Через поцелуи

      Из раскрытых губ медленно выходила изящная струйка лёгкого дыма и растворялась где-то под чёрным глянцевым потолком. Сверху в отражении отображалась полуобнаженная фигура мужчины, расслабленно лежащего на кровати с шелковыми и такими же чёрными, как потолок, простынями. Изящная, украшенная замысловатыми узорами и цветами, металлическая спинка спального места чуть блестела, отражая огни ночного мегаполиса.       Широкая грудь медленно поднималась вверх и опускалась вниз от глубоких вдохов и выдохов. Глаза были прикрыты, а чуть дрожащие ресницы выдавали бодрствование музыканта.       В колонках громыхала басами расслабляющая музыка, похожая на ту самую, что вставляли в фильмах именно в те сцены, когда главный герой или героиня заходили в какой-нибудь ночной клуб или стрип-бар, полностью погружаясь в атмосферу кайфа, грязных танцев и разврата.       «Герой на героине…»-неосознанно в его сознании промелькнула строчка из старой песни-«Точнее на морфине…» Лёва никогда бы не подумал, что пройдут года и он станет тем самым «героем».       «Чёртов Уман, до чего ты меня довёл своими неожиданными нежностями по пьяни? Я не понимаю… я кролик что ли подопытный, чтобы на мне испытывали технику поцелуев с мужиками в нетрезвом состоянии?.. Сколько лет уже прошло, с того первого раза… и вот ты снова со мной это делаешь! Зачем?!..       Хочешь заразить меня этим пидорством, делая временные вакцины?!.. Инфицировать этой бешеной болезнью, под названием » однополая любовь«?..       Вчера ведь всё было хорошо, даже отлично! Мы отмечали запись нового удачного сингла.Но ты всё испортил, затащив меня, напившегося почти в хлам, в подсобку и…       Я точно помню твои глаза, полные жажды, страсти и желания, которые прожигали мне мою жалкую и истерзанную душёнку…       И ничего не сказав, ты снова целовал меня. Да так, что еще через пару минут таких ласк, и я бы отдался тебе полностью. Но резко отскочив от меня, когда я начал отвечать, ты чуть не вышиб дверь маленькой подсобки и скрылся в длинном тёмном коридоре… А на утро — словно с чистого листа: „Какая ещё подсобка? Бортник, к тебе белочка уже пришла? Пить надо меньше! “ — и снова ты смеёшься надо мной при ребятах, но я вижу твои глаза… А в них отнюдь не ожидаемая насмешка, в них твоя правда и волнение…       Поздравляю! Браво! Твой эксперимент удался! Но у инфекции есть побочный эффект — я схожу с ума…»       Сколько солист уже так лежит? Час? А может два? Он не знал. Время потеряло свою значимость, оставаясь за пределами этой комнаты.       Слишком крепкие сигареты и ещё кое-что сделали свое дело, помутняя рассудок мужчины.       Его сумасшедшая влюблённость в край измотала и душу, и тело. «Как же угораздило-то меня?» Бортник упрекал сам себя, но сколько бы он не старался выкинуть назойливые мысли о Умане, как не о лучшем друге, а о нечте гораздо большем, ничего не получалось. « Да он сам во всём виноват! » И со временем любовь перерастала в противоположное чувство. Как говорится: от любви до ненависти один шаг…« Ненавижу его!»       А сейчас он хотел забыться, чего собственно говоря, полностью добился. Никаких экспериментов, никакой любви, никакой ненависти, только тишина…       Где-то в углу комнаты задребезжал телефон, оповещая об очередном сообщении от друга, на которое в данный момент Лёве было полностью наплевать.       По французскому окну стучали капли холодного дождя точно в ритм музыке. Где-то у подножья широкой двухспальной кровати валялся использованный шприц и ложка.В правой руке медленно тлела практически докуренная сигарета, и солист снова поднёс её к губам. Сделав глубокую затяжку, он выпустил ядовитый дым на волю и открыл свои голубые глаза. Однако голубизны в них практически не осталось- всю радужку поглотили чёрные, словно ночь, зрачки. Глаза, как и его сознание медленно погружалось в тёмную бездну воспоминаний. Смотря в чёрный потолок пустым взглядом, он видел яркие быстро сменяющиеся картинки, которые ему подкидывало воображение, только распаляя внутреннюю боль и без того кровоточащие раны в душе.       