Кошмарные выходные

Когда Ойкава подумал, что день уже не может стать хуже, он услышал: – Ойкава Тоору. Очевидно, может. Ойкава стиснул зубы. Поднимать голову и смотреть не хотелось – он и по голосу узнал, кто его зовет. – Ушивака-чан, – в тон ей ответил Ойкава, скривился и все-таки оторвался от телефона. Ушиджима стояла напротив под прозрачным зонтиком и смотрела в упор этим своим нечитаемым взглядом. Ойкава цокнул языком: вот же ей неймется, такой дождь – ну и шла бы себе дальше, куда ей там надо было. Но нет, надо остановиться. Ойкава вспомнил, как выглядит: весь мокрый, с грустно свисающими волосами, в замызганных грязной водой из луж штанах. Блестяще, именно в таком виде он хотел встретить Ушиджиму. То есть, не то чтобы он вообще хотел ее встретить – когда-либо в своей жизни. – И Тендо Сатори! Привет, Тоору-кун. Мокнешь, да? Мокнешь, да. …и Тендо. Та вынырнула из-за спины Ушиджимы – и как Ойкава не заметил ее зеленый в звездах зонт сразу? – Что ты здесь делаешь в такую погоду? – Ушиджима склонила голову набок. – Ты что, подругу свою не слышала? – Ойкаве отчаянно хотелось грубить. Вот так просто, без всяких изысков, не подбирая слова и не выискивая тонкие подколки. Он даже не понимал, почему еще старался придержать язык. Видимо, въевшееся в подкорку воспитание не давало. – Мокну. – Это я вижу, – сообщила Ушиджима и кивнула. Упруго качнулся тяжелый длинный хвост блестящих волос. – Почему? – Потому что дождь идет, не заметила? – раздраженно выпалил Ойкава. Тендо тут же прыснула, посмотрела на него одобрительно – от этого сразу стало очень не по себе, – и тут же умиленно – уже на Ушиджиму. И слава богу. – Если сейчас не уйдешь в тепло и не переоденешься в сухое, заболеешь, – Ушиджима говорила так, словно информировала Ойкаву – ну, как информируют о надвигающихся землетрясениях по радио или телевизору. Спокойно и скучно. – А тебе нельзя. У вас матч в понедельник, послезавтра, – добавила Ушиджима, подумав. – Вот спасибочки, а то я сам не знал, – процедил Ойкава. Ушиджима чуть подняла бровь, но никак не прокомментировала. Ушиджима Вакатоши была мечтой, наверное, каждого школьника, который хоть немного увлекался волейболом или хоть раз видел ее в игре. И по совместительству – ночным кошмаром Ойкавы. Высокая, с длинными густыми волосами, четкими и чуть грубоватыми, но оттого только запоминающимися чертами лица – очень привлекательная девушка. В волейбол играет, опять же. И ноги от ушей. Ойкава сто раз думал о том, что сложись все чуть по-другому, у него не было бы и шанса – влюбился бы, как влюблялись все остальные. Но у них с Ушиджимой был особый случай. «Ты будешь отлично играть в Шираторизаве, – сказала Ушиджима, посмотрев один из матчей Китагавы Дайчи, где играл Ойкава. – Ты сильный и станешь еще сильнее». А потом просто развернулась и ушла. У Ойкавы, который только вышел из раздевалки и наткнулся на совсем незнакомую девчонку, тогда чуть челюсть не отвисла. Ну, то есть, к нему часто подходили девочки, улыбались, мило розовели, смотрели скромно в пол или снизу вверх сияющими глазами. Часто конверты с признаниями отдавали или просили сделать селфи вместе. А Ушиджима тогда была с него ростом, не улыбалась – кажется, вообще не умела, – и уж тем более ни о розовых щеках, ни о признаниях и селфи речи не шло. Ойкава рассказал о том эпизоде Ивайзуми, а потом выбросил из головы. Ненадолго – Ушиджима еще пару раз подходила к нему после матчей. В основном говорила об эпизодах в игре, где Ойкава либо был очень хорош, либо налажал. Ей, кажется, даже