***
В тот день лил дождь, а девушка шла по дороге после очередной ссоры с отцом — Большим Бобом. Сначала она думала, что пойдет к Фиби и все расскажет ей, но, уже выйдя на улицу и приближаясь к дому подруги, Хельга вспомнила, что та уехала в Кентукки, прихватив с собой Джеральда. Влюбленная парочка… — Как всегда.… Вот что за жизнь такая, ненавижу! — кричала девушка на всю улицу. Решив, что домой она точно не вернется, по крайней мере, до завтрашнего утра, Хельга пошла гулять по городу. Наплевав на дождь. Без зонта. Время около полночи, а та гуляет, по-моему, уже с десяти или около того. Ей хорошо, очень, дождь будто чувствует все ее настроение и остужает ее пыл, заглушая маты, которые вылетают из ее уст, при вспоминании чего-то больного, тяжелого. Завернув за угол, девушка оказалась на улице, где находиться Сансет-Армс — пансион, в котором проживает Арнольд. Несмотря на то, что она уже довольно давно гуляет с ним в общей компании, всё равно проходя мимо этого дома, Хельга смотрит в окно его комнаты в надежде увидеть его. Но на этот раз ей не пришлось заглядывать в окно, чтобы увидеть его. Парень сидел на крыше, и не около застекленного потолка или рядом с фортепианом, где он обычно находился, а на краю крыше, свесив ноги вниз. Хельга не помнит ни единого раза, когда этот парень сидел именно так. Подойдя к крыльцу и сев на него, девушка, подняв голову, стала наблюдать за ним. Он сидел весь промокший, не лучше самой Хельги, и просто смотрел вдаль, не замечая ничего и никого. Так они и просидели, он на крыше, она на ступеньках пансиона, минут, наверное, сорок, может больше. В голове Хельги промелькнула идея пойти к самому Арнольду. Открыв дверь пансиона и зайдя внутрь этого довольно старого здания, она увидела Фила и Пуки, которые сидели за столом и смотрели фотографии в альбомах. Увидев Хельгу, дедушка Арнольда воскликнул: — Ой, это ты, бантик. Коротышка у себя, — и дальше углубился в фотоальбом, будто Хельга и не приходила. Прозвище «Бантик» Фил дал Хельге тогда, когда та забыла свой розовый бант у Арнольда после очередной сходки компании в этом пансионе. Тогда девушка выполняла довольно детское задание: распустить волосы и в покрывале зайти к Кокошке в комнату, отключить свет и напугать его, будто привидение. Тот закричал и выбежал из комнаты, но поняв, что это всего лишь подружка Арнольда, стукнул ей по голове журналом и, выгнав её из комнаты, закрылся. Вот тогда Патаки и оставила свой бант на красном диване в комнате Арнольда. И в пять часов утра следующего дня, пришедшая к пансиону ещё сонная Патаки, уже стоит и разговаривает с Филом, который и отдал его. Дедушка спросил: — Хельга? Патаки спросонья поняла этот вопрос не как «Тебя зовут Хельга?», а «Ты пришла за Хельгой?» и ответила: — Нет, бантик. — Ха, — посмеялся Фил. — Бантик, ты пришла за своим розовым бантиком, так? После этого инцидента он и стал ее так называть, но Хельга была не против, всё же лучше, чем «однобровая», каким было её прошлое прозвище даже после того, как та распрощалась со своей «гусеницей» над глазами в восьмом классе. Хельга поднялась осторожно по скрипучей лестнице, будто боясь, что доски проломятся под ее ногами. И вот она на втором этаже пансиона. Еще одну лестницу, но уже ведущую в комнату Арнольда, Хельга прошла намного быстрее первой. В комнате парня все оставалось прежним, хотя вряд ли она изменилась бы за неделю после последнего прихода Хельги к другу с компанией. Несколько мгновений и девушка уже на крыше ищет глазами Арнольда. В душе она надеялась, что все не так уж и плохо, и он перешел сидеть за фортепиано, но нет, он сидел в прежней