Вот он прилетает на край света к своему другу, и чувствует что что-то не так.        А тут они уже в Москве без денег, обманутые очередной рекорд-компанией, но по-прежнему вместе.       Сидят на против друг друга, смотрят в глаза.       Ищут.       Каждый для себя свою надежду.       А вот тот поцелуй, который подарил ему Шурик в один из тех зимних и холодных вечеров, согревая тело и сердце на годы вперёд. Одновременно запутывая Леву в огромном комке неопределённых чувств. Опыт номер один. Введение инфекции с последующим наблюдением за реакцией пациента в течении нескольких лет.       Да, они были не трезвы.       Лёва был пьян, но не на столько, чтобы забыть всё к чертям, на что и рассчитывал гитарист. А на следующее утро Уман вёл себя так, как будто вовсе ничего и не было. Притворялся и нарочно говорил, что совершенно ничего не помнит.       А у Бортника всё в мельчайших подробностях отложилось в памяти: этот незабываемый и чуть чуть терпкий вкус губ коньяка с каплей кофе. Такой родной запах корицы и сигарет, исходящий от волос кареглазого, приятно щекочащих щёки… Постепенно шло заражение.       После идёт картинка, где они оба счастливые, только только начиная успешную карьеру в России, сидят на какой-то радиостанции и исполняют свои песни. На тот момент болезнь приостановила распространение по организму из-за слишком большой нагрузки на работе.        Следующее изображение было в движении: перед его глазами огромный, как будто бесконечный зал. Рядом стоял Уман и наигрывал что-то на гитаре, сам Лёва занял место по середине концертной площадки.       Слишком яркий свет софитов резко ударил по глазам, поэтому солист был на какое-то время ослеплён и потерял способность видеть.Пришлось прикрыться рукой. Когда зрение вновь появилось, он посмотрел вниз с высокой сцены.       Изначально там столпилась маленькая кучка фанатов, однако она стремительно начала увеличиваться. Люди появлялись просто из неоткуда, цифры росли. Но чем больше было людей внизу, тем дальше отходил от него Шура.       Конца толпы уже не было видно, а гитарист, всё так же, аккуратно задевая пальцами струны, играл на гитаре, постепенно удаляясь от голубоглазого и, кажется, при этом не собираясь возвращаться к Лёве обратно, как это обычно бывало на их концертах.       Неожиданно Уман начал исчезать. То есть его изображение в сознании Бортника начало растворяться, но солист был под действием морфина- довольно сильного наркотика, так что принимал всё это за действительность.       Он начал кричать, звать Умана, совсем забыв о своей лже-ненависти, но из горла вырвались лишь тихие хрипы. А тот всё так же стоял, склонившись над гитарой, и перебирал струны, становясь почти прозрачным.       Бортник пытался подбежать к гитаристу, но тело его не слушалось, оставаясь ровно стоять перед микрофонной стойкой. Сердце разрывалось на части от одной только мысли, что он больше никогда не увидит Умана.Из голубых глаз побежали слёзы отчаяния.       Некто в толпе восторженно закричал его имя. Рядом стоящие подхватывали и вместе начинали повторять: «Лёва! Лёва! Лёва!». Через минуту шум был настолько громок, что казалось ещё чуть-чуть и лопнут ушные перепонки.       Вдруг он почувствовал резкую боль, которая вырвала его из страшного сна, возвращая к серой реальности. Щёку как огнём обожгло.       Видимо действие наркотика заканчивалось, и простая пощёчина теперь казалась выстрелом из пистолета прямо в голову.        