не надо было, чтобы он отвечал. Она просто информировала. Как о землетрясениях. Наверное, стоило уже тогда подумать, что она сама станет для Ойкавы катастрофой. Когда выяснилось, что он не стал поступать в Шираторизаву, Ушиджима пришла к воротам Аоба Джосай, дождалась его с занятий и снова проинформировала: в целом, все сводилось к тому, что он дурак. Аоба Джосай не его уровень, Шираторизава сильна и бла-бла-бла, которое Ойкава слушать не хотел. Тогда он выяснил, что пытаться перебить Ушиджиму – занятие бесполезное. Можно только позорно сбежать. Ушиджима продолжала смотреть матчи, в которых он играл, приходить после и заводить разговор. И через полгода в Сейджо и даже за ее пределами были свято уверены, что они встречаются – в это единственный Ивайзуми не верил. Ойкава отчаялся доказать обратное, и, несмотря на наличие собственного фан-клуба, за всю старшую школу девушки у него так никогда и не было. Ойкава считал, что у него есть все основания грубить Ушиджиме. Особенно сейчас, когда у него и так был паршивый день. Сначала он не выспался, потом подвернул ногу на пробежке, опоздал на встречу с друзьями, кино, на которое они пошли, было ужасно скучным, Ханамаки случайно пролил ему на колено свою колу… И в конце концов Ойкава вымок под дождем, которого вообще-то не обещали в прогнозе, и теперь стоял под каким-то хлипким навесом и разговаривал с Ушиджимой… – Если ты ждешь, что дождь скоро закончится, то ничего подобного. Надежды твои напрасны, Тоору-кун! ...и Тендо. Которая едва не пела и противно тянула гласные. Жуткая девчонка, еще и взгляд такой – как будто в голову тебе заглядывает и в самую душу лезет. Ойкава передернул плечами. Кошмарный у него получился выходной. – Ты далеко живешь, – Ушиджима даже не спрашивала. – Далеко, – поморщился Ойкава. – Ты можешь зайти ко мне. Мой дом очень близко. Ойкава чуть телефон из рук не выронил, затолкал его в карман от греха подальше. Тендо почему-то снова прыснула, похлопала Ушиджиму по плечу. – Это любовь, Вакатоши-чан. А я тебе давно говорила. Ты как принцесса на белом коне, примчалась спасать нерадивого принца. И теперь, как порядочная девушка, должна выйти за него замуж. Ойкава поперхнулся слюной и закашлялся. Ушиджима невозмутимо протянула руку и постучала его по спине. – Полегче! – Ойкава качнулся вперед и широко распахнул глаза. – А ты, – он нехорошо сощурился и покосился на Тендо, – что вообще несешь? – Дождь до утра теперь будет, – протянула Тендо, совершенно его проигнорировав. Она задумчиво смотрела на небо, потом вдруг резко сорвалась с места, еще раз хлопнула Ушиджиму по плечу и махнула им рукой, скрываясь за углом: – Ну все, мне пора, не заболей, Тоору-кун. – Прислушайся к Тендо, – Ушиджима сделала жест в сторону одного из частных домов чуть дальше по дороге. Дом даже отсюда выглядел уютным, теплым и каким-то зовущим. На секунду Ойкава закрыл глаза. Вот сейчас он откажется и вообще вызовет такси. И пусть у него нет денег, родители могут выйти, чтобы заплатить таксисту. И нет, ему не стыдно будет ерзать по сиденью в мокрых насквозь штанах. Эти самые штаны противно липли везде, где можно и нельзя, Ойкаве даже казалось, что шов врезался в задницу. И свитер лип и теперь почему-то кололся, хотя всегда был мягким. Разве что футболка под ним была еще более-менее нормальной. Волосы вот еще – мокрые, слипшиеся от воды, они противно лезли в лицо. Ойкава очнулся, только когда за ним захлопнулась дверь. Захотелось стукнуться о нее головой. Это явно было какое-то помешательство, раз