Стадии принятия расставания

Когда она уходит, ничего не меняется. Планеты не прекращают свой ход, на Земле не пропадает вмиг весь кислород, и даже — о боже — солнце не прекращает светить. Крис искренне не понимает, почему все так излишне драматизируют. Да, расстались, и что с того? Прекратите. На планете семь миллиардов человек, вряд ли среди них не найдётся ни одного вашего. Так что, да, когда она уходит, ничего не меняется. Крис вдыхает даже как-то свободно, он уже и забыл это лёгкое ощущение. Никакой привязанности к кому-либо, никаких обязательств и постоянного давления на мозги. Не нужно ежеминутно проверять почту, потому что, бог мой, это же будет целая катастрофа, если на сообщение Шистад ответит едва ли на пять минут позже. Не нужно на вечеринках постоянно держать её возле себя, а если отойдёт «на минуточку», выискивать глазами в толпе — напьётся ведь до бессознательного состояния. С ним, конечно, тоже может, но вы что, мы же гордые и независимые, мы не пьём из горла рядом с собственным парнем, мы только виснем на нём потом недоразвитой обезьянкой. Мун, тебе семнадцать, в конце-то концов. Что ты собиралась делать, когда он уедет учиться? Думаешь, нашёлся бы кто-то, кто проводил тебя домой, невменяемую и бухую? Кто накрыл бы одеялом (и ещё сверху пледом, подоткнув края под ноги), потому что во сне ты всегда мёрзнешь? Кто терпеливо спал бы на диване в гостиной, пусть он скрипучий и неудобный? Кто с улыбкой будет называть тебя наутро шестиклассницей, впервые взявшей в руки бутылку пива? Кто будет ворчать, пока ты, чертыхаясь, готовишь завтрак, а после ляжет спать на твою кровать, потому что «я ни черта не выспался, так что ты можешь уходить, а я остаюсь здесь». Кто будет любить тебя так же, как Крис. Шистад не верит ни в какие «стадии принятия разрыва отношений». Очередная психологическая хрень, на которой самые умные пытаются срубить как можно больше денег. Так что это никакая не стадия. Когда она уходит, он просто чувствует злость. Потому что, какого, собственно, чёрта? Встречаться пять месяцев (да, Мун, он помнит), а потом уйти, напоследок кинув что-то вроде: «Мы слишком разные». Ещё и слезами заливалась. И, Крис знает наверняка, собрала всех подруг, чтобы поплакаться им в жилетку. Этакий «дамсовет», на котором вопросом дня было то, какой Шистад мудак. Отзываться по теме восклицаниями, кроме: «скотина», «бабник», «тупица», «козел» — категорически воспрещается. Ушла и ушла, кто же её держал. Даже если и стоило просто прийти домой, залезть почему-то через окно (кто-нибудь из окружения Эвы знает, что у неё есть дверь?), а потом прижать к стене, потребовав объяснения. Начала бы реветь. Драться, возможно, а потом покрывать его такими изощрёнными ругательствами, что хоть записывай. А потом бы прорвало. Начала бы говорить, что он для неё всё, а она ему, получается, не нужна вовсе. Вцепилась бы в толстовку, сама ещё не понимая, с какой целью: притянуть ближе или оттолкнуть. Тут и осталось бы только поцеловать и сказать, что нужна, дура. Больше жизни нужна. Она придурочного своего и за большее прощала. А тут ещё лучше — на что обиделась, сама и не поняла до конца. Из разряда «Думай, как женщина»: не стоит ждать реальной драмы. Накрути себя раньше, это же так весело. И себя, и его мучить. Но Крис не пойдёт. Не в его характере, да и не то чтобы он понимал пока, что испытывал. Что-то вроде… разочарования? Его Эва никогда бы не подняла шум из-за пустяков. Его Эва была рядом и обещала, что всегда будет. Забавно, значит, Шистад и не знал её совсем? Его-не его Эву. Вторая стадия заключается в выражении чувств. Гнев, раздражение, беспокойство, стыд, злоба. Конечно, Крис не испытывает ничего подобного, когда видит её в школе. Подавленную. Без