a mental case

Чонгук помнит обо всех предупреждениях, о том, как хреново в одиночной камере в отделении для особенно опасных, о том, как тяжело оттуда выбраться и восстановиться после неё. Но ему не даёт покоя, что у него не стоит. Он всё чаще об этом думает, лежит в кровати перед сном, мучает себя, злится. Он ведь молодой совсем, дело-то ведь не в гормонах даже. Гормоны душат таблетки. Но натуру Чонгука, привыкшую к дикому желанию лет с тринадцати, задушить нельзя. Вот он и пристаёт к Тэхёну, наплевав на запреты и страхи. Зажимает его и лапает. А однажды ночью приходит к нему в комнату, как тогда, залезает под одеяло, запускает руку в штаны и жалобно мычит под боком. У Тэхёна член сразу на прикосновения реагирует. Чонгуку завидно. Тэ мычит и ворочается. За окном уже осень, все деревья пестрые, день убывает, холодает. Тэ под толстым ватным одеялом спит, под ним и без Чонгука жарко, а тут так совсем гореть приходится. Моментально вспотев, Тэ ворчит, переворачивается на бок, оказываясь к Чонгуку лицом. И открывает глаза. Они мутные от таблеток, тёмные. — Гу-уки? — хрипло тянет Тэ. Чонгук бодает его лоб, издает какие-то странные звуки, гладит пальцами. Длинные ресницы Тэхёна после сна слипаются, но в глазах всё больше осознанности. Происходящее накрывает его. У него стоит и ему стыдно от этого больше, чем от руки Чонгука в его штанах. К этому точно не привыкнуть, как бы Чонгук его ни зажимал. — У-у-у… — Тэхен воет, держась за чужую спину. А потом выдыхает очень пошло на низкой ноте, совсем на себя не похоже. — Тише, — просит Чонгук. Он не хочет, чтобы его снова оторвали от Тэхёна. Он затыкает его рот долгим поцелуем, своими губами и языком. Откидывает одеяло в сторону, дрочит активно, достав член из штанов. Так круто, когда член стоит. Чонгуку очень круто, пусть это и не его член. — Гуки… Оказывается, когда Тэхён возбужден, его голос низкий и очень мужской. — Гуки, как… жарко! Чонгук не даёт Тэхёну расслабиться, поэтому Тэ очень быстро кончает. Его, в отличие от других, подавителями сексуального желания не пичкают, может потому, что он его никогда и не проявлял. Чонгук хнычет — это не кажется. Тычется в шею Тэхёна, продолжая дрочить ему и после оргазма — пока член твердый, всё дрочит и дрочит, не может остановиться. Отдышавшись, Тэхён зовёт: — Чонгук? Гуки? Эй? Тот так его ласкает, что больно и хорошо одновременно. — Чонгук! Только когда Тэ хватается за его руку, Гук замирает, прижимаясь к нему. Тэ и сам долго не может пошевелиться. — Гуки, ты пришёл ко мне потому что у тебя не стоит? — вдруг спрашивает Тэхён. Чонгук поднимает голову и долго смотрит на него, бегает по лицу взглядом, прежде чем находит в себе ответ. — Я пришёл к тебе. — Потому что тебе нравится дрочить член? — уточняет парень и слегка улыбается. — Но мне тоже нравится, так что не волнуйся. — Не рассказывай об этом никому, пожалуйста. Мне не хочется, чтобы меня наказали. Я пообещал тебя не трогать… но не могу. — Хосок будет ругаться? — Все будут. — Но ведь нам хорошо вместе? Мне с тобой совсем не больно. Ты же меня не обижаешь! — Не знаю. Потому что так нельзя. Потому что мне нельзя. Я не знаю, не знаю… Тэхён! Тэ вздыхает, некоторое время молчит. — Внизу так мокро. — Лежи. Решительно встав, Гук уходит за салфетками. Вернувшись, он кладет Тэхёна на спину, вытирает его член и бедра, заодно очень тоскливо вздыхает. Приподнявшись на локтях, Тэ смотрит на него сверху вниз, неуютно ёрзает, колени сводит, а потом Чонгука отталкивает. — Хватит, я сам! Это для Тэхёна пока ещё слишком, он краснеет и смущается, одеяло на себя по самые глаза натягивает и на Чонгука таращится. Опустив плечи, взгляд и руки, тот комкает салфетки и рвёт на части. Тэ ёрзает под одеялом — надевает штаны. — Гуки, полежишь со мной? — осторожно просит он. Парень кивает, ложится справа от Тэхёна, смотрит на него. — Что? — тот реагирует на такой пристальный взгляд. — А ты ведь будешь со мной дружить, если у меня стоять не будет? — это очень странный, но очень важный для Чонгука вопрос. — Я ведь сейчас с тобой дружу, — отвечает Тэ. — Тогда хорошо. Гук подтягивает колени к груди, сворачиваясь, как