он согласился, нырнул к Ушиджиме под зонтик, а теперь разувался в ее доме. И ничего он не был теплый. Холодина. – Прошу прощения за вторжение, – пробормотал Ойкава, а потом повторил громче и рефлекторно заулыбался – к ним вышел, очевидно, отец Ушиджимы. На Ойкаву он смотрел с легким удивлением, пока тот представлялся, а Ушиджима кратко объясняла ситуацию. Ойкаве выдали пушистый халат, предложили ужин и чай и не дергали какими-нибудь странными или просто некорректными вопросами, как он ожидал после всех лет знакомства с Ушиджимой-младшей. Ушиджима-сан был сильно похож на дочку, тоже был сдержанным и невозмутимым, смотрел точно так же нечитаемо, но все равно вызывал в Ойкаве теплые чувства. Не то чтобы приязнь, но сердечную благодарность – точно. Особенно когда Ойкава допивал ароматный чай с жасмином и плотнее кутался в халат, окончательно согреваясь. – Уже совсем поздно, мне пора. Большое спасибо за все, Ушиджима-сан, – Ойкава поднялся из-за стола и поклонился. В ответ Ушиджима-сан почему-то недоуменно поднял бровь и переглянулся с дочкой. – Твоя одежда в стирке, – пояснила Ушиджима. У Ойкавы все внутри стянулось в узел и ухнуло вниз. Он быстро прикинул, получится ли добраться до дома в одних трусах и футболке. – Я могу предупредить твоих родителей, если нужно. На втором этаже есть гостевая комната, я расстелил там футон, – манера информировать у Ушиджим явно была семейная. Ойкава заставил себя поблагодарить как следует. В конце концов, о нем заботились. Родителям он позвонил сам, а с судьбой немного примирился, когда выяснилось, что ему нагрели воду. К тому же, в гостевой комнате обнаружился обогреватель. Плоский и длинный, он стоял между стеной и футоном, и грел уже одним своим видом. Под одеялом, на свежем постельном белье и с обогревателем под боком стало совсем хорошо. Ойкава тихо выдохнул и не стал улыбаться сам себе только потому, что отчетливо помнил, где находился. В голову полезли мысли: это Ушиджима нарочно его одежду в стирку запихала или ее отец, без всякой задней мысли? Не подарить ли им автоматическую сушилку для белья? А где, интересно, мать Ушиджимы?.. Ойкава поворочался с бока на бок, зажмурился поплотнее и попытался заставить себя не думать. Нужно было быстрее засыпать – тогда эта ночь быстрее пройдет и он наконец свалит домой. Он уже дремал, когда услышал шорох седзи. – Ойкава, – Ушиджима присела на край футона и слегка – в ее понимании слегка – встряхнула его за плечо. – Чего? – Ойкава тут же сел, откинул челку назад и потер лицо ладонью. – Ты мне снишься и это просто ночной кошмар? – со слабой надеждой спросил он. В темноте лицо Ушиджимы белело, было видно, как у нее нахмурены брови. – Нет, ты проснулся, – Ушиджима подвинулась ближе и устроилась удобнее. – Я думала над словами Тендо. – И это явно ничем хорошим не закончилось, – тут же фыркнул Ойкава. – Пока не знаю, – серьезно ответила Ушиджима и пристально посмотрела на него. От такого взгляда хотелось закрыться, заслониться щитами и ощетиниться копьями. – Она часто говорит что-то такое. В целом, это логично: она утверждает, что ни одна девушка не стала бы, хм, – Ушиджима вдруг немного стушевалась, обхватила свои колени руками, и Ойкава мысленно отложил эту картину в особую полку памяти. Когда еще он такое увидит? – Не стала бы столько ходить за парнем с исключительно профессиональными мотивами. – Я понимаю, что ты хочешь сказать. И очень хочу ошибиться вот сейчас, – у Ойкавы голос упал до шепота. Ушиджима молчала. Ойкава ущипнул себя за бедро под одеялом, а