблем семье милый папенька доставил больше, чем позорное завещание, дурочка Рита и полоумная бабка, вместе взятые: Рольф подал в суд на ту молодую любовницу, чтобы отобрать у неё имущество старика. Тяжба длилась долго, и была на редкость грязной, потому что истец не поленился вывесить на обозрение всё нижнее бельё ответчицы, какое только мог найти. Завещание старика Рольф опротестовал, выйдя из борьбы победителем. А пока воевал за недвижимость и деньги, каждый день терроризировал Торна, то названивая ему, то присылая своих адвокатов с требованиями явиться на заседание суда, чтобы там дать самый подробный отчет о том, кто заботился о наследодателе. Выиграв же дело, совершенно спокойно заключил новый контракт на работу в Египте, и уехал, предоставив сыну почетную обязанность рассчитываться с юристами, заново благоустраивать дом, и составлять подробнейшую опись всех полученных ценностей. Без права чем бы то ни было распоряжаться, минуя согласие «главы семьи». Торн пробовал возразить, сказал, что у него нет возможности заниматься имуществом деда, да и запрет суда на какие бы то ни было контакты, ещё никто не отменял. Милейший папаша равнодушно бросил «найди возможность, я и так слишком много сделал для тебя, пора бы вернуть отцу долги», и хлопнул дверью перед носом шокированного сына, спеша в аэропорт. А запретом этот сын может подтереться в туалете, поскольку ордер распространяется исключительно на светское общение, которое любезному папеньке самому на хрен не сдалось. Долг перед отцом есть долг перед отцом. Выполняй, что обязан, и молчи. Анжела, на мой взгляд, поступила ещё коварнее. Накануне новогодних праздников она, не сказав семье ни слова, оформила перевод в столичный офис ФБР, и днём тридцать первого декабря ушла якобы за покупками к праздничному столу. Домой она больше не вернулась. Трое суток обезумевший муж, его сестра, мать и внебрачная дочка метались по Гарвардвиллю, ища приятельницу Леона. Посещали морги, бегали по больницам, куда свозили людей без документов, судорожно обзванивали всех знакомых, половина из которых благополучно покинула город. Одна из подруг Анжелы, та, у кого Миллер тридцать первого числа ждала вертолёт, и сказала Торну, что его жена, упс, сменила место жительства. Будет теперь строить карьеру в столице. Не для того она училась и работала сутками, чтобы угробить себя любимую, сидя в провинции. Анжела не из тех, кто станет вытирать зад старухе, параллельно обслуживая мужика, его мамочку, и ублюдка. Она достойна большего. Вернувшись, домой, Торн ворвался в комнату жены, и обнаружил там адресованное ему письмо. Анжела, придерживаясь безупречно вежливого тона, сообщила мужу три новости. Первое: отныне он может считать себя свободным человеком. Их брак расторгнут, как Торн и хотел. Свидетельство о разводе прилагалось. Второе: мужчине не пристало опускаться до эмоционального шантажа, ставя женщине ультиматумы типа «или я, или престижная работа», и запугивая разлукой с детьми. Результат может оказаться противоположным тому, на который рассчитывал Торн. И третье: раз уж бывший муж проявил себя таким вот эгоистом, то и Анжела считает себя свободной от всех обязательств по отношению к семье экс – супруга. Следующие несколько лет приятельница Леона и её бывший муж встречались редко. Главным образом, по праздникам, в течение которых они практически не общались. Анжела приезжала, селилась в гостевом крыле, и рьяно принималась воспитывать близнецов, попутно ругаясь с новой женой Торна. Директриса Секретной Службы, тогда ещё агент ФБР, жестко навязывала свой уклад жизни, указывала, требовала и поучала. Ведомая благими намерениями, разумеется. Доводила и своего бывшего, и его вторую супругу на пару с внебрачной дочерью, до нервных срывов от постоянного напряжения. Кончились эти перебранки тем, что Торн запретил ей останавливаться непосредственно в его доме, открыв для бывшей жены гостевое крыло, и ограничил время её пребывания среди своих родных. Приехала, всех поздравила – и хватит. Катись в гостиницу, а потом в свой Вашингтон, а от нас отстань. После одной из таких стычек Анжела страшно обиделась (она же никому зла не хочет, только добра), и в слезах уехала. Дальнейшие её контакты с детьми можно было пересчитать по пальцам одной руки: дни рождения сына и дочери, да Новый Год. Когда ей удавалось выкроить время для поездки. Всё. А если учесть, что взбешенный предательством жены Торн поощрял близнецов называть мамой свою вторую супругу, и ни слова не говорил им об Анжеле, то глупо было удивляться возникновению новых проблем, которые и вылились в тот суд, оставивший близнецов с отцом. Нас к тому времени в столице уже не было. Мы уехали, когда Леон формально находился в отпуске. Анжела на своего напарника жестко давила, настаивала, чтобы он составил компанию ей, сначала на конференции в ФБР, а чуть позже – совместной научной работе. Агент Миллер