макияжа, одетую в чёрт-его-знает-что. Похудевшую, кажется, и осунувшуюся. Спящую на ходу. Шистад резво заворачивает в другое крыло, в котором учится, вообще-то первый курс, но неважно. Хочется вернуться, подхватить на руки и унести домой. Откормить, заставить выспаться. И всё ругаться, ругаться, ругаться, мол, какая она дурочка. Его дурочка. Но нет. Раз сама так решила — значит, так надо. Он ведь не изверг, в конце концов. Насильно держать, как цепную собачку, не будет. (некстати вспоминаются Эва в ошейнике и её постоянное желание разнообразия. Её полное подчинение и безоговорочное доверие). (чёрт). Через три дня Крис выходит на вечеринку Пенетраторов. Друзья смеются, поздравляя с выходом в строй, алкоголя столько, что что-то в голове в предвкушении щёлкает. Он снова в своей стихии. Вокруг толпа пьяных подростков, не умеющих пить и контролировать свои эмоции, играет какая-то зажигательная музыка, а к нему уже подсели три (безмозглые, передержанные в солярии и в перекиси) очаровательные блондинки. Крис снова бабник, расставшийся с «той рыженькой». Никому, конечно, и в голову не может прийти, что это именно Эва бросила самого горячего парня школы, а не наоборот, так что Мун появляться на вечеринках некоторое время не стоит. Он даже вполне серьёзно собирается отправить ей смс, чтобы сидела дома, но ведь придёт. Назло придёт, а они только этого и ждут — для этих стервятников она будет свежим мясом. Пусть посидит дома с какой-нибудь мелодрамой и мороженым. Так хоть останется в относительном порядке и не узнает, что о ней говорят все, кому не лень. Самых резвых Крис уже посетил, любезно сообщив, что, если они хоть слово скажут в сторону той рыжей девушки, они уже не будут разговаривать. Шистад тот ещё шантажист и манипулятор, вы знали? Третьей стадией в списке значится депрессия, и вот тут Кристофер уверен, что нет. Он уже испытывал это состояние после развода родителей, так что знает, как суметь балансировать на краю, не падая в эту яму. Он просто зовёт Вильяма выпить, что тут такого? Дружеские бро-посиделки. Вильям будет улыбаться, говоря о своей блондинке-подруге-Эвы, а Крис, может, напьётся до такого состояния, что выскажет ему всё. Что спать не может, потому что подушка пропахла её духами и вишнёвым шампунем. Что везде мерещится копна рыжих волос, у него даже зрение, кажется, хуже стало из-за контраста. Что знал с самого начала — не надо ему всего этого. Жил ведь спокойно, ну. Спал с красивыми девочками, разбивал сердца и шёл дальше, забывая об этом уже на следующий день, так почему сейчас так не прокатывает? Почему дышать больно? Ладно, в этом, возможно, виновата астма и аллергия на вишню, которой она пахла всегда. Но почему так? Почему сердце разбила, прекрасно зная, что от него и так оставались осколки? Почему, если обещала, что не разобьёт? Утром Шистад не хочет вспоминать ничего. У него голова ноет от грызущей боли, в висках долбит, но больше этого раздражает понимающая ухмылка-улыбка Вильяма, который, засранец, почти и не пил вчера. Смотрит так пристально, что Крису и не по себе уже, что он там наговорил? Знает, что именно мог бы сказать, но вспоминать всё ещё не хочет. Не в обиду Вильяму, но когда на его лице сострадание, хочется ему врезать. Эва выкладывает в инстаграм фотографию с каким-то парнем. Улыбается. А всё её существо кричит: «Ты видишь? Я смогла. Я смогла доказать себе, что ты мне не нужен». Крису смешно. Глупышка. Единственное, что она этими фотографиями показывает, что скучает по нему даже немного сильнее, чем он по ней. Четвёртая стадия проходит Шистада мимо, потому что Эва уезжает на лыжную базу с подругами. «Торг, попытка выяснить отношения и прийти к общему решению, желание поделиться, найти объяснение произошедшему». Он