то это все больше походило на ночной кошмар. И еще – ну не могла же Ушиджима в жизни выглядеть такой… обычной девчонкой. Так человечно. Не могла же? – Ойкава, сделай мне одолжение, – она наконец заговорила, и Ойкава весь подобрался. – Не уверена, что этот способ действительно работает, но такое предположение в обществе не на пустом месте появилось. Многие говорят, что чтобы проверить или осознать свою симпатию, нужно поцеловать ее объект. Поэтому сделай мне одолжение – позволь себя поцеловать. Ойкава не знал, что ему понравилось меньше: что его только что обозначили как «объект» или что у него внутри ничего не всколыхнулось в бурном протесте против предложения Ушиджимы. То есть, мысленно он уже послал ее, но в груди не стало горячо от возмущения. Из-за этого Ойкава начинал злиться, но только на себя. Он молчал, и Ушиджима, наверное, приняв это за знак, повернулась к нему, потянулась ближе, едва не коснулась носом щеки, но больше ничего все-таки не сделала. – Я не буду с тобой целоваться, – тихо проговорил Ойкава, едва удержавшись от шипения. Ушиджима, кажется, не то не услышала, не то проигнорировала. Очень на нее похоже. Ойкава стиснул кулаки и зубы, готовый фыркнуть – все как всегда, он же так и знал, нужно было притвориться спящим, а утром пораньше свалить, пока она еще спит... У Ушиджимы едва заметно дрогнули ресницы, она подалась еще немного вперед. Упрямая. Ойкава ощутил короткий выдох на коже и вдруг понял, что у Ушиджимы залило краской щеки. Было слишком темно, чтобы толком рассмотреть это и убедиться, но Ойкава готов был поклясться, что скулы у нее стали темнее. Он взял ее лицо в ладони, пальцами приминая к ушам густые волосы. Потом, наверное, будет плохо. Ойкава уже готов был ругать себя и пытаться объясняться с Ушиджимой. Хотя и с собой тоже, и еще неизвестно, с кем сложнее. Он немного склонил голову и подался навстречу. Целоваться с Ушиджимой было… странно. Как в очень реалистичном сне, где кажется, что чувствуешь все мелочи и видишь детали, но все равно это не так, как в реальности. Плохо получалось уложить в голове сам факт. А еще то, что у Ушиджимы оказались мягкие губы, Ойкава бы даже сказал – ласковые. Она осторожно, но уверенно отвечала на поцелуй. Зачем-то накрыла одну руку Ойкавы своей, слегка сжала запястье – по внутренней стороне приятно мазнули загрубевшие от ударов по мячу подушечки пальцев. Поцелуй получался такой аккуратный, что почти нежный. От острого диссонанса у Ойкавы закоротило в мозгу. Внутри горячо защемило. И почему-то стало стыдно. От всей этой смеси Ойкава слегка запаниковал, отстранился и быстро убрал руки. Сел на футоне боком, прислонившись спиной к обогревателю, скрестил ноги, потер ладони о колени. Перед глазами в темноте комнаты плясали цветные мушки, как крохотные екаи. В тишине шум дождя за окном казался почти оглушающим. Нужно было что-то сказать или сделать. В идеале – отмотать время назад и никогда не соглашаться зайти к Ушиджиме Вакатоши в дом. Тогда не пришлось бы сейчас лихорадочно соображать и терпеть это тянущее горячее чувство вперемешку со стыдом. Ушиджима рядом завозилась, тоже села боком и вытянула ноги вперед, расслабляясь. С удовольствием глубоко вдохнула и выдохнула, как будто задерживала воздух все время поцелуя. Стыд новой волной обжег изнутри, Ойкава почувствовал себя последним идиотом. Как он не мог раньше понять, что с Ушиджимой? Посмотреть на нее нормально, а не как обычно? И еще посмотреть правде в глаза. Затягивающая болотом рефлексия боролась с желанием снять