Темнота и огни

      Алкоголь не радует, не расслабляет, не заставляет забыть. Комната просто кружится, и стоишь в центре этого неподвижного кружения, пока оно не затянет и не рухнешь в водоворот.       Закрываешь глаза, но темнота всё равно навязчиво и зыбко колеблется – не провалиться до конца и не выплыть.       Девица с мягкими руками и острым подбородком смеётся и говорит, что мне подошло бы курить, сидя на ограждении какой-нибудь крыши. Девица пьяна. Я смотрю в её льдистые игривые глаза коллекционерки. Почему я её привёл? Чтобы падалось не в одиночку?..       Не хочется ничего, только лечь в кружащуюся темноту и чувствовать, как беззвучно валятся стены каморки.       – Скажи, а у контракторов есть чувства? Или только потребности?.. – девица снова смеётся. Небрежно садится на подлокотник, её лицо от алкоголя румяное и жаркое. Тяжёлые волосы кокетливо перехвачены лентой.       Она поворачивает голову влево, я замечаю ямку на шее между ключицами и эту развязавшуюся ленточку. И вдруг понимаю, почему привёл именно эту девицу. Становится тошно.       Я открываю окно. Сырой ветер окатывает, как плеск, и душный угар отпускает. Внизу чуть дрожат огни, как сквозь воду; перекатывается шум трасс. Мигает полуперегоревшая вывеска.       Больше года назад, в другом городе и другой жизни такая вывеска тоже мигала. А она вела меня тихим и ясным голосом, короткими перебежками, и так же горел красным знак железнодорожного переезда.       От памяти не уйдёшь: на каждом пути остался её маленький след, как на песке пляжа.       Я возвращаюсь в темноту, отпираю дверь и молча указываю притихшей девице на выход. Она пожимает плечами и уходит, презрительно кривя губы, а я остаюсь с темнотой.       Темнота течёт тихо. Если открыть глаза, то увидишь за окном звёзды – как гвозди, вколоченные в небо. Скоро выдернут очередную – чиркнет электрической полосой и погаснет.       ...Ты меня хоть где-нибудь ждёшь?..       Утром мысли – серая муть – опускаются на дно. В голове только боль: пусто и звонко.       Каменные дороги, мосты, пыль, высотки и ветер – слишком яркое солнце. Нужно снова найти, чем залить пустоту и этот свет, бросить память в водоворот.       Звенит разбитое бутылочное горлышко, катится вниз по улице. Закрываю глаза. Асфальт тоже кружится.       «Всё сидишь? А она ведь ещё жива...»