Шевеление своими конечностями ни к чему не привело — руки и ноги затекли и неприятно покалывали, будто в них вонзались тысячи иголок одновременно. В голове все яркие картинки смешались в одну большую разноцветную кляксу.       Он зажмурился и попытался поднять тяжёлые веки, что в конечном итоге удалось. Перед глазами всё плыло, солист попробовал сфокусировать взгляд на чём-нибудь, что попадало в его поле видимости. Однако вместо собственного отражения в глянцевом потолке перед ним предстало не доброе лицо его лучшего друга.       -Шуууура…- простонав имя рядом сидящего гитариста, Лёва закатил глаза, снова проваливаясь в мягкую тьму царства Морфея. Прежде чем полностью утонуть в небытие, остатками сознания еще находящимися в этой реальности, он слышал какое-то шуршание и отрывки некоторых фраз, произнесённых его другом.        -Долбанный наркоман… -      Я же хотел во всем признаться нормально…       — А у нас как? Правильно… всё через жопу!.. ******       -Хм, думаю теперь можно начинать. — тихо произнёс гитарист, обводя оценивающим взглядом своё творение: руки его друга были крепко привязаны к металлической спинке кровати в двух местах так, что двинуть ими было просто невозможно. Вокруг худых щиколоток, словно змеи, туго затянулись кожаные ремни, чьи противоположные концы были закреплены на железной перекладине внизу. Да к тому же мирно спящий Лёва был практически полностью обнажён.       «Боксеры портят всю картину»-подумал кареглазый-«Но они тут не надолго…». Он так долго ждал подходящего момента, чтобы рассказать… А сейчас ярость притупляла его неуверенность. То, что надо. То, чего не хватило в прошлый раз.       Гитарист подошёл к прикроватной тумбочке, где стояли наполовину опустошённая им бутылка виски и полный ледяной водой кувшин. Взяв сосуд за стеклянную ручку, кареглазый занёс его над головой солиста и полностью вылил содержимое на бедного Лёву.       — БЛЯТЬ! КАКОГО ХУЯ ТЫ ТВОРИШЬ?! -резко распахнув свои пронзительно-голубые глаза, прокричал солист, отплёвываясь и рвано дыша. Он попытался встать с постели, но крепко завязанные ремни не дали ему это сделать.       -Это я у тебя хотел спросить, что ты творишь и о чём ты думал, когда принимал эту дрянь.- тихо, но вкрадчиво произнёс Шура, стоя у подножья кровати со скрещенными на груди руками. Он уже немного умерил свой пыл, когда туго затягивал ремни на руках и ногах находящегося в бессознании Бортника и представлял как заставит его молить о пощаде.       Жажда близости яро давала о себе знать, однако злость никуда не делась — она по-прежнему сидела где-то в горле. Уман понимал, что ещё не много и ему просто сорвёт крышу. От практически неудержимой ярости и возбуждения одновременно.       -Да ты совсем головой тронулся, уёбок?! Сейчас же развяжи меня! — продолжал брыкаться Лева, не обращая внимания на слова друга. -Сука!       Лицо Шуры украсила ухмылка, а ладони сжались в кулаки, да так что побелели костяшки. Это была почти последняя капля его исстрадавшегося терпения. Однако ещё в силах сдержать свои негативные эмоции он сквозь зубы произнёс, медленно подходя к изголовью кровати и наклоняясь к лицу голубоглазого:       — Я спрашиваю по-хорошему, последний раз: зачем ты это сделал?       Бортник посмотрел на горящие гневом глаза гитариста, чей взгляд намеривался прожечь дырку в голове, и на секунду подумал: «А что же тогда будет, если по-плохому?..» Но его мысли снова стали течь в ложном направлении. « А мне не похер ли? И вообще, что он себе возомнил?! Ненавижу!»       Слишком обижен. Слишком горд, чтобы признаться и сказать прямо в лоб, что причина всего этого — человек, который сейчас стоит над ним.       -Иди нахуй со своими вопросами! Отпусти меня, пидорас конченный!       -…значит выбираешь не по-хорошему…- куда-то в сторону сказал гитарист и через секунду Лёве прилетает кулак в скулу.       