позе на краю здания. Хельга села рядом с Арнольдом и посмотрела на него. Тот даже не взглянул на девушку, продолжая смотреть вдаль. Хельга последовала примеру парня, и, отвернув от него голову, стала смотреть на здания, на небо, на все что угодно впереди нее, но только не в сторону, не на парня Дождь усиливался, хотя непонятно куда, несколько секунд назад казалось, что сильнее уже быть не может, но погода умеет удивлять. Они так и сидели, как будто не замечая капли подающие на их головы. Около двух часов, просидев рядом с Хельгой, Арнольд все же повернул голову и взглянул на неё, не отводя больше глаз. Хельга почувствовала на себе его взгляд и подобно парню повернула голову. Они так и смотрели друг на друга достаточно долгое время: он на голубизну в её глазах, она на непривычно потухший изумрудный оттенок. Хельга давно заметила, что цвет глаз этого парня менялся на тусклый или на ярко зелёный в зависимости от настроения обладателя этих удивительных очей. Тишину прервал Арнольд: — Ты знаешь, почему я сижу здесь? — охрипшим и совершенно чужим для него голосом, сказал парень — Нет, почему? Закрыв глаза и с болью в голосе, Арнольд произнес: — Меня бросила Лайла Хельга долго этого ждала и думала, что будет самым счастливым человеком, если эти двое разбегутся, но оказалось совсем не так. Она, не понимая почему, расстроилась, наверное, так же сильно, как Арнольд, вместо радости и вновь должно быть появившейся надежды на счастье с ним, девушка почувствовала печаль, огорчение и некую жалость к парню. — Арнольд, мне очень жаль, что так случилось, — произнесла Хельга и вновь стала разглядывать вид, открывающийся с этой крыши. Уже близился рассвет, а они все сидели и наблюдали непонятно за чем, но Хельга вдруг отважилась сказать: — Ты знаешь, в чём отличие безумства от любви? — почему-то именно эта тема показалась Патаки самой уместной. — Нет, — коротко ответил Арнольд и вновь перевел взгляд на нее. — По сути отличий нет, — все также смотря на пейзаж и обнимая колени обеими руками отвечала Хельга, — но безумство не считается нормой в нашем обществе, в отличие от любви. Почти все считают, что любовь приносит сплошную радость, счастье и много подобных чувств, но на деле она приносит в большинстве случаев боль, разочарование и даже может изменить характер человека до неузнаваемости. И спрашивается — нужно ли это чувство, раз по его вине всё становится гораздо больней и непонятнее? Как бы я хотела узнать ответ на этот вопрос… Хельга, будто задумавшись над этим вопросом, замолчала, и через минуту продолжила: — И все же мне кажется, что глобальных отличий в этих двух понятиях нет, и не будет, их различают лишь стереотипы человека и его же понимание этих двух столь одинаковых вещей. Арнольд все это время смотрел на Хельгу, понимая, о чем она, и соглашаясь с каждым её словом, ведь это правда. Девушка перевела свой взгляд на его глаза и просто слушала, что он хочет рассказать ей молча. Она улавливала все в этом взгляде, он будто рассказывал ей историю, которую она понимала и хотела запомнить, но в памяти все его слова будто исчезали. Единственное, что из его «немого» рассказа она запомнила и помнит до сих пор — это боль, разочарование, грусть, печаль и полное отсутствие понимания причины поступка героя из его рассказа. Дождь закончился около пяти часов утра, а они все сидели и молчали, при этом рассказывая глазами друг другу больше, чем могли рассказать на словах.***
Именно благодаря той ночи «немых рассказов» они лежат сейчас на крыше, наблюдая за звездами и думая каждый о своем.Похоже, что именно звезды и дождь были общей страстью этих двоих.