решила, что её верному партнеру пора браться за ум. Желая Леону исключительно добра, и боясь потерять любимого человека (супруг - то мой был первым в списке на увольнение, Гаррет его на дух не выносил, козёл), расписала каждый день из тех трех недель. Она решила, что её соратнику пора сесть за диссертацию, создание которой, как считала Анжела, откладывать уже нельзя. Своего коллегу просто поставила перед фактом: отпуск мы проводим вместе, причём ты, под моим руководством, пишешь работу. Мнение Леона тут в расчет не бралось. Что его и взбесило той ночью, когда он перешел с напарницей на холодное «вы», и напомнил, что своим отдыхом будет распоряжаться сам. Анжеле бы остановиться, но она, желая отомстить ему за пренебрежение и равнодушие к её чувствам, предпочла добить: ввела любимого мужчину в заблуждение, сказав, что мы с Крисом мертвы. Леон так разозлился, что уехал, не попрощавшись, а когда мы покидали столицу, попросил президента скрыть от Анжелы, где он теперь будет жить и работать. О том, куда мы перебрались, она узнала очень быстро. Не прошло и шести недель после её ссоры с Леоном, как Анжела выяснила, что он теперь служит в ФБР. Она созванивалась с директором, прося вернуть агента Кеннеди назад, сначала тихо и любезно, затем на повышенных тонах. Ну, с шефом Тэлботом такие приколы не проходят. Он заявил, что никуда Леон больше не поедет, он, его навыки, опыт и умения нужны здесь, в ФБР. Анжеле он дал добрый совет думать своей хорошенькой головкой, прежде чем предъявлять кому – то претензии, и на кого – то орать. Но когда дочка его старого друга неожиданно беспомощно заплакала в трубку, и созналась, что тут у неё личный интерес, она хочет вернуть дорогого её сердцу мужчину, директор смягчился, и пообещал переговорить насчет агента Кеннеди. Если коллектив согласится отпустить – хорошо. Нет – простите, даже я не всесилен. Ясное дело, что Леона никто и никуда не отпустил. Слишком уж ценным он оказался сотрудником, чтобы возвращать его туда, где ему уже не рады. И куда он сам больше не придет даже под страхом смерти. В приватной обстановке Леон рассказал начальству о той травле, которую ему, незадолго до перевода в ФБР, устроил Гаррет, добавив, что ни один уважающий себя человек не будет работать в условиях ежедневного прессинга, издевательств и чрезмерных требований. Со стороны Анжелы тоже. Она хочет получить назад свою любимую игрушку. Вещь, у которой хватило духу разорвать ставшие неприемлемыми отношения. Пусть даже она испытывает к нему сильные чувства, и желает ему одного - добра. Его, Леона Кеннеди, от этого самого добра уже в петлю тянет. Ему уже надоело жить, прогибаясь под кого – то. И так почти двадцать лет жизни потрачены впустую. Может, хватит? Тэлбот Леону решительно возразил, когда узнал, что его новый сотрудник считает работу в Белом Доме бессмысленной тратой времени. Агент Кеннеди приобрел бесценный опыт, боевые навыки и знания, которые теперь помогут спасти много жизней. А что работал на правительство против воли,… Увы, не всем выпадает счастье выбирать, иногда приходится жертвовать личными интересами ради спасения тех, кто еще слишком мал и слаб, чтобы защищаться самому. - Зато сейчас, когда Шерри уже выросла, ты можешь реализовать свои цели, - закончил разговор директор. – Анжеле я, пойми меня правильно, иначе объясню мой отказ вернуть тебя в Белый Дом. Извини, Леон, о твоей личной неприязни к ней я умолчу. Всё-таки бедная девочка не чужой мне человек. И ты многого о ней не знаешь. * Короче, Тэлбот Анжеле ответил отказом, выслав «бедной девочке» официальное объяснение своему решению. Там не было ни слова об офисной травле, шеф Бюро ссылался на интересы вверенной ему организации. ФБР нужен именно агент Кеннеди. Его боевой опыт, практические навыки и теоретические знания. Агент Кеннеди представляет собой огромную ценность и как научный работник, занятый в нескольких антитеррористических проектах. У Леона в планах написание учебника, и преподавательская деятельность. Никуда Леон Кеннеди из Лос-Анджелеса не уедет. Простите, мадам директор Секретной Службы. Почему не отвечает на ваши запросы по телефону? Очень занят. Времени у него нет на личные контакты с вами. Извините, мадам. Тэлбот, разумеется, тоже хотел, как лучше. Но такой вот своей «пояснительной запиской» лишь нажил себе смертельного врага в лице дочери давнего друга. Анжела его письмо восприняла, как… Мне трудно подобрать нужное сравнение. Пощечину? Оскорбление? Или выплеснутую в лицо холодную воду? Анжела так сильно обиделась, что не разговаривала с папиным приятелем вплоть до президентских выборов, где выиграл её патрон Гаррет, который ещё в начале осени сумел пропихнуть мадам Миллер на должность директора Секретной Службы. Грэхем не возражал. Поняли причину? Сегодня Ангел Гарвардвилля прилетела не только для того, чтобы отловить Леона (она всё ещё надеялась уговорить его вернуться в