От неожиданной вспышки боли на секунду у Левы потемнело в глазах. И когда сознание возвратилось он продолжил свою гневную терраду, но не надолго:       -Блядь, да ты в конец уебался уже?! Эй! Ты чего…ммм…       Шура, не выдержав, впился жадным поцелуем в губы Бортника, зарываясь пальцами в его мокрую шевелюру и сильно оттягивая волосы. Непрерывая тесного контакта гитарист взобрался на напряжённый пресс друга и, поудобнее устроившись на нём, начал спускаться вниз, сооружая дорожку из засосов и маленьких красных следов, оставленных зубами. Необходимо было дать время Лёвчику отдышаться и переосмыслить ситуацию.       И правда, солист заворажённо следил за действиями друга, ни капельки не сопротивляясь. Даже забывая дышать. Ведь это было для него в новинку, и чертовски приятно, прям до дрожжи в коленках.       Напряжённая шея, через чур выпирающие ключицы…« Совсем исхудал…» — подумал кареглазый, возвращаясь к раскрытым губам Бортника. И остановившись на расстоянии пяти сантиметров от них, он встретился взглядом с двумя голубыми омутами и замер.       Это чувство было незабываемо: когда по всему телу пробегает дрожь и в груди становится так тепло и легко, что хочется взлететь от счастья. После этих ясных глаз, злость сразу же куда-то испарилась.Невольно взгляд опустился на чуть покрасневшую скулу его друга.       -Прости… за это — прошептал гитарист осторожно прикоснулся к месту удара, при этом другой рукой нежно поглаживая потихоньку расслабляющийся мышцы груди, медленно спускаясь ниже. « Черт… теперь бить его -рука не поднимится, но в принципе есть немного иной способ заставить его умолять…» -подумал Уман, ухмыльнувшись, что не укрылось от голубоглазого.       — Может всё-таки развяжешь? — шумно сглотнув, тихо произнёс Лёва, пытаясь пошевелить руками. Красные следы от ремней точно останутся.       -Нет…- тем же шёпотом ответил Уман и, наклонившись к солисту, прикусил мочку уха, немного оттягивая её зубами за маленькую серёжку.       Словно разряд тока, по телу Бортника тут же пробежала волна наслаждения, концентрируясь где-то внизу живота.       -Расслабся и получай удовольствие…- снова послышался этот страстный шёпот, вызывающий толпы мурашек, бегающих по телу туда-сюда.       И последними мыслями в голове солиста промелькнули слова: « Наверное нетрадиционная ориентация передается через поцелуи…», прежде чем эхом по комнате прошёл его же гортанный стон… *****       Первые красно-оранжевые лучи восходящего солнца плавно сползали со стен на два расслабленых мужских тела, лежащих на большой кровати со скомкаными чёрными простынями. Ранее раскалённый и обжигающий воздух в комнате медленно уходил через щелочку приоткрытого окна.       Гитарист, подперев голову кулаком, наблюдал за светлеющим небом, одновременно другой рукой рисуя замысловатые узоры на теле Бортника и чувствуя как тот, ещё видимо не отошедший от ярких впечатлений, прерывисто дышит.       — Чтоб я больше этого дерьма не видел у нас в квартире, понял? — неожиданно послышался чуть охрипший баритон Шуры, который опустил взгляд на затаившего дыхание солиста.       — У нас? — выпучив ясные глаза от удивления, переспросил Лёва каким-то уж слишком тоненьким голосочком.       — Да, я к тебе переезжаю. Буду тщательно за тобой следить, ну и не только…- ответил кареглазый, ухмыльнувшись в своей манере. — Тебе же понравилось завершение эксперимента…       Голубоглазый с возмущением уже хотел что-то ответить на этот коментарий, но Шура не дал ему это сделать, закрыв его рот рукой.       -И не смей отрицать, ты стонал подо мной так, что соседи перестанут смотреть порно, потому что там стоны им будут казаться через чур наигранными. — и убрав руку, Уман увлёк друга в нежный и плавный поцелуй.       «Так я и думал- через поцелуи.» Сделал вывод Лёва, отвечая на ласки гитариста, чуть ли не мурча от удовольствия.