кофе с молоком

На кухне открыто окно, безбожно сквозит, и сидящий одиноко за столом Чонгук думает, что холодно, но закрывать форточку не спешит. Он крепко сжимает обеими руками большую кружку дымящегося кофе и пьет маленькими глотками, уставившись в никуда. Мысли в голове неприятным комком слипшихся мармеладных червяков. Пальцы напрягаются, Чонгук утыкается глазами в кружку. Черный абсолютно напиток, до горечи приторный, без единой капли молока, хотя пакет стоит в холодильнике, но Чонгуку думается, что не нужно. И все же, вроде бы, как обычно: смеющиеся днем и усталые до чертиков вечером хены, сумасшедший график, выступления, АРМИ, много, много АРМИ — все что-то кричат, визжат, скандируют, машут плакатами и руками, тоже смеются и плачут. И это ведь правда здорово, да? Логически если рассуждать. И все бы ничего, но… Не хватает. Чего-то ему определенно не хватает. Какой-то маленькой, неуловимой практически детали, чтобы Чон мог сказать, что у него действительно все хорошо. Светлое, солнечное «хорошо». А не тусклое, на отвяжись «нормально». Их недавний кавер с Чимином произвел настоящий фурор среди АРМИ. Хотя он даже не принимал участие в записи толком. Просто голос Чимина наложили поверх имеющейся дорожки. Голос, к слову, на удивление женский и томный в этот раз, хотя Чимин в принципе поет достаточно высоко и будто постанывая, но здесь все возможные рекорды, кажется, были побиты. И, господи боже ты мой, Чигуки. Ну разумеется. Учитывая содержание песни, учитывая, в каком направлении думают люди, учитывая, что изначально песня предполагала дуэт мужчины и женщины… Ожидать чего-то другого было бы глупо. Да и давно уже Чонгук не ребенок и не наивный отнюдь. В шоубизнесе просто нельзя обойтись без жертв. И Чон в свое время пожертвовал детством. Он не жалеет, нет. Честно. Просто время от времени… Время от времени… Он и сам время от времени не может понять, что с ним происходит. Становится даже противно от себя самого, когда ловишь себя на мысли, что «приелось». К хорошему привыкаешь быстро. Примитивная психология. Восторги Чимина на тему того, как хорошо и быстро разошелся кавер, Чонгук хорошо помнит, так же как и то, что совершенно их не разделял, однако же, дежурно улыбаясь и одобрительно хлопая друга по плечу. И еще он помнит подозрительно вдумчивый взгляд Тэхена, когда они прослушивали окончательный вариант записи всей группой. Ким тогда похвалил Чимина, а Чонгуку не сказал ничего. И затем эта их песня с Намджуном. Чонгуку выть хотелось, когда он в первый раз ее услышал. Выть, как маленькая девочка, утирая сопли и обмахиваясь подростковым журналом с Джастином Бибером на обложке. Он вообще не особо склонен выплескивать все это. По крайней мере, старается отгонять по возможности. А тут наложилось все: и голос, и текст, и музыка… И еще — но об этом, наверно, стоило бы умолчать — почему-то комментарий Тэхена о том, что песня была посвящена Чимину. Ну, что ж, они легендарный 95 лайн, одногодки, подружки-навсегда, все прочее, об этом давно уже все в курсе и все привыкли… Чонгук рефлекторно ежится от очередного потока воздуха с улицы и прижимается губами к кружке, втягивая напиток. Почему тогда..? На кухне резко включают свет, и Чонгук с непривычки зажмуривается. — Чего ты здесь? — басят над ухом. Когда в глазах перестает рябить и пятна складываются в картинку, Чонгук видит перед собой Тэхена. Тот стоит, взъерошенный ото сна, с малиновым следом от подушки на щеке, в безразмерной футболке, съезжающей набок, с какой-то дурацкой рыбиной, держащей нож, — вроде как, ее покупали в Японии… — Чего ты? — повторяет вопрос Тэхен и, отвернувшись от растерявшегося