Белый Дом), и разругаться со мной. Анжела хотела лично отдать приглашения на инаугурацию нового президента главе ФБР, его заместителю и их семьям. Вторую часть своего плана она осуществила на приеме, с первой же приключился облом. Клянусь, я не нарочно. В Мэриленде нужен был именно Леон. Его сдернули с суточного дежурства, и отправили во внеурочную командировку, приказав Владу заменить уехавшего напарника. О том, что Леона в офисе нет, и не будет до конца следующей недели, Анжеле сказали бойцы нашего спецназа. Уехал агент Кеннеди. В отлете Леона, само собой, Анжела также обвинила меня. - Могла бы взять эту работу на себя! – кричала она на весь отдел. – Ты же его просто заездила, понимаешь ты или нет? Знаете, что… Кто тут и кого заездил – еще очень – очень большой вопрос. Я, дающая мужу возможность реализовать его давние мечты, или Анжела, навязывавшая ему свои представления о жизни, и лишавшая Леона права на личное пространство. Да мне за все прошедшие годы ни разу не приходила в голову «светлая» мысль о том, чтобы принуждать его к написанию каких – то научных трудов, чем самозабвенно занималась Анжела. Не говоря уже о шантаже и ультиматумах, которые так любила ставить Леону его напарница. До нашей совместной работы в Испании я полагала, что люди, обзывавшие Анжелу, самое вежливое «Достоевским, от слова «задолбала», несколько преувеличивают. Ну не может человек быть таким навязчивым и бесцеремонным, не может. Увы, практика показала, что жалобы на приятельницу Леона имели под собой прочный фундамент. Я сама устала от неё через три дня. Не понимаю, как муж мой терпел это «чудо» битых одиннадцать лет, не понимаю. Она же беспрестанно чего – то требовала от него, хотела и ждала. Её отношения с Леоном, если уж говорить начистоту, ограничивались словом «дай», исходившим от Анжелы. Хуже всего, что она – то себя всю дорогу считала (и продолжает считать) альтруисткой, вечно чем – то жертвующей ради любимого мужчины. И она с упорством, достойным лучшего применения, тыкала Леона в эти свои жертвы носом. Смотри, мол, смотри, сколько всего я для тебя сделала: я рассталась с мужем, детки мои меня уже не помнят, я ради тебя места в Секретной Службе добилась, хотя мне тоже нравятся расследования. Я пашу за двоих, я тащу на себе все те научные проекты, которые должен был взять себе ты, я терплю возле тебя эту вульгарную бабу Джилл, я не возражаю, когда Крис приходит, я.… А ты, Леон Кеннеди – сволочь неблагодарная, ничего ты не ценишь, позор тебе! Этот «артобстрел» в сочетании с привычкой систематически нарушать личное пространство Леона привели к тому, что она его в итоге довела до состояния, близкого к сенсорной перегрузке (не говоря уже о нервном истощении, и приступах мигрени). Мне могут сказать, что этот кризис характерен только для людей, страдающих аутизмом, но, как продемонстрировала жизнь, достать можно и вполне себе здорового человека с крепкой психикой. Анжела так замучила Леона, что со мной он разговаривать уже не мог. Он приходил в мой номер, и падал замертво, потому что сил у него больше не оставалось. Лежал, прижавшись ко мне всем телом, и молчал. Иногда засыпал, не сумев сказать мне ни одного слова. В один из таких вечеров, увидев, что Леон немного пришел в себя, я сама аккуратно намекнула ему на переезд в Лос-Анджелес. Несколькими часами ранее верная напарница (начальница?) чудом не убила нас в катакомбах под замком, так что тема была более чем актуальна. Любимый мой тогда впервые не сдержался, применив в адрес соратницы мат (после того, как мы чуть не утонули). Остыв, извинился перед ней, а наедине со мной сказал, что он уже устал. Не только от того приюта для умалишенных, в который постепенно превратилась Секретная Служба. Душа Леона просила совсем иной работы, по своей натуре он был сыщиком, следователем, а вовсе не охранником. Его достало стены в банкетных залах подпирать. Конечно, мы с Леоном поступили в Испании не очень красиво, обсуждая будущее за спиной Анжелы и тщательно от неё шифруясь. Даже мне было немного стыдно, когда по утрам мы встречались за завтраком, а позже выполняли её указания. А потом меня опять выдернули в Вашингтон, хотя замок Салазара всё ещё кишел монстрами. Уезжать мне пришлось без Леона, но за него я уже была спокойна. Впрочем, расстались мы всего на две с половиной недели, этого срока команде Влада хватило, чтобы вычистить цитадель. А Леону – принять окончательное решение: остаться в Секретной Службе или уйти в ФБР. В ночь возвращения из Испании их с Владом пути на несколько часов разошлись. Цепеш поехал в Штаб Квартиру Бюро, а Леон – в Белый Дом, чтобы сдать найденный в подвалах замка груз, вернуть сотрудникам арсенала оружие, и написать отчет. А потом уехать домой, чтобы немного поспать. Ссориться с Анжелой он не намеревался, хотел расстаться мирно и тихо. Думал посидеть с ней вдвоём, в полной тишине, насладиться обществом умной