пленку неловкости, которая влажной паутиной липла к коже. Желание все-таки побеждало, Ойкава считал себя человеком действия. Нужно было сначала разобрать с тем, что было здесь и сейчас. – Ты раньше с кем-нибудь целовалась? – выпалил он и тут же пожалел. Гениальный вопрос – а главное, как вовремя – от мастера общения с девушками Ойкавы Тоору. «Я отлично общаюсь с девушками, а не с Ушиджимой Вакатоши, – сам на себя огрызнулся Ойкава. – Она… не такая. Какая-то не такая, и все». – Да, – голос у Ушиджимы звучал хрипловато, спокойно. Ойкава резко вскинул голову и посмотрел на нее круглыми глазами. Он вроде бы никакого конкретного ответа не ждал, но и к такой новости готов не был – да как так-то вообще, Ушиджима и… – У тебя такое лицо. Будешь ревновать к Тендо? Ей бы это понравилось. – Поверить не могу, – выдохнул Ойкава. – Ушиджима Вакатоши шутит. Это что, у тебя и правда усмешка, или у меня уже галлюцинации в ночи? – он вдруг резко осекся. – Стоп, ты серьезно целовалась с Тендо?! Ушиджима открыла было рот, чтобы ответить, но Ойкава не дал. Поддавшись порыву, горячей вспышкой обжегшему изнутри, он быстро развернулся к ней, резко подался вперед и поцеловал еще раз. На этот раз без той осторожности, не нежно – наоборот, новый поцелуй был жадным, а Ойкава напирал. Не то чтобы Ушиджима ему уступала. Вытолкнула его язык из своего рта, склонила голову набок и сама скользнула языком по его зубам и небу. Ойкава понимал, что заводился, и не мог понять – не то нервически, из-за Тендо, не то просто, от поцелуя. Ладонь Ушиджимы легла на затылок, она слегка надавила, будто удерживая Ойкаву. Поворошила волосы пальцами и вдруг немного обмякла, расслабилась. Начавшийся яростно и резко поцелуй медленно сходил на нет, становился легче и спокойнее. Наконец Ушиджима немного отстранилась. Ойкава неохотно открыл глаза. Было хорошо: пальцы Ушиджимы приятно перебирали волосы, а по телу гуляло легкое, какое-то теплое возбуждение, ставшее приятным фоном и вытеснившее на время всю рефлексию. – Мягкие, – совсем тихо и как-то удивленно выдохнула Ушиджима Ойкаве в губы. Тот заулыбался, тоже расслабился, прижимаясь лбом к ее лбу. Потом и вовсе сполз ниже, положил голову на ее плечо и привалился боком. Руки сами потянулись обнять Ушиджиму за талию и притиснуть ближе. Думать и переживать больше не хотелось. Злиться тоже. Ойкава только сейчас почувствовал, как сильно устал на самом деле. – Я сейчас засну, – пробормотал он, стекая дальше вниз, и в итоге вовсе улегся на футоне, положив голову Ушиджиме на бедра. – Ладно, – она так и продолжала гладить по волосам, ворошить их. Жесткие подушечки пальцев приятно проходились за ухом, по кромке волос на шее, и Ойкава бессовестно млел. Как это всегда бывает, он упустил момент, когда провалился в сон окончательно. Проснулся от того, что было жарко. Открыл глаза и недовольно отодвинулся от обогревателя – оказывается, спал, почти прижимаясь к нему спиной. Решительно откинул одеяло, но вот это оказалось ошибкой: это у обогревателя да в уютном коконе было тепло, а в доме-то по-прежнему было прохладно. У Ойкавы руки и ноги покрылись мурашками, он тихо зашипел и стал быстро одеваться. Стоп, одеваться? Вся его одежда должна была сушиться. И… Ойкава замер, сунув одну ногу в штанину. От одежды пахло по-ушиджимовски скучно – каким-то нейтральным порошком или кондиционером. Ойкава быстро натянул штаны до конца и крутанулся вокруг оси, почему-то ожидая увидеть Ушиджиму где-то рядом. Ожидал, но понятия не имел, что ей теперь говорить. Ойкава