a mental case

— Сокджин-а-а! — Намджун не стучит, он орет под дверью. — Выходи погулять! Сокджину страшно, что Намджун тоже увидит его лилии. Ведь это так не должно быть, чтобы в человеке цветы росли? Поэтому перед тем, как выйти, он осторожно вынимает цветок из своей груди, кладёт его на пол и только тогда может предстать перед Намджуном. — Гулять? Пойдем… — Там солнце. И вишни цветут, — Намджун так говорит, будто убеждает, будто Сокджин ещё не согласился. Руку ему протягивает. — Пойдем давай, скорее… скоро двери закроют. Надо успеть! Часы и лампочки везде напоминают о времени и распорядке. Сокджин осторожно касается чужих пальцев, как будто вчера не трогал всю ночь, идёт следом, кусает губы. Он же оставил лилию в комнате! Почему она снова с ним?! Они выходят на улицу. Намджун сад обводит таким широким жестом, как будто тут всё ему принадлежит, а потом тащит парня за угол здания. Туда, где густые кусты. Там почти никто не гуляет, потому что дорожек нет. — А что я тебе покажу! Только тсс!.. Сокджину страшно, конечно, до одури, ещё эта лилия покоя не дает. Но Намджун её вроде бы не заметил. И то хорошо. Он идет следом, сжимая чужую руку. Они забираются в самую гущу кустов. — Смотри, ну? Клёво? Там на траве кошка лежит пятнистая, спит. А с ней четыре котенка. Они тоже спят у материнского живота, слепые, все разные, словно кошка каждого под цвет пятнышек разукрасила. — Мне вот тот нравится, — Намджун показывает на белого котёнка. — Это Лили. А вот тот Пион. Кошку я назвал «Кошка»… Ты можешь оставшихся назвать, если хочешь, конечно. Он такой незаинтересованный вид при этом делает, что со стороны смешно очень. — Ой, мамочки! — восклицает Джин, сразу забывая про все страхи, кидается к котятам и очень трепетно трогает их шерсть. — Какие малютки! Нам плывёт в улыбке. — Ага! Неделю назад родились. — Нужно попросить еду для Кошки! — тут же решает Джин. — Она очень худая. — Я её кормил утром. И днём! — Нужно больше еды! У неё же четыре котёночка! Ей нужно очень хорошо кушать! От людских звуков кошка просыпается и недовольно урчит. — Тсс! Намджун машет руками, закрывает Сокджину рот. — Не кричи ты так! Тут нельзя ходить, если охрана поймает, пиздец будет! Джин хлопает глазами, таращится на Намджуна. Тот таращится в ответ. Они так долго стоят, дольше нужного. Кошка снова уснуть успевает, а Намджун всё смотрит на Сокджина и только когда ладони становится жарко от чужого дыхания, опускает руку. — Ты пиздец, какой красивый, — говорит Нам. Джин кусает губу, облизывает и снова кусает, бегает взглядом по лицу Намджуна, не может остановиться. — Просто пиздец, — повторяется парень. Сокджин почти никогда не трогает то, что очень красиво. Боится испортить. Но Намджуна хочется потрогать. На его лице для Сокджина не растут цветы и городов он там не видит, да даже деревьев там нет. Он видит лицо, но оно красивое, потому что человеческое. Потому что Джин не видит там ничего, кроме красивых глаз, носа, губ, родинок… Родинки у Намджуна яркие, как звездочки на небе, Джин улыбается своим мыслям, трогает их, ту, что под губой, ту, что на скуле. — Пиздец! — громко восклицает Нам. Кошка вздрагивает, котята начинают копошиться и истошно пищать от голода. Намджуна это отрезвляет. — Пойдем за едой? Джин тоже вздрагивает. — Да, пойдем… Госпожа-повар, наверное, что-то даст… Вчера был рыбный суп, может там что-то осталось? Ох… — он первым вылезает из-за кустов, как будто набедокурил там и сбежать собрался. Обратно в здание они идут молча. Но когда Намджун замечает санитаров, то зачем-то приобнимает Сокджина с видом «это моя тёлочка!» и топает дальше, гордо задрав подбородок. Вскоре у них в руках миска с остатками рыбы, бутылка с молоком и даже мясо, оставшееся с прошлого ужина. — Кошке понравится, — улыбается Сокджин. Они кормят кошку, смотрят, как она кормит котят. Играют с ними, гладят. Кошка смотрит настороженно, но к Намджуну она привыкла уже, поэтому не шипит. За этим нехитрым делом начинает темнеть. — Сокджин, надо вернуться. — А