кот. Тэ ещё недолго осторожничает. Но потом адреналин из крови уходит — парень снова сонный и расслабленный. Он трогает волосы друга, аккуратно перебирает, поглаживает. Чонгук засыпает вместе со своими убитыми гормонами. Той же ночью Намджун пробирается в гостиную и курит в форточку. Из этого окна видна пристройка, где живёт персонал. И далёкий угол здания, где жила кошка с котятами, тоже виднеется. Намджун затягивается и вздыхает. Ему очень явно представляется, как Сокджин спокойно спит в той пристройке, безмятежный и красивый, как бог. Намджуну туда сразу очень хочется. Но он ошибается — Джин не спит. — Привет! — сбоку раздаётся громкий шёпот. Парень влезает за занавеску и улыбается широко. — Я знал, что ты здесь! От неожиданности Нам давится дымом, чуть не сорвав занавеску с петель. — Сокджин! Ты чего так пугаешь? — ворчит он. А сам думает, что это волшебство какое-то! Все его желания теперь так сбываться будут? — Я соскучился! — Джин садится рядом. — И мне совсем не уснуть… Намджун машет недокуренной сигаретой в воздухе, признаваясь: — А я тут… Вот. У Хосока из кабинета украл. И затягивается. — Если ты поцелуешь меня, я сделаю вид, что не видел этого и не доложу на тебя Хосоку, — глаза Сокджина игриво блестят. Широко улыбнувшись, Нам подаётся к нему. Вечерние лекарства он иногда не пьёт, прячет таблетки за щекой, а потом выплевывает в унитаз, поэтому менее вялый и раздраженный, чем в дневные часы. — Сокджин-а, — он снова затягивается за пару секунд до поцелуя. А потом накуривает Сокджина. Тот обнимает Намджуна за плечи и довольно урчит. Ему очень нравится его новая жизнь, столовая, тётушки, которые его обожают, свобода от разговоров по душам с врачами, но поцелуи с Намджуном нравятся больше всего. Даже с сигаретным дымом впридачу. Намджун обнимает Сокджина одной рукой — вторую в сторону отводит, боится его сигаретой прижечь. Они целуются, как подростки, кем впрочем и являются. Пылко. Скоро Джин сбивчиво дышит, перебирает волосы Намджуна, сжимает и отпускает их. Страшно сказать, что ему снова виделось в те минуты, когда их губы и языки соприкасаются. Неизвестно, сколько они так целуются, но сигарета успевает догореть и обжечь Намджуну пальцы, он матерится в поцелуе, роняет окурок на пол и обхватывает Сокджина уже двумя руками. К себе прижимает и целует смелее — сперва под нижней губой, а потом и шею. Джин поднимает голову, подставляясь, смотрит вверх и выдыхает сипло: — Джун… Парень мычит вопросительно. Мол, что? Гладит по пояснице сквозь одежду. Намджуну стыдно, но в отсутствие таблеток, у него очень круто стоит. — Как много звёзд! — выдыхает Джин, пялясь в потолок, который в полумраке почти черный и ничего там, конечно, не светится. Нам тоже видит звёзды. Он закрывает глаза — под веками всё сияет. Всё ярче и ярче. — Я… вот… — вкрадчиво шепчет Намджун, не может подобрать правильных слов, голова отказывает. Он ведь смелеет совсем и к ширинке Сокджина рукой ведёт, надавливая в конце пути. Тот запрокидывает голову до предела и тихонько мычит. — Можно ведь? — осторожно спрашивает Нам, пропихивая ладонь в штаны. Они у Сокджина на резинке, домашние, очень удобные, рукой в них двигать труда не составляет. Парень охает и вздрагивает, ловит ртом воздух. Почему он решил, что он лилия? Нет в нем ничего от лилий. Он чёрт знает что, пока не разобрался, не может. Но звёзды сверху ему подмигивают, а член не сомневается в том, что он из себя представляет. Намджун обхватывает его, проводит пальцами по стволу. Оставляет поцелуй под ухом. Задерживает выдох. Сжимает пальцы. Там из Джина вырывается такой протяжный и сладкий стон, что он сам от этого звука вздрагивает. Что же он такое, что издаёт… такое? Намджун тоже вздрагивает, щекочет ухо дыханием. Рука его изучает чужой член. — А-ах! — длинно выдыхает Джин, ёрзая по подоконнику. Ему хочется упасть назад и взлететь туда — к звёздам. Ему хочется, чтобы никто и никогда не узнал о том, как ему нравится то, что Намджун с ним делает, потому что иначе вдруг они тоже захотят пережить это? Джин не может позволить. Он хочет быть единственным, кто чувствует так. Он отрывисто