Вы имеете право хранить молчание

На Эмме нет ангельских смирительных пут (а ей ведь так идет белое), у нее спокойный знающий взгляд, ровная спина и прямые пальцы, не скрюченные припадком неожиданной паники. Она заваривает вкусный чай, не роняя ароматный пакетик мимо кружки, и ставит его на стол, не запнувшись о левую ногу. Она живет. И молчит. - Сколько уже?.. - спрашивает тихонько Белль, замерев в дверях и оглядывая тихую даже на вид обстановку. В голове неясно всплывают, глухо сталкиваясь, воспоминания о мутизме и всех сопровождающих симптомах. - Полгода, - Мэри Маргарет не поднимает глаз, изучая ровные половицы под ногами; их положил Нил. - Все помнит, все понимает... Белль пропустила все, пока кружила по соседним штатам. Пропустила выстрел и сломанную жизнь в скомканной бумажке редкого диагноза, что выдали на руки заботливой молодой соседке и по совместительству единственной подруге. - А говорит только одно, - Бланшар все-таки встречается с неожиданной посетительницей взглядом; в глазах - немой жалостливый вопль. - Вы имеете право хранить молчание. У Нила крепкие пальцы, с говорящими за себя суставами - ручная работа, развитые мышцы ладони, случайные травмы и заслуженные мозоли. Нужные пальцы со скрытой ласковой силой, направленной в успокаивающее русло заботы. - Оо, это слишком хорошо, - Эмма заливает его ладони (будто жаждущие в протянутом жесте) светлыми волосами; они пахнут лавандой - шампунь в круглосуточном до сих пор по скидке, спешите приобрести. Нил довольно растягивает губы в улыбке, приподнимаясь на коленях и плавно переходя массирующими пальцами ниже, по наитию находя нужную, перетекшую в затянувшуюся напряженность мышцу. Миссис Кэссиди мурчит, перебегая по собственному плечу бледными пальцами и перехватывая движения. Она сжимает чужие пальцы крепче, переплетая и путая собственную молочную кожу с его, смуглой. Эмма достоверно изображает кошку, тыкаясь доверчиво затылком в крепкую теплую грудь Нила. - Я люблю тебя, ты же знаешь? - взгляд плещется внизу океанской усмиренной волной. - Новый способ благодарить за массаж? - мужчина хмыкает, скрывая смущение; тянется вперед, оставляя поцелуй на открытом лбу. - Эй, - она шутливо бьет его локтем другой руки в ребро, но попадает в болезненную точку давнего синяка - Нил складывается пополам, заваливаясь набок и театрально охая. - Превышаете ваши должностные полномочия, офицер, - из-под трепещущих век в припадке болезненного безволия хитро блестит карий глаз, проверяющий искреннюю встревоженность девушки. Эмма, упустившая момент переигранности, закусывает губу, злясь минутно на собственную наивность и чужую наглость. - Ах ты... - быстрые пальцы обжигают прохладой - не очень-то необходимой в начале марта - мужскую шею, затем дразнящей щекоткой спускаются ниже, находя межреберную знакомую чувствительность. Нил выгибается дугой, мгновенно теряя вид безвинной жертвы и тщетно пытаясь остановить пытку; кончики, царапающие ненакрашенными ногтями - по уставу, - порхают, избегая спасительного пересечения. - Ладно, ладно, - между смехоподобными вдохами (легкие сжимаются в тех местах, где снаружи им приказывает Эмма) Нил выдавливает, наконец накрывая ее ладони своими, раня аккуратной шершавостью. - Я тебя тоже...люблю. - То-то же, - она вскидывает подбородок, пряча улыбку, но уголки дрожащих счастьем губ снизу особенно заметны. Ему всегда заметны. Она никогда не интересовалась, где он работает. Плотник, кажется. Всего-то плотник, достойная простая работа, с благодарными отзывами во встречных взглядах горожан, в улыбках детей с деревянными игрушками. Эмма думает, что это отлично - их пара. Окружающие с ней согласны, в тайне ожидая, когда же новоявленная миссис Кэссиди расстанется с любимой полицейской формой из-за невозможности застегнуть жилет на округлившемся животе. Эмма фыркает, но не совсем отчаянно и не до конца насмешливо - она сама не против через пару лет назвать мальчика в честь отца или деда. Наблюдая за постройкой крепких качелей для пары взрослых (да они сами еще дети, позвольте), она тянет холодный зеленый чай и болтает шлепанцем на правой ноге. Ноги бледные - лето только наступило, но у Нила как всегда загар за двоих. Темные руки быстро летают над инструментами, ловко соединяют доски; прищуренные от солнца глаза примеряются к расчищенному дворику, по-привычному прикидывая. Во рту, на манер сигареты, зажатый гвоздь. Эмма вскакивает совсем неожиданно, с утвердительным стуком оставляя плавящийся водой стакан на крыльце. Она и не думает скрываться, не помышляет скрывать, но сковать - другое дело. Объятие