сильной независимой красивой женщины, а потом незаметно исчезнуть из её жизни. Теперь уже навсегда. Жаль, не повезло. Они опять поругались, и Леон ушел из офиса в полной уверенности, что меня и Криса больше нет в живых. Направился не домой, как планировал, а к нам, в Бюро, почти ничего не видя, и плохо понимая, куда он идёт. Добравшись до морга, Леон не смог заставить себя войти внутрь, бессильно сидел в коридоре, пока не услышал наш с Крисом разговор. О той мелочной заподлянке я узнала лишь по прибытии на место захоронения. Искренне тогда порадовалась, что нахожусь слишком далеко, и не могу повторно набить кое – кому физиономию, оставив ей наливной фингал уже под левым глазом. Ну, не сволочь ли? Как есть сволочь. Еще и обижается на нежелание Леона с ней разговаривать. - Все эти восемнадцать лет, что он с тобой, ты его только использовала! – Анжела стукнула кулаком по столу. – Постоянно чего – то от него хотела, а он срывался к тебе на помощь даже среди ночи! Ты не постеснялась ему праздник испортить! Нам испортить! Я составила ему такую интересную программу отдыха, но тебе, же понадобилось всё испоганить своим звонком, выдернув Леона из дома! Ну, извини, дорогая, извини меня, стерву, за тот новогодний «прикол». Откуда мне было знать, что ты опять решишь нагрянуть в гости, «забыв» предупредить Леона. Да он меня позже благодарил за избавление, как от тебя, так и от твоей «интересной программы», заключавшейся в езде по ушам, да визитам вежливости к твоим родителям, не упускавшим возможности больно уколоть его своими намёками и шутками. Им обоим нравилось публично ставить Леона в неловкое положение вопросами, которые действительно воспитанный человек и наедине редко когда осмелится задать. От кого у него родилась его дочь Шерри Биркин, какова степень родства Леона с Клэр Рэдфилд, почему агент Кеннеди, достигнув серьезного возраста, ещё не остепенился, что за женщину они с ним видели третьего дня.… Странно, что твой напарник после двух таких допросов не тебя на хрен послал, а всего лишь отказался посещать старших Миллеров. А что до тех расследований, которые мы с Леоном вели вдвоем.… Не твое, конечно, дело, дорогая моя, но в честь праздника я тебе, так и быть, объясню: Леон сам когда – то попросил меня звать его в команду, если мне повезет на сложную и запутанную работу, связанную с поиском истинного преступника. Я даже выдам, при каких обстоятельствах Леон сказал, чего в действительности он хочет от своей жизни. Через полгода после нашей встречи в Испании мы столкнулись на великосветском рауте в одном из лучших домов Бостона. Я изображала сиделку при бабушке хозяина, Леон охранял дочку президента (кара Божья в плоти). Оба меня узнали, но виду не подали. Той же ночью я застала Кеннеди в своей спальне, смежной с опочивальней старухи. Бабка, хвала небесам, перед сном всегда принимала транквилизаторы, и разбудить её можно было только пальбой из автомата под самым ухом, так что мы с Леоном сумели спокойно поговорить. Он, конечно, спросил, чем я тут занимаюсь, какой вирус ищу. Я, глядя в его безжизненные глаза, ответила честно: никаких образцов, задача у меня совсем другая. Мне нужно было проникнуть в библиотеку милой бабуси, и найти там пять редчайших изданий времен Испанской Инквизиции. Проблема в том, что старушенция эта никому, даже собственным детям не доверяла, и все коды доступа с ключами и паролями держала при себе. Входить в библиотечное крыло дозволялось только ей, мадам сама там порядок наводила. Зачем мне книги? В одной из них, в тайнике, который можно найти, внимательно изучив все рисунки, хранится бумага, указывающая на истинного хозяина этой мини – коллекции, и его наследников. И там же спрятана некая карта, составленная журналистом, охотившимся когда - то на маньяка по кличке Зодиак. Якобы этот репортер установил личность убийцы, и собрал на него досье, но в силу неясных нам причин предпочел всю жизнь молчать. Леон слушал очень внимательно, а глаза его снова загорались жизнью. Когда я закончила, он прямо сказал, что одна я еще долго буду возиться, а у него уже созрел план. Лет на десять строгого режима, если нас в том хранилище накроют без разрешения хозяйки. Слава Богу, и хвала Леону, обошлось, бабка так и не выяснила, чьими молитвами в её сокровищнице возникло возгорание, зато осталась благодарна за спасение своей коллекции, которую я, тихо сквернословя сквозь зубы, таскала туда и обратно на своём горбу, пока Леон занимался ремонтом. - Что – то я не видела в газетах ни слова о том, кем был этот Зодиак, - перебила меня Анжела. Естественно, что не видела. Не узнали истины и мы с Леоном. Головоломку, конечно, разгадали, имя настоящего владельца коллекции установили, с Зодиаком же вышел облом, потому что досье погибло. На месте городка, где оно было спрятано, теперь разместилось водохранилище. Мы с Леоном ночью нырнули, нашли тот банк, и ячейку в нём, но