дышит. Намджун ловит его губы своими, целует глубоко, довольно мычит. Ему не приходилось дрочить кому-то, кроме себя. Но оказывается, что это совсем не сложно. Едва не сваливаясь с подоконника, Джин тоже мычит. Он никак не ожидал, что сегодняшняя ночь обернется для них вот этим. Целовались они довольно часто и Джин уже немножко привык к этому. Но такой разврат за занавеской… Это неожиданно. Весь мир переворачивается. Джин тоже дрочил себе сам, разумеется, но, как и многим в этом заведении, ему не дрочил никто. Это очень странно. Но хорошо, что это Намджун. — Боже мо-ой… — жалобно звучит он, тяжело дыша, тычется в чужой висок лбом, заодно подглядывая, что Нам там такое с его членом делает. Что нужно делать, чтобы было так горячо? Намджун пытается увлечь его в очередной поцелуй. А иначе их услышат. Поймают. Что потом будет? Несмотря на вполне здравые мысли, голова у Намджуна кружится. Он вновь пробует сокджиновскую шею на вкус, кусает его плечо, когда сам готов застонать. У Сокджина головка члена гладкая и влажная. Намджуна это дико заводит. Где-то там, подставляя шею, Сокджин с коротким вскриком кончает. При этом он сжимает руку Намджуна, сильно держит и потом, после разрядов по телу, совершенно точно в кого-то трансформируется. Не понял пока, в кого. Но он больше точно не лилия. И не шлюха даже. Он что-то совсем иное. — Ох… Нам долго за его член держится, чувствует сперму пальцами, тяжело дышит. Бормочет что-то непонятное. А потом голову поднимает и в глаза вглядывается. По нему заметно, что волнуется всё-таки. Всё-таки это впервые. — Ты… как? — он даже от дурацких вопросов Хосока так не терялся, как сейчас — глядя Сокджину в глаза с его спермой на своей руке. Джин никак не может отдышаться. — Ты… Ты такой красивый! — но расплывается в улыбке. — Всё такое красивое! Весь мир! Лицо Намджуна меняется — уголки губ подрагивают. Он не может сдержаться и сам улыбается. А ещё он снова тупеет от этих красивейших глаз напротив. И от того, как они на него смотрят. Намджуну хочется затянуть какое-то нелепое «Ы-ы-ы!». Но Джин сам его целует, мешая говорить. Где-то там Джин осознаёт, что пахнет клубникой. Он сам. Не что-то вокруг него источает этот запах, а конкретно он. — Намджун-а, я теперь клубничка! — признаётся парень и смеётся следом. Хорошо, что к тому времени Нам успевает руку из его штанов вытащить, а то бы точно что-то слишком пережал от удивления. — А-а-а… Э-э-э… — тянет он без особого просветления мысли на лице. И даже стесняется, уточняя: — Как порно? — Ага, — улыбается Джин. Ещё бы он сказал обратное в такой ситуации. — Охренеть! — искренне говорит Намджун. После этого они сбегают в туалет. Мыть руки, да и не только их. — Ты хочешь уйти отсюда? Когда-нибудь… — спрашивает Намджун, разглядывая довольного Сокджина в светлом помещении. — С тобой? Хочу, — кивает тот, умываясь. — Но без тебя там ужасно, даже вспоминать не хочется. — Ты не мог найти, чем заняться? — Почему? Я нашёл. Торговал цветами в лавке неподалеку от дома. Но плохо получилось. Я совсем не умею обращаться с деньгами, да и покупатели раздражают. А почему ты вдруг спрашиваешь? — Через три года я уйду отсюда и хочу, чтобы ты был со мной. Но если там тебе плохо, я не хочу заставлять. Намджун подходит ближе, обнимает Сокджина, смотрит с серьёзностью. — То есть… ты сможешь уйти отсюда без меня? — Джин его совершенно точно вот именно так слышит. Нам мотает головой. — Мне кажется, я смогу утащить тебя силой. — Зачем силой? — очаровательно хмурится Джин. — А вдруг ты сам не пойдешь? Намджун вот, когда хмурится, на якудзу похож. С таким точно страшно в подворотне встретиться. Но Джин его совсем не боится и крепко обнимает. — Ты дурацкая гепардина! Я пойду за тобой на самый край света! И на тот схожу, если попросишь! Я же тебя люблю, Намджун-а… — Сам ты гепардина! — ворчит Намджун. Но ему очень тепло от слов Сокджина. — Я тебя тоже… — тише добавляет он. — Я клубничка, не путай! — Джин смеется. — А можно поспать сегодня в твоей постели? — Нужно! — Нам снова бурчит, чтобы выглядеть взрослее рядом с этим смешливым очарованием. А потом тащит Сокджина за руку к себе.