Розовое небо

Мне не жаль, сказала однажды она ему. Один раз Джеку, другие пятнадцать — себе. Мне не жаль. Какое отчаянное оправдание. Мне не жаль, что я прицепила тебя к кораблю. Не жаль, что ты умрешь. Не жаль, не жаль, только она не об этом. Иначе бы ее голос так не дрожал и не леденел. Идиотизм. Идиотизм был с самого начала связываться с ним. Да она и не планировала ввязываться в пиратскую жизнь… может чуть-чуть, когда держала пиратский медальон под подушкой. Но точно не с Джеком. Кто знал, что он, идиот, бросится в воду за Элизабет. Что ему тогда было нужно? Ничего, связанное с Элизабет. Если бы его предупредили о такой наглой девчонке, он бы лишь помотал головой, лениво закатил глаза и повернулся в сторону корабля, который приехал украсть. А тут два охранника докопались до Джека и пришлось проявить человеческие качества, чтобы претензии растворились, как Джек растворился в море в поисках упавшей девушки. Им обоим не нужны подобные приключения. Тем более, Джек тут же воспользовался Элизабет для своей выгоды. Да, красивая. Да, милая, умная, таких навалом. Да, еще и упирается, еще лучше. Мимолетное удовольствие, и Джека уже не было. Им не по пути. Элизабет тянется к нему после одного поцелуя. Она открывает рот и Бог знает, чего она добивалась. Приговорить Джека к неизбежной смертной казни, похоронить его наконец, но она бы этого не делала, не зная, что он вернется. Он тоже знает, что вернется. А даже если не знал, то умереть с мыслью, что Элизабет все же влюбилась? Не так как в Уилла, но влюбилась. Да это прекрасная, гордая, эгоистичная смерть! Он постоянно как-то возвращался. То спрыгнет с парусов, то прилетит с соседнего корабля на веревке, или вообще, проплывет на Черной Жемчужине по песку. Никогда непонятно, планировал ли он что либо. Но Элизабет никогда не признается, что его вмешательства порой не хватает. Его лица в грязной толпе. Его. Вот она на корабле у Барбосы, он сбрасывает ее к морским чертям, забрав шикарное бардовое платье. А за ней прыгает Джек. Опять они прыгают в воду. Видимо, их участь лежать бревнами на дне. Каким-то образом они уже шатались по острову, а Джек плевать хотел с высокой башни на мисс Суонн. Она ходила, кричала, размахивала руками, что-то говорила про человеческие качества и мужество, которые, кстати, Джек позаимствовал у мира на пару минут, чтобы спасти эту девчонку. Любовь… слишком сильно сказано, слишком сказочная вещь для Джека. Он любил рассуждать о любви, любил слушать, любил мечтать, не любил любить. Элизабет нравилась, конечно, ему много кто-то нравился, и много кандидаток на один безобидный перепих, но Джек сразу понял, что тут делать нечего. Не тот тип. Вся такая из себя культурная и прекрасная дама. Аж скучно, Господи. Да еще злить единственного друга! Да, Уилл ему нравился. Временами. Он улыбается, когда она говорит свое не жаль, не ему, а самой себе. Последние недели она вертелась вокруг него, вытягивала за ниточку информации и искала выгоду для себя, как всегда делает Джек. Поэтому пиратка. Поэтому они похожи, да что уж там. Одинаковые. Он улыбается, потому что только что понял и не удивился. Ах, было бы не так интересно, если бы Джек удивился, но нет. Она тянется еще раз и готова заплакать, стукнуть кулаком об дерево, потому что не может с ним остаться, не может иначе. Она готова приколотить себя к палубе, но ей не жаль. У нее было тысяча других способов сцепить его руку, но как же надо было ошибиться, чтобы выбрать самый отвратительный. Она оправдывается, что выбора нет. Она всегда так говорила. Выбора нет, я не могла, я не, конечно могла. Но она выбирает последний поцелуй. Ей невыносимо хочется, хоть раз. Глупо, идиотское желание. Если бы она с кем-то поделилась, ее бы не восприняли всерьез, потому что Элизабет не шутит. Ей хотелось, а Джек вдруг понимает и улыбается. Неужели. Все-таки попалась. Все-таки грешишь. Понимает, но не удивляется. Она тянется, он смотрит, ему лишь слегка интересно. Она подогрела его любопытство. Они оба любопытные. Что, поцелует еще раз? Она сможет? Он назло не сдвинется с места, лишь бы увидеть ее глаза и дрожащие ресницы. Мне не жаль. Объяснения с Уиллом предполагались легче. Если бы он не видел, конечно. А он увидел и подумал… — Я думал, — не может сдержаться он. — Ты думал, я влюбилась? — высокий, удивленный тон. Они долго смотрят друг на друга, и Элизабет теперь докапывается до своего жениха, хлопает ресницами, а Уилл не сдается. А что, разве нет? И никто не отвечает, ведь вопрос риторический, о каком ответе может быть речь. Уилл понимает, что, наверно, ошибся, но вы дали ему возможность подумать! Три секунды, и он думает, что вы влюблены, ведь не влюбленные так не целуются. Ради какой-то цепи так не целуют, Элизабет. Ты заставила сомневаться всех, кроме себя. Его рука в оковах, но она проводит по ней пальцами. Сухая и горячая. Еще, она обмотана уже старым бинтом, который не помог Джеку спрятать черную метку. Ему, наверно, больно, но Джек привык не замечать физическую боль. Что уж там - любую. Элизабет не хочет отпускать, хочет держать именно его руку, эту маленькую короткую бесконечность, которая им дышала в спины. Джек никогда намеренно не хотел отобрать Элизабет у Тернера, но если она сама идет навстречу, кто он такой, чтобы отказаться? Разве он может? Он так долго знал, ждал срыва, чтобы потом играть в верного друга и хорошего человека? Элизабет же не играет. Прости, Уилл, ты не один такой. Не в этот раз. Ей не жаль, что Джек нужен. Не жаль за поцелуй. И пускай это будет наше временное розовое небо, о нет-нет, мы знаем, мы больше общество друг друга не выдержим, но оно есть, любого цвета. Наш розовый. Ей не жаль, что в конце - она все же похожа. Все же пиратка. Все же с ним. Ему тоже не жаль.