Чонгука, лезет в холодильник. Он достает пакет молока и пьет прямо так, неаккуратно, и тонкая белесая струйка стекает по подбородку и теряется где-то в вороте футболки. Чонгук не говорит ничего и опять смотрит в свою кружку. Они оба молчат и пьют, каждый погружен в себя. Чонгук снова ежится. Неправильно это все. Он думал об этом все то время, что сидел здесь за кофе, но вот почему-то сейчас это чувство обострилось у него в разы. У Тэхена пустой бессмысленный взгляд, когда Чонгук поднимает глаза на него: он наверняка сам минуту назад смотрел точно так же. Хен выглядит уставшим. Слишком уставшим. Он в последние дни вообще какой-то… не такой. Потухший. Выцветший. С ним бывало подобное и до этого, Чонгук в курсе, вот только от этого проще не становится. Потому что Чонгук все еще не знает, как в таких ситуациях помочь. А нужно ли вообще, тоже вопрос: он ведь может попыхтеть себе пару недель, помолчать, а потом в одно прекрасное утро снова завалиться на кровать макне и начать радостно того щекотать. Только вот как понять… и сколько еще ждать этого прекрасного утра? — Спать иди, мелкий. Почти четыре утра. Мы и так подскакиваем ни свет ни заря. Чонгук думает, что мог бы спросить в ответ «почему ты тогда сам не спишь, хен», и еще что это символично очень, и от этого символизма почти горько в горле становится. Но он говорит вместо: — Холодно, хен. — Ну разумеется, дубак такой. Ты еще пошире окно открой, вообще классно будет, — Тэхен фыркает. Неестественно, устало. Бесит. — Хен, ты не понял. У Тэхена нечитаемое задумчивое выражение лица и полупустой пакет холодного молока в руках. Он стоит, оперевшись лопатками о холодильник, и молчит. Чонгук сидит в нескольких метрах от него на пластиковом стуле, со своим давно уже остывшим переслащенным кофе, и задыхается от тишины и стеклянного взгляда хена. — Очень холодно. Потому что я скучаю по тебе, хен. Тэхен поворачивает голову, почему-то усмехаясь, и в глазах его на секунду проблескивает тоска. — Чонгукки, зачем? Ты, я, мы с тобой… в смысле, мы… нет смысла, понимаешь? Есть что-то, и оно… Зачем ворошить то, что уже никому и не надо? Мы есть, вот, другие есть тоже… Смысл все усложнять? Тэхен говорит туманно, не глядя младшему в глаза. Чонгук ставит кружку кофе на стол и подходит к Тэхену вплотную. — Ты идиот, хен. Но я, наверное, тоже. Прости, пожалуйста. Чонгук не слышит собственного извиняющегося голоса, и у него так же звенит в ушах, когда он касается языком бархатных губ Тэхена, слизывая подсохшие остатки молока, разбавляя привкус крепкого кофе у себя во рту. Тэхен горячо выдыхает носом ему в щеку, податливо раздвигает губы — наверное, у него так же сейчас звенит в ушах и едет в сторону крыша. Чонгук заканчивает поцелуй невесомым чмоком и отстраняется, заглядывая в потемневшие глаза старшего. — Тэхен-а? Ким несколько раз моргает, судорожно облизывает губы и выдает: — Переслащенный. — Что? — Кофе. Переслащенный, говорю. Чонгук, я… — он запинается и опускает глаза в пол. — Я, наверное, спешу слишком, и, наверное, это все очень глупо, но… Можешь спросить Намджун-хена, он… — Тэ, я понимаю. Теперь понимаю. Говорю же. Мы с тобой оба идиоты. Тэхен выдыхает медленно и, чуть помешкавшись, прижимает к себе Чонгука за шею и утыкается в ее основание носом. Чонгук прикрывает глаза и думает о том, что надо сахара поменьше в следующий раз класть в кофе. И еще он думает, что молоко в сочетании с карамельной кожей можно записывать новым пунктом в список фетишей. И что Намджуна он, наверное, все-таки спросит, чисто интереса ради, и что теперь он чувствует, что до светлого и солнечного осталось всего ничего, и что… Что больше не холодно.