Больше не мой Доктор

Здравствуй, больше не «мой» Доктор. Недавно я прочитала, что если написать письмо и сжечь его, всеми фибрами души думая о ком-то, то слова слетят с бумаги за мгновение до того, как восстанут языками пламени и, взметнувшись вверх, свободные от чернил, они устремятся к тому, для кого были написаны. Слова, потерявшие свою «плоть», мысли и чувства пронесутся сквозь любое расстояние, проникнут в самые защищенные места, даже время не станет им значительной помехой — они достигнут сердца адресата, впечатавшись в него и отразившись в мыслях. Смогут ли они преодолеть барьер между нашими мирами? Не завязнут ли в пустоте небытия? Не знаю. Но я верю — так, как меня научил ты. Верю, что нет ничего невозможного, а невероятное — твоя повседневность. И пишу тебе о моей надежде, о моем искрящем желании, чтобы ты услышал, для того, чтобы пропитавшиеся верой слова приобрели воистину космическую мощь. Мне только любопытно, где они тебя настигнут? В очередном незабываемом путешествии? С кем в компании на этот раз? Нет, я не ревную, ведь ты больше не мой… Но, Доктор, послушай! Не спеши убегать. Ты бежишь от жизни, от смерти, от друзей и врагов. Ты никогда не останавливаешься, как бы тебя не просили. Почему ты бежишь, мой друг? Хотя… Знаешь, позабудь всё, что я тебе написала! Беги, беги скорее! Устремляйся на ТАРДИС сквозь века и пространства, нарушая привычные правила и выстраивая новые морали. Беги… И как-нибудь, может быть однажды, забегай на чай… И ко мне. Например, в Рождество. Как сегодня. За окном тихо падает серебристый снег. За последние годы я полюбила эти минуты перед полуночью, когда на всю округу раздаются гулкие голоса колоколов. «Дин-дон» — «дин-дон». Я люблю выходить на крыльцо и, согреваясь горячим шоколадом, смотреть на полоску света и снежную темноту вокруг неё. Иногда я всматриваюсь так пристально, что, почти выпадая из реальности, слышу знакомое «вжих-вжих-вжих». Покрепче сжимая обжигающий фарфор чашки, я до рези в усталых глазах рассматриваю каждую снежинку. Я будто бы жду, что они вот сейчас, в следующее же мгновение нарушат дружный строй и, закружась, начнут приобретать очертания старой телефонной будки. Иной раз я её почти что вижу. Всё те же линии, врезавшиеся в память отчетливей любой самой невероятной картины; всё та же табличка с надписями; всё тот же ты. Больше не мой Доктор. Видение в очередной раз разрушается моим мужем. Его заразительный смех подхватывают наши дети, вслед за ним выбегая на снег. И все трое начинают бегать, кружиться, не переставая хохотать. Только они совсем не похожи на снежинки, их снеговик и близко не повторяет по-своему изящных форм Тардис, а в их голосах не слышно работы двигателя. Они в очередной раз вырывают меня из фантазий, не мало где залатанных воспоминаниями, и грусть от разлуки с тобой исчезает. Они забирают у меня всё: и боль, и дикое, но скрываемое отчаяние, и обиду, и злость, и… привязанность к тебе. Только в последний момент мой Доктор хватает сына за руку и молча мотает головой. Приятные моменты нашего прошлого остаются во мне, переплетаясь с мирным ощущением настоящего. Я благодарно улыбнусь и детям, и супругу, и сделав пару шагов, утону в их безграничных объятьях. И… Сердце стучит лишь одно. Доктор, я пишу тебе, потому что больше писать мне некому. В тот раз, в нашу предпоследнюю встречу, ты меня спас (в который раз), но исчезнув, не дал мне возможности помочь тебе. В конце концов это навредило нам обоим. Я видела твои глаза, Доктор. Глаза человека без имени, без дома, без семьи. Ты стал ещё более потерянным в своем бегстве, в своей жизни. И я ничего не могла изменить. Уже — нет. Ты разлюбил меня, отныне не мой Доктор. Одно твоё сердце всегда принадлежало вселенной, другое — ты когда-то подарил мне. У твоего клона, у моего мужа, у моего Доктора… Только одно сердце. Я знаю, оно бьется за меня и нашу семью, но это как половина тебя. Нет прежнего азарта и рвения, нет безумного огня, и исчезло одиночество. Я люблю тебя любого, но всё же, иногда чертовски скучаю по прежнему… Прощай, не мой Доктор, прощай, бывший друг… Не до встречи.