туда уже натекла вода. Все записи погибли. Сидя потом в кресле у камина, Леон не стал скрывать, как он расстроен тем, что мы так и не узнаем, кем был тот загадочный маньяк. - Искали, ныряли, но на выходе получили ноль, - сказал он, бережно посадив меня к себе на колени. – Ни одного слова теперь не разобрать,… Похоже, мы так и не узнаем, кем он был, Зодиак этот. Вот за что иногда ненавидишь работу сыщика: ты носом землю роешь, и в итоге по нему же получаешь щелбан. Я Леона утешила, сказав, что таких пролетов в наших с ним совместных миссиях будет ещё много. Если вспомнить мою шпионскую деятельность, то треть заданий оканчивалась провалом: свидетель уже умер (недееспособен, неадекватен, сам в бегах), доказательств мы собрали мало, суд не принял улики к рассмотрению, преступник, желая избежать тюрьмы, удавился в камере… - Наших миссий? – вкрадчиво переспросил тогда Кеннеди, ещё крепче обнимая меня. – Спасибо… - поцеловал в губы. – А то у меня, Эйда, мозги уже начинают плесенью зарастать в этой Секретной Службе. Я скоро думать разучусь, с моими – то обязанностями демонстрировать каждый вечер новый смокинг. Иногда думаю, а не удрать ли мне в Альянс под тяжелую руку Криса. - Не мог Леон тебе сказать такие слова! – обвинила меня во лжи Анжела, когда я закончила. – Он счастлив был, пока занимал должность правительственного агента! В день нашего знакомства он выглядел довольным и карьерой, и жизнью! Потому, что тогда Леон должен был не только спасти сенатора, но и найти того, кто заразил аэропорт. Задание предполагало расследование, а не просто пострелушки с беготнёй от зомби. - Скажи, на ту встречу с Даунингом должна была приехать ты? – резко сменила тему директор Миллер. Я не видела смысла отрицать: да, Фредерик ждал меня. Но на моем пути возникло, назовём его так, непреодолимое препятствие *, и я рандеву пропустила, сообщив Клэр, где ученый будет ждать курьера и деньги за товар. - Что за препятствие? – потребовала отчета Анжела. - Не ваше дело, мадам, - отказалась говорить я. – Не ваше дело. От бессильной злости она покрылась багровыми пятнами, изуродовавшими не только её тщательно накрашенное лицо, но и нетронутые временем нежную шею и полную высокую грудь. - Можешь не отвечать, я и без тебя понимаю, что ты сама работать не захотела, спихнула самое грязное дело на Леона! – она стукнула кулаком по столу. Думай, как тебе угодно, дорогая. - Где он сейчас, куда уехал? Почему он мне ничего не говорит? Зачем ты его настраиваешь против меня? – здесь её голос подозрительно задрожал. Я? Настраиваю Леона? Да еще и против неё?! Дорогая, ты сама испортила ваши хорошие прежде отношения собственническими замашками, и манерой принимать решения, игнорируя мнение любимого человека! Ты лишь указывала ему, что, как и когда он должен делать, не принимая в расчет его точку зрения. И от его друзей старалась избавиться, навязывая Леону твой круг общения. - Я хотела и хочу ему только добра! – запальчиво возразила она. – Где он? Куда его отправили? В Мэриленд, там нашли какое – то странное захоронение на окраине Балтимора, и просят федералов разобраться. Можно съездить туда, а не тут голосовые связки тренировать. - Позвоните ему, мадам, он сейчас работает, - предложила я. Она так и поступила. Набрала номер, и принялась нетерпеливо прохаживаться от окна к столу, нервно барабаня тонкими пальцами по вечерней сумочке. - Леон, ну, сколько можно?! – возмущению её не было предела. – Долго ты еще будешь избегать встреч с… Что?! Да это она тебя с толку вечно сбивает, и ты потом делаешь, как надо ей! Что?! ЛЕОН!!! Почему? Как ты мог? Следующие пять минут она слушала, с каждым мгновением всё больше бледнея. Закончила беседу сухо: - Ну, как пожелаете, специальный агент Кеннеди, более ни вы меня, ни я вас не знаю. Всего вам хорошего… Она убрала телефон обратно в сумочку, и на несколько секунд застыла, повернувшись ко мне спиной. Пыталась овладеть собой после малоприятного разговора с Леоном. Догадываюсь, что он ей сказал, раз она утратила контроль над эмоциями. Два раза судорожно вздохнула, резко свела лопатки, и встала лицом ко мне: - Всего и вам хорошего, агент Токамура… - Агент Кеннеди, мадам директриса, - уколола на прощание я. Она уходила, приветливо кивая своим бывшим сослуживцам, ни звуком, ни взглядом не выдавая чувств, бушевавших в её душе. Такой выдержки и умения владеть собой я от неё не ожидала, честно. Думала, что после провальной беседы с Леоном Анжела начнет ругаться со мной по второму кругу, но она сумела признать свое поражение, и красиво ушла. А я, оставшись одна, села на подоконник и кое о чем задумалась. О том, какой же странной порой бывает любовь. Анжела Леона обожала, но это чувство было похоже на камень, тянущий ко дну, цепи, с каждый днем сдавливающие всё туже и туже. Ошейник – удавка, не дающий полноценно дышать. Замок со Снежной Королевой в нём. Вечный мороз. Анжела, кстати, не