Лорелея

"Останься в дворцовых стенах - в морях тебя ждет погибель, Найди себе деву в жены и будь ей защитником впредь", - судачит толпа городская, ей вторит холодный ливень, Но море поет иначе, в волнах - обожженная медь, В воде - отражение неба, хрусталь затаенных желаний, В воде малахитовым блеском предсказана скорая смерть. И это зовет за собою, велит подготовить корабль И, не опасаясь знамений, искать свое счастье во тьме. Здесь целым народом слагают легенды и страшные сказки О гибели, ждущей на море, разбитых в волнах кораблях, О песне, что будет слышна у скал берегов Барселоны, О шепоте, страстном и томном, что компасы сводит с ума. Но воину лишь вновь снится небо, облака в серебристой стали, Мелькнувшая в каменных скалах копна золотистых волос, Изумруды, глаза-самоцветы, что прекрасней небесной глади, И тело, что сплошь покрыто морозом и стылым льдом. Этот сон ему снится годы - что полюбит чужую гибель, Что для всех что казалось смертью - это станет его судьбой, А народу бы все судачить, обвинять в своих собственных бедах Неясные вещи и сказки, что так не похожи на быль. А воин заходит в волны, что гребнем врезаются в скалы, И ищет в них дивные песни, что сводят людей с ума - Легенду о Лорелее, что злее всех зимних ветров, Чей голос, красивый и стылый, заставит забыть себя. И ветер протяжно стонет под сводом гранитной пещеры - Никто не расскажет правды, с чего началась молва: Ведь песня, что погубила так много судов и жизней, - Лишь плач о разбитом сердце, в котором одна строка. Легенда молчит о многом, она не расскажет, что же Случилось, покуда не стала погибелью всех моряков Душа, чьи надежду и веру сбросили вниз по скалам, Разбив о гранитные своды на сотни горчащих нот. "Останься в дворцовых стенах - в морях тебя ждет погибель", Но воин спокойной улыбкой отвечал на молву толпы. Прекрасна была Барселона, спящая в инее зимнем, Над морем кричали чайки, и вторил им плеск волны. Узнал он свое безумье, едва лишь услышал песню - Не крик и не вой звериный, как говорили все, А тихие струнные ноты, и голос тугой свирелью, Который звучал, как сказка, несущая миру свет. И грустной была та песня, что сердце рвалось из ребер, И взгляд, проникавший в душу, похожий на свет костра. И вспомнились сны о далеких, опасных брегах Барселоны, Мелькнувшая в каменных скалах златая волос копна, Мороз, что сковал все тело в серебристую гладь узоров, И иссиня-черный уголь - оправой к чужим глазам. Пропали все звуки, и краски расплылись в воде тенями, Хотелось упасть на колени и слушать, смотреть, внимать. Этот сон ему снится годы - что полюбит чужую гибель, Что для всех что казалось смертью - это станет его судьбой, А легенда о Лорелее оказалась совсем не сказкой - Воин руку берет в ладони и зовет навсегда с собой. Эта песня его не губит, эта песня - его улыбка, И румянец - красивый, чистый - вдруг цветет на чужих щеках. "Ты не смерть и совсем не проклятье, как плели городские ливни, Как судачили глупые люди. Я едва ли поверил им". И вдруг годы пройдут, столетья - Барселона прекрасна снова, И скалистый каменный берег опять омывает волна. Вновь воин встречает у моря душу своей Лорелеи - Всегда узнает малахиты и свечи в чужих глазах. "Будь моим другом, Юра", - разносит над морем ветер, И румянец - красивый, чистый - вдруг снова цветет на щеках. Эта песня его не губит, эта песня - его улыбка, И пусть говорит, что угодно, опять городская толпа. "Ты не смерть и совсем не проклятье, как плели мне холодные ливни, Как судачили глупые люди. Я едва ли поверил им". Мягко трогает бледные губы знакомая воину улыбка, Ощущается инеем стылым под пальцами кожа руки. Пусть легенда сегодня другая, остается одно заклятье - Лорелея - глаза солдата, сколько судеб она ни живи. И это зовет за собою, велит подготовить корабль И, не опасаясь знамений, искать свое счастье в пути.