бы многое хотел ей рассказать. Что облезлый чёрный кот, живущий у его соседки, которого Мун всегда подкармливала, замерз насмерть. Что его дому не хватает её любви к свежему воздуху, вечно, стоит ей только перешагнуть порог квартиры, как по комнатам уже гуляет сквозняк, а от холода можно спастись, только близко-близко прижимаясь друг к другу. Что его отец снова не смог приехать из-за катастрофически важных дел, и купленная ему на прошедший день рождения безумно дорогая бутылка вина была выпита под завывания Майли Сайрус. И что, да, чёрт возьми, «Wrecking Ball», которую она пела по утрам в душе, не так уж и плоха. Он порывается написать ровно три раза. Набирает-стирает, набирает-стирает, набирает-стирает. Извиниться? Так не знает, в чём виноват. Накричать? Нельзя, она и так только-только отошла. В четвёртый раз решающую роль играет бутылка коньяка, так что у Криса и шанса нет сопротивляться. «Спишь?» Ответ, что удивительно в два часа ночи, приходит практически мгновенно. Как будто сидела с телефоном и ждала, пусть даже это и не так. «Нет, бессонница. А ты почему?» Хочется, так хочется быстро набрать: «Из-за тебя» и отправить, не думая, но Шистад ещё не настолько пьян. Какая жалость. «Коротаю весёлые вечера со старым другом». «Понятно». «1964г, из отцовских запасов». «Он убьёт тебя». Крису хочется засмеяться, потому что это настолько привычно — разговаривать с ней, предугадывая каждое слово и эмоцию. Что хмурится, набирая сообщение, сразу отправляя, и только потом вчитывается. Что любит писать отдельными предложениями по тысячи смс в минуту, и как ей это вообще удаётся? Крис бы многое хотел ей сказать. «Я люблю тебя», — печатается быстро, но палец замирает у кнопки отправления. Стоит ли? «Спокойной ночи, Крис». На лице растягивается ухмылка. Одним ответом и сразу всё перечеркнула, умница. «Доброй ночи, вишенка». Может же ей быть хоть чуть-чуть так же больно, как и ему? Следующую стадию интернет красноречиво именует: «Стадия возврата к жизни: самооценка, значимость, безопасность, полномочие». Что бы это ни значило. Крис не очень понимает, потому что с самооценкой у него нет проблем (она же, в конце концов, не к кому-то ушла), с собой он кончать тоже не собирается. Не четырнадцать, чтобы вскрываться из-за неразделённой любви, да и Шистад никогда не был приверженцем нанесения себя увечий. Вот влезть в драку, чтобы знатно получить по красивому личику — это завсегда пожалуйста. Своих Пенетраторы не бросают. Никого не бросают, в принципе, даже и тех, кого «своими» язык назвать не повернётся. Мун всегда ворчала, когда он возвращался с очередной стычки разбитый в кровь. Она крови, вообще-то, боялась, но терпеливо сидела, аккуратно обрабатывая его лицо, молча приклеивая пластыри и легонько касаясь подушечками пальцев затягивающихся ссадин. Ну, может, лишь иногда слишком сильно смачивала ватку перекисью или с чуть большей силой приклеивала пластырь, но это можно было и потерпеть. Мун и не ругалась никогда. Ей и не нужно было, всё отражалось в глазах: и боль, и злоба, и гнев, и волнение, и тревога. Она ведь всегда переживала, что однажды он не дойдёт. Останется лежать где-то в подворотне, избитый до полусмерти. Крис смеялся, говоря, что такого не произойдёт. Обещая. Слишком много обещаний для двух людей, не находите? Не было никакого принятия, потому что Крис так и не признал. Что прошло уже три недели, как она ушла. Что его малышка, которую он мог раньше баловать, целовать, дразнить, ругать, любить, выбрала спокойную жизнь. Без лишней нервотрепки, которую он ей дарил ежедневно, с лихвой. Врут все эти ваши психологи. Нет никаких пяти стадий принятия разрыва отношений. Так что, да, когда она уходит, ничего не меняется. Кроме, быть может, самого Криса.