понимала, что с годами превратилась в настоящую ледышку, она не чувствовала, каким холодом от неё теперь веет, и насколько дискомфортно стало находиться в её компании. Из той милой веселой женщины, смущенно предложившей Леону дайвинг, она трансформировалась в безжалостную карьеристку, готовую уничтожить любого, кто окажется на её дороге к успеху. Она заставила себя забыть обо всём, что мешало продвижению наверх: у неё не осталось ни подруг, ни хобби, ни развлечений, она сделала смыслом жизни работу. Ещё в те годы, когда она была агентом ФБР, Анжела запретила себе думать о милых пустяках вроде похода в кино, поездки на ярмарку или тихом вечере у камина. Только карьера, только служебный, родительский, супружеский и дочерний долг. И ладно бы она сама, одна следовала когда - то выбранному ею пути, так нет, Анжела считала, что этой же дорогой обязаны идти все, с кем она работает в офисе. Она не позволяла себе ни спокойных вечеров, ни выходных, ни праздников с отпусками, требуя того же от своих коллег. Ни один напарник с ней не ужился, все сбегали через месяц – другой, не выдержав навязанного им каторжного расписания. Каждый такой уход сопровождался скандалом в кабинете Влада, а позже – у директора Бюро. Анжела возмущалась, кричала, обвиняя сослуживцев в лени, эгоцентризме и отсутствии профессионализма, часто позволяя себе откровенно оскорбительные выпады, переходившие с рабочего на личный фронт тех, кто отказался жертвовать собой во имя торжества справедливости. Также у неё вошло в привычку полностью обесценивать усилия соратников, говоря им, что ничего умного (путного, полезного) они в своей жизни ещё не сделали. Если кто – то злился на её презрительное фырканье, она тут же принималась тыкать человека носом в его прежние ошибки, возводя их в абсолют. С Леоном же вышло намного хуже. Проблемы у него начались задолго до перехода его храброй напарницы в Секретную Службу. Ещё когда Анжела работала в ФБР, Леон вызвал сильнейшее недовольство сенатора Гаррета, отказавшись жениться на его племяннице. Девчонка залетела от высокооплачиваемого жиголо, коего ни один здравомыслящий человек не впустил бы в семью. Дело было не в том, что жених зарабатывал на жизнь, торгуя собой, тот мужчина привык видеть в женщине исключительно источник дохода, он хотел отношений без каких – либо обязательств с его стороны. Узнав о беременности подруги, он заявил, будто девушка хочет затащить его под венец посредством хитрости. Якобы он всегда надежно предохранялся, но подлая дрянь нашла способ понести от него плод. И он, формальный отец этого плода, никакой ответственности за женское коварство не несет. Презервативы – то всегда она приносила! Наверняка один из них оказался с дефектом. Или девчонка сама его проколола. Короче, красивый альфонс с её крючка сорвался, и Гаррет решил «осчастливить» Леона, посулив ему взамен серьезное повышение по службе. Не на того попал: Кеннеди конгрессмену отказал. И Гаррет затаил на него злобу. Но выместить её смог только после того, как забрал к себе Анжелу. Он сразу понял, что именно она поможет ему отомстить несговорчивому агенту. Это Гаррет инициировал повторное расследование, приведшее к увольнению Хелены Харпер. Гаррет же добился, чтобы Леон и Анжела стали работать вместе. С самого первого дня правительственный агент Миллер взяла не то чтобы командный тон, она принялась тащить Леона на вершину, забыв спросить мнение своего напарника. Впрочем, и будучи сотрудницей ФБР, Анжела не очень – то спешила интересоваться точкой зрения любимого мужчины. Она же хотела, как лучше, она хотела видеть агента Кеннеди большим начальством, и всеми уважаемым человеком. В идеале - своим мужем, приемным отцом двух её малышей. Чего Леону сто лет не надо было. Он пропускал мимо ушей все прозрачные намёки, которые делала Анжела со дня своего развода и переезда в Вашингтон. Целых одиннадцать Леон с Анжелой как – то уживался, каждый день, гася конфликты в личных и профессиональных отношениях, желая сохранить и дружбу с ней, и новые контакты в лице Влада Цепеша. Анжелу это вариант категорически не устраивал. Хотя она и Криса с Джилл едва терпела, считая обоих слишком глупыми, недалекими и ограниченными для того, чтобы находиться в обществе Леона. Не говоря уже о Шерри и позже Джейке. Справедливости ради я должна сказать, что Анжела до последнего отстаивала как своего любимого, так и Джейка с Шерри и Ингрид, убеждая Гаррета оставить ценных сотрудников в Секретной Службе, несмотря на давние личные конфликты. Она говорила кандидату в президенты, что Леон обладает и бесценным опытом, и умом, и замечательными профессиональными качествами. Конечно, он несколько труден в общении, но на сложности его характера можно, же глаза закрыть. Гаррет, кстати, вовсе не был упёртым идиотом, выгоняющим людей, просто, потому, что они ему не угождают. С Анжелой кандидат в президенты согласился: