Воскрешение

Он не помнил ничего из прошлого. Только смутные отголоски душевной боли сжимали сердце. Он не хотел вспоминать, интуитивно знал что мог, но боялся, отчаянно сопротивлялся тому обволакивающему чувству сопричастности, которое пробиралось к нему ночью в память и будило похлеще самого жуткого кошмара. Ведь это была ложь, такая злая, больная, извращенная и убийственная неправда. - Кого ты потерял,- спокойно спросила доктор. - Всех,- ответил он. И она кивнула. У каждого здесь были свои потери. Его нашли в пустыне полумертвого, окровавленного, у груды тел низших. Кто-то обратил внимание на подрагивающую белую ладонь. Хотели добить, но вначале проверили глаза датчиками. У них были датчики И большие пушки, еда, выпивка, медикаменты и животные. В голове у него была дырка от пули - четко на виске. Странная непонятная рана. "Вроде как по касательной" - бормотала себе под нос врач и задумчиво хмурила брови, разглядывая результаты МРТ. Он знал, что нет, но гнал чертову память в бездну. Кочевники взяли его с собой. Взрослый сильный мужчина, уцелевший там, где полегли сотни низших? Они не отказываются от такого дара, да и ему некуда было идти. Потерю памяти списали на рану, хоть доктор и переглянулась с рыжим командиром после результатов мрт, - это было не физическое. Внутренние травмы страшнее внешних, они не видны, неясно когда пройдут. И пройдут ли. Ему дали одежду, имя, оружие, звание, обязанности. Их отряд переправлял людей из одного города в другой: конвой прикрытия, перевалочные базы, медпомощь. С выполнением обязанностей проблем не было - будто он был прирожденный солдат, но вот с оружием были внезапные неполадки. Рыжий удивлялся, как он укокошил хоть одного из той кучи в пустыни, и укокошил ли. - Эй, Лазарь, поиграешь? - белобрысый пацан лет 12 махнул в его сторону битой. Это он углядел его ладонь в груде тел, а еще у него было звание выше его. Он кивнул и так они узнали, что с битой он управляется ловчее, чем с пистолетом. - Тебе бы меч,- усмехнулся рыжий командир - Эван, а пацан- Дэниел- стрельнул в того глазами. Слухи были нерадостными. Из Веги бежали, в Нью-Делфи творилось что-то непонятное, Хелена ушла в радиомолчание. - Выдюжим,- говорил старик, строгая трубку или табуретку или детскую игрушку. Он любил сидеть рядом с ним, когда тот работал. Это странно успокаивало, несло гармонию в изломанный мир: всё кругом рушится, а тут идет процесс создания . Резную трубку старик подарил ему. Пожал плечами на безмолвный вопрос. - Тебе нужнее, хоть какая-то отдушина. Наверное заметил: ни женщин, ни выпивки, ни излишеств в еде, без отдыха, всегда функция "боевой солдат", всегда готовность выполнить задание и минимум сна. Трубка грела руку, наполняла ее своим вещественным присутствием, гладкая и шершавая одновременно. В следующий раз когда они проходили мимо плантаций, он нарвал себе табака. Курение убивает. Она флиртовала с ним, смеялась глазами. - Звали в Хелену, но мне мужики милее,- насмехалась уже открыто. В старые времена ее б назвали полковой женой, в новые - она оторвет яйца за такое предположение. Она сама выбирала с кем спать. и в очередной раз безрезультатно выбрала его. - Ну ты ж рехнешься без потрахушек, милый!- искренне возмущалась она,- а нам нужны ясные головы. - Не рехнусь, зая, - успокаивал он Кристину и клал руку на её плечо. - Может Эвана попросить, если ты в другом ходок? Если нужно для дела, то он согласится,- опять смеялись ее глаза. И он тоже улыбался в ответ. Её единственная родня - тетя, такая же вольная птица, как и она, - работала официанткой в кафе вне стен Веги и там же умерла, когда на кафе напали. Он поежился, когда она ему это рассказала. Однажды старика он застал не за резьбой, а за чтением потрепанной книги - оказывается тут была библиотека. Поначалу его узкую каморку наполнил чужой безэмоциональный голос, зачитывающий что-то про ангелов и демонов, но потом он стал читать сам, оставив аудиокниги для походов. Он просиживал ночами за чтением, а когда читал днем, к нему приходили дети, и он, вначале неохотно, а потом все больше втягиваясь, читал им нелепые детские книжки. А по хребту змейкой тянулась странная щекотка непонятных ощущений. У Кристины был день рождение и об этом знали все: фонарики из подручных средств, украшения по всем километрам стен, праздничная музыка льющаяся из репродукторов. Она даже на свою винтовку повязала бант. И сообразила прекрасный огромный торт. Вентиляция в этот вечер работала в усиленном режиме: в центральном зале было не протолкнуться. Динамики сменил старинный патефон, и медленная скрипучая мелодия царапала сердце. Лиза танцевала со стариком, Кристина начала танцы с Дэниелом и продолжила со всем остальным мужским населением по очереди. Так и он оказался прижат к ее груди, и смотрел на отблеск