Трамвай

      Петербург, зима, 1877 года.       - так вы полагаете, она выживет?       - все в руках Божьих, графиня.       - и совершенно точно потеряла память?       - врач говорит, что, скорее всего, навсегда…       - и Вы, действительно, думаете, что так будет лучше?       - да! Для меня. И для моего сына. И для вашего сына, графиня. Я все устрою: под ее именем похоронят неопознанную женщину, погибшую, вот совпадение, под колесами поезда днем позже.       - прощайте, сударь!       - прощайте, графиня!       Москва, весна, 1929 года.       А масло было жалко. Аннушка, встававшая чрезвычайно рано и целый день носившаяся по Москве, с бидоном в руке проходя мимо трамвайных путей, традиционно, смотрела по сторонам. На мгновение взгляд ее остановился на подтянутом, плотноватого телосложения розовощеком красноармейце. Что-то кольнуло в давным-давно зачерствевшей душе Чумы-Аннушки, что-то вспомнилось, мелькнуло: чьи-то глаза, губы, взгляды. Аннушка засмотрелась и пролила масло. Видение исчезло. Выругавшись, Аннушка пошла восвояси. А масло было жалко. Хорошее было масло.        Деревня Челобитьево, город N, 199… года.       Трамвай был очень старым. Старинным даже. Пашка усмехнулся – кому-то в наследство от дедов-бабок достаются золото-антиквариат, дома-квартиры. Ему же, Пашке, достался покосившийся домишко под снос и трамвай. С трамваем, к слову, была связана какая-то странная история. Будто бы в начале века: в двадцатые или в тридцатые годы трамвай этот насмерть зарезал человека, а после этого, отнюдь не суеверные комсомолки-вагоновожатые, все, как одна, заговорили о том, что трамвай проклят и дружно отказались садиться за него. У Советской России было много трамваев, вагон списали, и стоял он в депо, ржавел. Пережил войну. И заржавел бы совсем. Если бы его, Пашкин, дед, по каким-то только ему ведомым нуждам, не выпросил его у руководства Трамвайного Парка и не перевез его на Малую Родину. Как ему это удалось, история умалчивает, но с той поры трамвай обосновался на огороде. В детстве Пашка с братьями играл в нем, а сейчас… Мало ему продажи дедовой развалюхи, так еще и трамвай. Вот куда его девать? А? Продать? Так не купят! В цветмет сдать? Проржавел весь. Дойдя от станции до дедова дома, Пашка несказанно удивился, обнаружив, что трамвай исчез. И не просто исчез – кажется, что и не было его никогда. Трава вокруг была не примята, да и следов от колес большой машины, которая могла бы перевести такую груду металла, не наблюдалось. Пашка почесал затылок. Втянул ноздрями воздух - пахло чем-то незнакомым, нездешним, необычным. Через мгновение Пашка намертво забыл о трамвае. И никогда больше не вспомнил.       Электричку задержали и в родной город Пашка вернулся почти в полночь. Город был безлюден, лишь на Зеленой улице озирался по сторонам странного вида парень с рюкзаком за плечами.       - Закурить не найдется? – обратился к парню Пашка.       - На! – незнакомец протянул ему сигарету.       - Чего тут делаешь один в полночь? – попытался завести беседу Пашка.       - Трамвая жду! – усмехнулся парень       - Не дождешься! – рассмеялся Пашка. – Здесь и рельсов нет, - он счел за лучшее отойти от этого психа. Сделав несколько шагов, повинуясь, какому-то порыву, внезапно, он обернулся. Незнакомца не было. – Дождался! - почему-то весело подумал Пашка и пошел домой.

***

      Тихий Город, однажды.       - Ты ведь с самого начала знал, что так будет! Ты и спас меня тогда исключительно для того, чтобы так оно все и случилось! – женщина отрывисто смеется.       - Ну, знал. Ну, для этого. Но ведь ты и сама была не против, ты согласилась на это, да и Тихий Город – не худшее пристанище для таких, как ты. Верно, Анна?       - Что верно, то верно, - не отрицает женщина. – А трамвай-то? Трамвай куда делся?       - Трамвай? – мужчина лукаво улыбается, - пройдя через Коридор Между Мирами, трамвай… несколько изменил свойства, пошел на повышение, если хочешь… Теперь он именуется «Платформой…» и открывает дверь в еще одну чудесную сказку.       - Готова спорить, что и здесь не обошлось без твоего участия, Менин!       Двое заливисто хохочут.