да, Леон Кеннеди представляет ценность, но Гаррет хочет получить от подчиненного намного больше, чем он дает начальству сейчас. И если вышепоименованный агент проявит лояльность к растущим требованиям руководства, проблемы решатся сами собой. Если же нет… Леон предпочёл сказать «нет». Он не видел и намёка на логику и здравый смысл в новой бумажной работе, которую ему стал навязывать Гаррет. И Леон, в отличие от многих своих коллег, не боялся высказывать мнение вслух. Он прямо говорил, что не имеет отношения к науке, от него не вправе требовать написания статей, так любимых Гарретом. Единственная письменная работа, которую он обязан был выполнять каждые пять лет – это аттестационный отчет. Всё. Больше с него ничего не причитается. Гаррет с Анжелой считали иначе. Сенатор когда – то сам мечтал пойти в науку, но жизнь вынудила его стать политиком, вследствие чего он и спроецировал свои нереализованные желания на других людей. Знаете, как женщина, не сумевшая в юности стать знаменитой пианисткой, порой насильно тащит ребенка в музыкальную школу, приговаривая «я не смогла научиться, но ты – то будешь играть!». Тащит за шиворот, хотя этот ребенок упирается, кричит, что не хочет, и всячески саботирует процесс. Так и Гаррет. Повезло ему только с Анжелой, которая была этой наукой просто одержима, и не видела своей жизни без написания докладов, книг и статей. Она создавала их одну за другой, выдавая в месяц не менее десяти работ по самым разным темам. И очень злилась на напарника, который не писал вообще ничего. До того лета в Испании, когда нам довелось действовать одной командой, конфликты на научной почве возникали относительно редко. Возобновились они после отказа Леона назвать сослуживицу женой, и не прекращались до нашего тайного отъезда из Вашингтона. Гаррета дико разозлило упрямство мистера Кеннеди, и сенатор принялся давить на одного из лучших агентов с утроенной силой, подключив к этому прессингу Анжелу. Причём поступил конгрессмен очень хитро, поставив её успехи в прямую зависимость от активности напарника. И Миллер за короткий срок сумела сделать то, чего не смог добиться её патрон: она Леона, пардон за подростковый сленг, задолбала, как один прославленный дятел из мультика. Не только манерой каждый день требовать то новую статью, то материал для доклада, то главы в диссертацию, она принялась изводить его, нанося удары по самооценке и гордости своего партнера. Услышав, что Леон опять не хочет ничего писать, Анжела кидала ему обвинения в лени, эгоизме и нежелании выполнять свой служебный долг. Говорила ему, что напарник не работает, а тупо просиживает время, ожидая окончания смены, и что такие инертные сотрудники ни Гаррету, ни ей не нужны. Систематически упрекала, жалуясь, что из-за него страдает и она. Ведь она, якобы, протеже Леона, и её люди судят, оглядываясь на поведение агента Кеннеди. А раз агент Кеннеди плохой работник, то и она от него далеко не ушла. Ответственность за крах своего брака и разлуку с детьми она тоже повесила на сослуживца. И так она донимала его в течение нескольких месяцев каждый день, искренне полагая, что под влиянием этого давления Леон изменится в нужную ей и сенатору сторону. Увы, не того мужчину она выбрала, чтобы манипулировать и запугивать. С годами чувство вины, которое он испытывал перед напарницей, иссякло, уступив место закономерному раздражению, а позже – неприязни и желанию никогда больше не видеть Анжелу, не слышать её требующего или обвиняющего голоса. За время, проведенное нами в Испании, Леон успел сделать самые неутешительные выводы, и принять нелегкое решение, результатом которого стал крах его многолетней дружбы с бесстрашной напарницей. Не надо думать, что разрыв этих отношений дался ему легко: Анжела была дорога Леону, он уважал её и любил, словно она приходилась ему родственницей, но он уже устал. Ему надоел её изощренный эмоциональный шантаж, ультиматумы в стиле «или она или я» и обесценивание всех его чувств, привычек, окружения и заслуг. Его уже достало постоянно делать выбор между Анжелой и другими своими друзьями, он не хотел общаться только с ней одной, прогнав из своей жизни всех остальных. Пришла пора сказать «Хватит». Хватит молчать, терпеть и быть в отношениях с кем – то исключительно отдающей стороной. Конечно, Леон переживал оттого, что длившаяся более десяти лет связь так резко и плохо закончилась. Друзей у него и без того осталось немного, все они были проверены временем и этой проклятой войной с биотерроризмом. Анжела за прошедшие годы стала одним из самых близких и дорогих для него людей, и терять её Леону было больно. Но, к моему огромному сожалению, она сама не дала ему пройти иным путём. Как Анжела уходила, и говорила ли она с кем – то ещё, помимо меня, я не знала, но её машину заметила – она медленно выезжала сейчас за ворота, чтобы отвезти директрису в аэропорт. Слава Богу, обошлось малой