a mental case

Летит время. Проходит без малого год. Может быть за это время с кем-то другим случилось что-то примечательное, незабываемое и прекрасное, но не с Юнги. Он проводит большинство своих дней абсолютно одинаково и, пожалуй, не нуждается в том, чтобы это изменилось. Он спит, читает, как обычно. Иногда беседует с Намджуном, когда удается отвлечь его от Сокджина. Конечно, он часто вспоминает Чимина, не может не думать о нём, но об этом Юнги не говорит ни с Хосоком, ни с Намджуном, вообще ни с кем. А однажды к нему приезжают какие-то люди в строгих костюмах, требуют закрытой беседы, пугают остальных ребят своим видом. Только Юнги не боится, он сразу узнаёт охранников своего старшего брата. После разговора с ними он ходит ещё более задумчивый и отрешённый, чем обычно. А уже поздно вечером сталкивается с Намджуном, который проводил Сокджина в его комнату и теперь придумал покурить. — Можно попросить совет? Нам на секунду замирает — Юнги раньше не просил ничего такого. Но отказаться Намджун не может. — Давай. Постараюсь помочь. — Если бы тебя попросили спасти того, кого ты ненавидишь, что бы ты сделал? — Юнги не привык ходить вокруг да около. — Мм, наверное… — осторожно начинает Намджун, затягивается и выдыхает дымные колечки в потолок, этому он совсем недавно научился и теперь откровенно понтуется, пока думает. — Смотря что мне за это предложили. — Мой брат лежит в больнице после серьёзной аварии. Ему требуется донор. Желательно родственник, так больше шансов, что почка приживётся. Врачей обещали самых лучших и вообще… Это так странно — от меня вдруг что-то зависит в его жизни. Понимаешь, Намджун? От меня! — под конец своей речи Юнги вздыхает и хмурится. Парень снова замирает. — Почка? Ничего себе. А разве ты можешь быть донором? И ты ведь умереть можешь. — Говорят, что могу. Не знаю, как это возможно с точки зрения генетики, но походу врачей не смущают мои особенности, раз они предлагают мне приехать в больницу и помочь ему. И он ведь тоже может умереть. Все когда-нибудь умрут, конечно, но… Чёрт, Намджун, почему я должен решать такие вещи? Кажется, я не хочу это решать… Юнги опускает голову. — Но решать тебе, Юнги. Только тебе, — Намджуну хочется коснуться его сутулой спины, чтобы подбодрить. Но он держит руки при себе. — Решать тебе, но если не хочешь, ты не обязан, тогда просто откажись, не заставят ведь тебя насильно. Тем более, отдашь ты ему почку, а дальше что? — Ну, она у него будет. Знаешь, когда такая херня происходит где-то в кино, над этим хочется поржать, а вот сейчас мне вообще не смешно. Почему у меня ощущение, что отказаться я не могу? Я должен это сделать? Я ведь совсем его не знаю. Даже дорамы с ним не смотрел. — Наверное, потому что он твой брат, но всё равно… чувак! Блин. Это ведь почка! — Намджун волнуется за Юнги. Тот выглядит так, будто от порыва ветра сломается, куда уж ему на операционный стол! А Юнги тяжело вздыхает. Это очень сложный момент в его жизни. Даже с горстью таблеток и без Чимина было как-то проще, чем сейчас. — То есть ты бы не пошёл на это даже ради брата? Даже если бы любил его? Намджун в очередной раз затягивается, долго смотрит в окно. — Наверное, пошёл бы. А сам думает, что и не только ради брата смог бы на такое пойти. Что есть такие люди, ради кого можно и жизнью рискнуть. Они оба молчат какое-то время. — Ему будет ужасно стыдно, если он поправится и поймёт, что я ему помогал, — с тяжестью в голосе решает Юнги и не может ещё как-то оправдать это решение. Скоро он уезжает. Ему позволяют покинуть это место на определённый срок и с определёнными условиями. Он ни с кем толком не прощается, лишь только для Намджуна просит передать книжку, в которой лежит белый прямоугольник из плотной бумаги и очень красивым почерком выведено: «Если что, всегда помни, что ты был моим лучшим другом». Он долго не возвращается и нет никаких новостей. — Эй, док! Почему нам ничего не говорят? Что там с Юнги? Конечно, Намджун не каждый день достаёт Хосока этими вопросами, но иногда и ему терпения не хватает. — Если что-то случилось, ты должен нам сказать! — он не даёт врачу пройти, коридор перегораживает, шагает из стороны в сторону, мешаясь под ногами. — Давно ничего не слышно, — отвечает Хосок вполне честно, не врёт. — Но он должен вернуться в мае. — Но это… это же через месяц! Почему его так долго не отпускают назад? Точно что-то случилось, — парень смотрит на Хосока тяжело, недоверчиво. — А может отпустите его навестить? Тот мотает головой. — Нет, не отпущу. Он в таком месте, где забор ещё побольше нашего, ты туда