можно я тебе тоже кое-что покажу? — парень не торопится в отделение и немного волнуется. Намджун кивает, думает, что круче котят ничего быть не может и из-за этого улыбается. Но смотрит с любопытством. Сокджин ведёт его какими-то огородами и темными дорожками через заросли вдоль высокого забора, не дающего им сбежать за пределы территории. Где-то говорит пригнуться, чтобы не засекли, где-то — бежать, для той же цели. В конце пути приходится пролезать через дыру в сетке, потом почти ползти, но все страдания не напрасны. За ними парней ждёт маленький чёрный пруд, заросший камышами и деревянная круглая беседка рядом с ним. Там на потолке нарисованы птицы и звезды, там много надписей, оставленных ребятами, которым удалось сюда добраться, но сейчас в темноте их не видно почти, лишь только пруд, отражение неба в нём и луна, восходящая на свой ночной пост. — Вау! И давно ты сюда ходишь? Намджун удивлен. Раньше он тут никогда не был, даже не знал об этом месте. — Тут круто! Как будто… на свободе. — Недавно совсем. Я не часто гуляю так далеко. Мне страшно… одному гулять. Рядом с Джином Намджун чувствует себя очень по-мужски. Практически рыцарем. — Я могу с тобой ходить. Может когда-нибудь я тебе смогу и свои любимые места показать. Джин сидит на краешке беседки, держится за неё руками, разглядывает спокойную черную гладь пруда. — Мне было бы очень интересно посмотреть на них. Намджун садится рядом. Долго смотрит в ночное небо. — А может сбежим? — вдруг предлагает. — Нам ведь необязательно тут жить. Мои родители будут рады. — Сбежим? — Сокджин так резко к нему поворачивается, что едва не падает в пруд. — Вместе? — Ну да. А что? Боишься? — парень улыбается провокационно. — Немножко. Джин не хочет показаться совсем уж трусом. Но двигается к Намджуну поближе. — Хотя с тобой… не так страшно почему-то. От таких слов Нам как будто в размерах увеличивается. — Не бойся, — он улыбается и обнимает собеседника. — Если и сбегать, то вместе. — Нужно придумать, как сбежать, — говорит Джин, положив голову на плечо. — Это не так просто… — Я знаю, — соглашается Нам. — А где твои родные? Джин внезапно ёжится, как будто ему холодно. Голос становится тише. — Нету. Нет, они где-то есть… Но они от меня отказались. — Как это? Сокджин поднимает голову с плеча Намджуна. Пожимает своими. — Ну так… Сказали, что я останусь тут навсегда. До конца жизни. — А что ты сделал? Почему тут оказался? Очень легко говорить по душам, когда вокруг темно и кажется, что в целом мире никого нет, кроме них двоих. — Ничего такого. Просто говорил то, что вижу… Не надо было говорить, конечно. Может всё было бы по-другому? — А что ты видишь? — Природу, деревья, животных и птиц. Вот Чонгук, например, енот. Ты никогда не замечал? А Юнги — белый медведь. И Хосок цапля. Намджун улыбается, осознавая. — Вау, и правда! А я кто? Джин поворачивается к нему, разглядывает, как будто впервые видит. — Ты… дерево, — осторожно звучит. Намджун замирает и правда, как самое настоящее дерево. — Правда что ли? А какое? — Кокосовая пальма, — ещё мягче говорит Джин. Намджун хмурится после этого и выглядит растерянным. Не понимает, как ему к этому относиться. Шутит над ним Сокджин что ли? И заодно вспоминает, как кокосовые пальмы выглядят. — Это хорошо? Джин кивает. — Да. Кокосы — это полезно и вкусно. И хотя много людей умирают от попадания кокоса по голове… — затем он опять кладет голову на плечо Намджуна, продолжая говорить. — Я думаю, что всё-таки не умру. — И за такое тебя отправили сюда? Вот психи! — улыбается Намджун. — Я нашёл в себе Марио и пытался его достать, — изменившимся тоном говорит Джин. — Все вокруг звери или птицы, или деревья… Я же не мог быть Марио? Да? Намджуна сотрясает от хохота. — Марио?! Правда? О, ничего круче не слышал! Марио! Надо же! — Да. А теперь во мне живут лилии… Я так рад этому. Лучше быть лилией, чем Марио… — Да ладно, Марио — это тоже круто, Джин, ты чего! Намджун вновь обнимает его, замолкая. Дерево и лилия — это стоит обдумать.