надел свитер и осторожно сдвинул седзи, прислушался. В доме было тихо, но издалека, снизу, слышалось бормотание – не то телевизор, не то радио. Ойкава так же тихо спустился, скользя носками по лакированным ступеням лестницы. Кухня, точно. Из приоткрытой двери был слышен голос комментатора. Ойкава заглянул, чувствуя себя сталкером – отвратительное ощущение, но просто зайти и поздороваться он почему-то не мог. Было страшновато от того, как за один вечер Ушиджима из «той-самой-демонической-Ушиджимы» превратилась в его голове в живого, теплого, и даже – и нет, Ойкава ни за что не сказал бы это вслух – привлекательного человека. С которым, к тому же, Ойкаве понравилось целоваться. – Доброе утро, – Ушиджима подняла глаза от ноутбука, за которым сидела, и безошибочно нашла за дверью Ойкаву. Тот вздрогнул, поморщился сам от себя и зашел в кухню. – Отец ушел в магазин, оставил тебе завтрак, – она указала на плиту, где стояла накрытая крышкой сковорода. – Доброе. Спасибо, – слегка потерянно ответил Ойкава и на автомате пошел к плите. Под крышкой оказалась какая-то вариация на тему омурайсу. Ушиджима снова смотрела в экран, было даже немного обидно – как будто игнорировала. Ойкава покосил глазом в сторону ноутбука – матч японской мужской сборной против американской, Ойкава его уже видел. – Забавно смотрится, когда в кругу команды стоит тренер или еще кто. Как будто все такие великаны. Особенно у американцев. А на самом деле это у тренера рост нормальный, – заметил Ойкава, садясь за стол напротив Ушиджимы – Да, – просто ответила она, не отрываясь от ноутбука. Согнула ногу и положила подбородок на колено. Ойкава повертел в пальцах палочки, наблюдая, как с ее плеча сползают вперед снова собранные в хвост волосы. Ушиджима была такой же, как и всегда, но в объемных серых штанах, с растрепанной челкой и в такой неформальной позе она стала домашней и даже неуловимо уютной. Ойкава стал уныло есть свой омурайсу. Комментатора он слушал в полуха, но не слышал толком. На удивление, неловко ему не было, страшно или не по себе – уже тоже. Было тоскливо. – Так что, – снова начал разговор Ойкава тоном «как-бы-между-прочим». – Сработал этот твой метод вчера? Поняла там что-нибудь? – Да, – Ушиджима ответила так, будто Ойкава снова про рост американцев говорил, и снова даже не оторвалась. Это начинало злить. – Ну так скажи уже! – не выдержал Ойкава, отодвинул от себя тарелку и уставился на Ушиджиму, как часто смотрела она – тяжело и пристально. Ушиджима моргнула, поставила видео на паузу и подняла глаза. – Тебе интересно? – впервые Ойкава слышал в голосе Ушиджимы настолько явное удивление. – Конечно, блин, мне интересно! – он обиженно махнул рукой. – Ты же со мной целовалась, а не с кем-то там. Ушиджима вдруг хмыкнула. Ойкава подумал, что за эти сутки увидел пятьдесят оттенков Ушиджимы, о которых не подозревал. – Это было хорошо. И… – она задумчиво почесала кончик носа. – У тебя волосы такие мягкие. Мне нравится. – И все? – Ойкава моргнул. – Давай встречаться, – Ушиджима пожала плечами. – Надо говорить: «Пожалуйста, позаботься обо мне, великолепный Ойкава-сан», – Ойкава поднял палец вверх. Ушиджима опустила голову, у нее затряслись плечи. Ойкава слегка испугался – не сразу сообразил, что она засмеялась. Смех у Ушиджимы оказался низкий, глубокий. «Мне нравится», – решил Ойкава. Решительно обошел стол и склонился к Ушиджиме. Было приятно чувствовать на губах ее улыбку, а в волосах – пальцы. Кошмарные выходные быстро становились… ну, как минимум вполне сносными.