так просто не попадёшь! — Ну есть же интернет, скайп. Откуда нам знать, что он вообще жив? — Намджун иногда на Хосока так наседает, что со стороны это напоминает сценку, когда бандит в подворотне у мирного прохожего просит прикурить. — Вам тут совсем что ли пофиг, что там происходит? — Намджун, я знаю о том, что он жив! Разумеется, я знаю. Но остальное — не моё дело. И уже тем более не твоё! — Почему это не моё? Он мой друг всё-таки, и я хочу знать, что с ним там всё в порядке! — И я бы давно сказал, если бы что-то случилось. — Ага, как же! Парень откровенно и неуважительно фыркает, а потом наконец отходит от Хосока, только направляется не в их комнату для занятий, а в столовую. На занятиях ему теперь совсем не интересно, там кроме Чонгука и Тэхёна и не бывает никого. Те двое, по мнению Намджуна, совсем психи и не стоит с ними разговаривать. Чонгук много времени проводит в спортзале. И ещё больше — с Тэхёном. Играет с ним постоянно, гуляет, ночами ползает к нему в комнату, спит с ним рядом, но больше почти не пристаёт. Его больше не разрывает от желания залезть к Тэхёну в штаны, потому что у Чонгука по-прежнему проблемы с потенцией и чем больше он сидит на тех самых таблетках, которые ему прописали, тем меньше он вообще помнит о том, что член для чего-то там нужен, кроме как для туалета. Что-то словно перегорает в нём в сексуальном смысле. Зато Тэ в его присутствии всё чаще начинает ёрзать, трогает его за ноги. У него наступает запоздалый пубертат, но он почти не знает, как себя вести в таком состоянии. — Гуки? — после завтрака Тэ подсаживается к другу. Двигается по скамейке всё ближе. — А хочешь меня потрогать? — Ты придумал какую-то новую игру? — в глазах Чонгука какая-то наивность, которой там и положено быть в семнадцать лет. — Ага, — Тэхён смотрит на него пристально. — Я хочу, чтобы ты трогал меня до тех пор, пока я не кончу! И это он так говорит, как будто в парк аттракционов зовёт на самую высокую горку. — А нас не накажут за это? — внезапно волнуется парень. — Глупый! Тэ треплет его по волосам, как большую собаку. — Никто ведь не узнает! Ты ведь никому не расскажешь, да? Чонгук мотает головой. — Не расскажу. Ничего не расскажу. У них за это время достаточно тайн накопилось. Как они безобразничали, шутили над санитарами, как часто сбегали по ночам и сидели потом под звёздами на крыше беседки. Сколько своих собственных «секретиков» они друг другу рассказали — этого и не перечесть. Может быть что-то меняется в гормональном фоне Чонгука и даже в его голове, но то, что он обещал Тэхёну однажды — это не изменится никогда. Всё что между ними — останется между ними. После его слов Тэ улыбается, щурится так, что глаз почти не видно. Затем придвигается близко-близко, голову на плечо кладёт. И за коленку трогает. На штанах Чонгука скоро дыры образуются от того, как часто Тэ его там наглаживает. Вот только Чонгук не до конца понимает, почему так странно себя чувствует при этом. Наверное, Намджун прав насчет них. — Сокджин! — громким шёпотом зовёт Нам, заглянув на кухню. Местные работницы, как ему самому кажется, его уже ненавидят. Он всегда Сокджина от обязанностей отвлекает и мешает ему работать. Сокджину ужасно идёт белый фартук и колпак, он сроднился с ними, как и с кастрюлями и сковородками. Он не догадывался, что найдёт своё занятие, но теперь больше всего на свете (ну почти всего) он любит готовить вкусные, а главное — красивые блюда. И они и правда красивые иногда настолько, что их даже есть жалко, хоть выставку организовывай и приглашай гостей, чтоб любовались. — Намджун-а! — улыбается парень, отвлекаясь от разрисовывания тарелки золотистой тягучей карамелью. Десерты у него тоже потрясающие выходят. В последнее время он рисует из сахара и воды удивительные вещи — животных, птиц, деревья и дома. Потом эти шикарные конфетки расходятся по всей «школе», радуют и восхищают детей. — Иди сюда! — он активно машет, подзывая Намджуна. Ведь на кухне кроме него никого и нет, везде чисто, завтрак уже съели. Оглядываясь, Намджун слушается и потихоньку расслабляется. — Хосок сказал, что Юнги вернётся в мае. А ты что делаешь? Ого… — Май уже совсем скоро! Сокджин улыбается, попутно рисуя сердечко. Намджун обнимает его со спины, наблюдая за работой через плечо. — Красиво! — говорит он с теплотой. — У тебя талант. «Я тебя люблю!» — выводит Сокджин на бумаге под сердечком, как будто оно недостаточно говорит об этом. — И я тебя, — гудит Нам над ухом. Теперь уже кажется, что три года — это не такой уж и большой срок, особенно, когда рядом есть Сокджин.