кровью. Надеюсь, что следующая наша встреча состоится очень не скоро. А будет ещё лучше, если мы с нею не увидимся больше никогда. В кармане у меня завибрировал телефон. - Ты там как, жива, Эйда? – заботливо спросил меня Леон, когда я сняла трубку. - Скорее да, чем нет, - отшутилась я. – Она была, ты сам понимаешь, вне себя от ярости, но ограничилась руганью и упрёками. Анжела не хуже тебя сознает, что к прежним отношениям вы с ней не вернетесь, а строить новые ты уже не захочешь. Слушай, у тебя там не «Ангел тьмы» идёт? – встрепенулась я, уловив на заднем плане фразу «я пришел с миром». - Он самый, - тихо засмеялся Леон. – Единственный, любимый и неповторимый. Я с объекта час назад вернулся. Немного отдохну – и приступлю к просмотру сканов, что мне Джулия выслала. Всё равно ложиться уже смысла нет. Хочу к утру накидать тезисы по первой главе. Кстати, на Новый год меня обещали отпустить домой, так что жди, Пенелопа. - Разумеется, - на душе у меня стало светлее. – Люблю тебя. Ты, главное, береги себя там, Леон. Нажала клавишу отбоя, и села за свой компьютер. До утра делать было решительно нечего, спать нам нельзя, так что я решила тоже устроить себе ночной кинотеатр, включив, правда, не «Ангела тьмы», а «Блэк Джек». Тоже с Дольфом Лундгреном. Вот, кстати, ещё один, мелкий, но не менее скользкий камень преткновения в дружбе Анжелы и Леона. Не последняя причина, по которой эта самая дружба в итоге развалилась. Кеннеди любит эти боевики восьмидесятых – девяностых годов ушедшего века, кинофантастику того же периода, сериалы «Её звали Никита» и «Секретные материалы». Он душой отдыхает на этих картинах (и меня приучил). Анжела, узнав, что её напарник смотрит, вроде бы беззлобно высмеяла его вкусы, сказав, что Малдером и Скалли может восхищаться только подросток, а снятый Крейгом Бэгсли боевик с Дольфом Лундгреном выглядит глупо и наивно на фоне современных блокбастеров. Про бегающую с пушкой наперевес блондинку, отзывающуюся на мужское имя, она вообще промолчит, ибо сие зрелище исключительно для дураков. Леон ей вежливо возражал, объясняя, что «Секретные материалы» вобрали в себя все страхи, тревоги и фобии своего времени. И пусть серии, связанные с пришельцами, сейчас и правда выглядят наивно, эпизоды, где речь идёт о маньяках, сектах и прочих тёмных сторонах жизни по – прежнему актуальны. А столь презираемый напарницей «Ангел тьмы», по мнению Леона, был не просто классикой жанра, а примером того, как надо снимать качественную фантастику. Обратил внимание партнерши на безупречную логику фильма, и хорошо прописанных персонажей, каждый из которых представляет собой отдельный законченный яркий образ со своим характером и историей. Не в пример тем же «Сумеркам» с этим убийственным: «Я поцеловал Бэллу, и она сломала руку». Про «Звездные войны», прости Господи, «Пробуждение Силы» и «Изгой один», Леон вообще предпочел не распространяться. Хотя в рецензиях на сии шедевры от Микки Мауса Кеннеди плевался долго. Посмеивалась Анжела и над его любовью к экранизации компьютерных игр. Шерри мне рассказывала, как Миллер хихикала, узнав, что Леон забронировал билеты на мировую премьеру первой части «Сайлент Хилл». Хорошо, хоть с ними не пошла, работала тогда над одной из своих диссертаций, из Гарвардвилля даже на день уехать не захотела. Но не забыла в электронном письме попенять Леону, что он тратит время на откровенную чушь. Мой телефон загудел, принимая сообщения. Хм, ммс от Леона. О – о – о, какая красота… Кеннеди прислал мне виды зимнего Балтимора с ледяными фигурами на одной из центральных улиц. Снежная Королева, Принцесса Лея, Гарри Поттер, Покахонтас и много кто ещё из числа популярных сказочных персонажей. А в центре этой композиции переливалась праздничными огнями роскошная лилия. Любимый цветок Анжелы, если кто не знает. Её единственная слабость, на которую она, став директрисой Секретной Службы, тоже наложила запрет. Будь её воля, она держала бы эти шикарные цветы и во всем офисе, и дома. Но вот беда: среди её сослуживцев, подчиненных и домашних (до развода) были люди, вообще не переносившие, ни аромата, ни даже вида обожаемых ею растений. Аллергики чихали, астматики выдавали приступ, у остальных начиналась сильная головная боль. А в пентхаусе, где она жила, за цветами оказалось некому ухаживать. Так что пришлось Анжеле довольствоваться теми фотографиями из чужих оранжерей, и с цветочных выставок, что она держала в телефоне. Кстати о нём… Я вытащила свой смартфон, и переслала полученный снимок директрисе Секретной Службы, сопроводив послание новогодним поздравлением от себя и Леона. Анжела ответила мне холодной благодарностью. Настоящая Ледяная Лилия, воплощение безупречности, красоты, успеха, такта, ума, образования и респектабельности. Ледяной цветок, давно похоронивший себя настоящую под толщей вечной мерзлоты, и забывший о том, что и он когда – то был живой женщиной.