застигает его врасплох со спины; он почти глотает металлический кусочек опасности, но девушка успевает украсть гвоздь за секунду до нелепой случайности. Она наклоняется вперед, пряча их лица от всезнающего солнца. Поцелуй отдает металлом и солью. Нил заканчивает скромный парк аттракционов в четверг к шести. Утирает пот с лица, довольно осматривает проделанную работу и оглядывается на Эмму, скрытую наполовину распахнутым окном. - Дэвид сегодня предложил глянуть вместе футбольный матч, ты не против? Эмма хотела бы знать - когда она может быть против и задает ли он вопрос, зная положительный ответ - единственно-верный в их случае. Она великодушно машет рукой, складывая после скупого одобрения руки на подоконнике. Нил достает лишь до запястья, оставляя сухой поцелуй и любовный взгляд напоследок. В участке копится стопка жалоб на ограбления. Эмма поглядывает на высящуюся башенку бумажных заявлений, хмуро изучает пустую доску с уликами и информацией. Ничего катастрофически важного, смертельно необходимого - лишь предметы вопиющей роскоши и просящейся в руки безвкусицы интерьера. Свидетелей нет - преступления как по расписанию, как по маслу проходили в момент рабочего отсутствия владельцев домов; взлом несложных замков, обход возможных камер. Единственные фотографии в полузатемненном помещении со спины; средний рост, темные волосы, перчатки на руках. В их изолированном городке с замешанном на одной крови генотипе подходит каждый второй. Эмма прикрывает уставшие глаза и откидывается на спинку стула, мечтая о фирменном массаже от Нила. Динамику передвижений вора установить не удалось; но он попадается, нападая не на тот уровень объекта грабежа. Беззвучный сигнал идет из лавки Голда - лакомый кусочек, вишенка на торте в любом деле такого характера. Участок мысленно благодарит осторожного и щедрого на такие ухищрения хозяина, прибывая на место. Дверь ожидаемо закрыта, но в окнах расплывается мужской силуэт, обходящий новоявленные владения без суетливости и чрезмерной настороженности. Эмма сталкивает с напором и разрешенной силой свою подошву с дверью, одновременно закаляя руки в нужной позиции; пальцы привычно обнимают пистолет, сзади бьет свет рабочего фонаря, облекая ее фигуру в тень на фоне сумерек магазина. - Ни с места! - она кричит почти до звона в ушах, морщась и пытаясь разглядеть не прикрытое маской лицо. До него светлые глаза не добираются, останавливаясь на выброшенном инстинктивно в ее сторону оружии - неплохой пистолет, наверняка без лицензии, но опробованный. Эмма сжимает в бледную полоску губы: одно дело воровство, другое - убийство и нападение на стража правопорядка. Скучающий тон без грамма, без цента заинтересованности чеканит по служебной выдержке. - Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может и будет использовано против ва... - и валюта голоса справедливости обесценивается, едва глаза адаптируются и узнают за секунду серого отзвука света на родном лице. Нил смотрит ошеломленно, но с какой-то приготовленной заранее горечью. В знакомой морщинке у рта складывается извинение, пока в потемневших глазах настаивается уверенность - и она знает какая. Первая пуля рикошетит в стену, и звук раздробленной бетонной крошки оседает у нее внутри неверием. Сзади ей кричат, приказывая, но Эмма не верит - не может верить. Он не смотрел с Дэвидом футбольные матчи, не помогал в больнице, не ремонтировал школьные классы. Он даже не изменял, пропадая после окончания всех возможных рабочих дней. Он воровал, и сейчас стреляет, готовый ее убить. Эмма не чувствует пальцев, как не ощущает болезненной как никогда отдачи в плечо. Она даже не целится, выстраивая периметр рук на нужной высоте и под нужным углом, будто под чьим-то злым присмотром. Геометрия на практике окупается лихвой, падающим замертво телом - пуля попала в сердце. Она кладет руку на теплое после солнечного дня дерево качелей, не чувствуя нелюбви в оставленных занозах; их попросту нет. Как и мастера. Эмма знает, что ей не отмеряли срок поправляйся, Эм, но время капает, собираясь морем вины и вина, которое она часто пьет, раскачиваясь и будто чувствуя баланс двух тел в лодочке. Руки сейчас пусты, но путы памяти оплетают их красным; она пыталась зажать его рану. Эмма хорошо училась, она знает закон и все, что выходит за его пределы. Она законопослушный гражданин, выполняющий обязанности и зачитывающий права на память (ту же самую, подлую, что окрашивает все в бордо). Она знает лучшее свое право, повторяя его под нос ночью и днем - Вы имеете право хранить молчание и негласно добавляя. - И хоронить любимых.