фонариков, горящей цепочкой блестевший в ее глазах. - Я пережила этот год,- она счастливо улыбнулась ему и уткнулась в его плечо,- опять сделала это. Крутая! -Ты прекрасная, тебе бы подошло имя Елена. - Опять что-то вычитал в своем рассаднике задротства? Он улыбнулся, покрепче перехватив ее теплую ладонь, и стал рассказывать легенды, которые знал прямо в ее ухо, чтобы не перекрикивать музыку. Он их не примечал специально - просто два парня на периферии - всегда вместе, вроде как братья. Мало ли людей вокруг. Но когда из похода вернулся только один - с пустыми глазами и посеревшим лицом, в груди у него выжигая сердце умерла звезда и по новой превратила все внутри в черную дыру. Болело даже в животе. Он сполз по стене на пол и обхватил ноги руками, пытаясь вздохнуть, заменить воздухом космический холод . Доктор Лиза стояла над ним с раритетной бутылкой зеленого стекла, не флягой. - Держи, сынок, чуток попустит. Голубые выцветшие глаза ее лучились пониманием и состраданием, короткие седые волосы смешно топорщились, а морщины на загорелом лице стали глубже. Он погладил ее ладонь, обхватившую бутыль, а потом пошел к тому мальчику и поил его, и слушал его рыдания, переходящие в вой, держал за плечи и отчаянно жутко близко понимал его и каждого здесь. Их окружили, перекрыли вентиляцию. Они были в основном подземном пункте: самом большом, оснащенном, с сотней жилых помещений. Выбор стоял: умереть под землей от удушья или дать бой наверху, заведомо обреченный. Выйти все вместе они не смогут - выход узкий- перебьют по одному. Бой был предпочтительнее. Эван что-то говорил, Кристина спорила, Дэниэл с жаром поддерживал и того и другого поочередно, старик Грегор строгал деревянный кинжал, у его ног грелась серая кошка Кошка, Лиза проверяла аптечку, Аллан в куртке брата угрюмо заряжал дробовик, остальных всех - в этом помещении и в остальной сотне - он тоже знал поименно. Они умрут все вместе и он с ними. Это лучший вариант. Легкий. Его глаза остановились на деревянном кинжале в морщинистых руках. - Ты же нашел меч, Дэниел? - тихо спросил он и внезапно стало тихо.- Там, где вытащил меня ? Тот кивнул, выдержал говорящий взгляд, молча шмыгнул за дверь, и через минуту принес его. Эван с Кристиной и Питером- правой рукой обоих- заговорили одновременно, а он сосредоточился на знакомом ощущении - рукояти меча в ладони. Мышечная память будила память внутреннюю, а за ней - он знал - придет боль от которой он бежал, которую не мог вынести - она была хуже смерти. Он глубоко вдохнул безвозвратно теряющий кислород воздух, распрямил плечи и оглядел всех и каждого. Запоминая их удивленные лица. - Попробую справится один, посидите тут пока И расправил крылья. Те обжигающе ново прорезали кожу. Низшие никак не ожидали увидеть разъяренного архангела, никогда не чуяли его раньше, не узнавали. Он рубил и резал мечом, крушил крыльями, сносил головы, а перед глазами был Михаил, его смерть от лезвия Люцифера, конечность этой смерти и ощущение безвозвратного одиночества волной цунами потопившее его глубоко на своем дне. Финальный удар в треснувшую ясность его рассудка. Тогда он тоже бил, ломал, крушил, рвал голыми руками, откинув меч в конце, страшный в своем безумии и горе. А последний из низших наставил на него ружье и это показалось наилучшим выходом. Он сам приложил дуло к своему виску, позволил низшему нажать два раза на курок, затем свернул тому шею и отключил себе разум усилием воли. Тишина оповестила о конце. Опять он выиграл в своей ярости: трупы усеяли песок, окрасив его алым. Люди выходили из подземелья, вылезали по одному, смотрели на него странно, не решались подойти. Опять он был один, чужак. Крылья его трепетали, он не убрал их и поэтому услышал, почувствовал то, чего не могло быть. Он крепко зажмурил глаза и его окатило светлой радостью, не его, того, кто его вызывал и не чаял дозваться. - Но как? - прошептал он и повернулся к Лизе. Она стояла за плечом Эвана, далеко от него, но его глаза видели все ее морщинки между бровей и настороженное удивление голубых глаз. - Мой брат жив. Жив, - видеть ее лицо стало труднее, все кругом стало расплывчатым и мутным. Он сморгнул слезы , рухнул на колени, прижавшись лбом к воткнутому в землю мечу, оперся о него руками. - Этот чертов избранный кажется умеет воскрешать архангелов. И если б я не решил защитить вас напоследок, то никогда бы не узнал, - бормотал он себе под нос, мельком разглядывая валявшееся оружие низших: многие были из нью-делфи, небесной стали там не занимать. Кажется Лиза погладила его по голове , он не заметил, как она подошла. По лезвию меча в песок текли его слезы и чужая кровь. Он поднялся с колен, улыбнулся ей, улыбнулся им всем и сказал: - Мое имя Гавриил. Вы все под моей защитой. И взметнулся ввысь. Брат ждал его.