Рицу не осмелился сказать ему сразу.
Так получилось, что именно Рицу в тот день взял трубку домашнего телефона. И услышал, как незнакомая пожилая женщина тихим и каким-то мёртвым голосом поинтересовалась, не друг ли он Рейгена Аратаки. И если да, то придёт ли на похороны.
— Что… как?!
— Автокатастрофа, — голос в трубке преломился, словно сдерживая всхлип. — Его… его мобильник разбился, мы нашли номера в записной книжке. Там… не так уж много номеров. Так вы придёте? Нам нужно знать, сколько будет гостей…
В голове Рицу пронёсся ураган мыслей, завершившийся локальным апокалипсисом.
— Нет… пожалуйста, простите, но нет. Ещё раз простите! — Рицу быстро положил трубку, даже позабыв принести соболезнования. За это тут же болезненно резанула совесть.
— Кто там, братик? — из своей комнаты высунулся Шигео.
— Н-никто, — поспешно ответил Рицу. — Номером ошиблись.
И увидел, как брат тут же сник.
— Я думал, это учитель… Он уже давно должен был вернуться из поездки к родителям, но даже не звонит.
— Наверное, задерживается, — Рицу постарался ободряюще улыбнуться. Если уж Шигео выражает беспокойство вслух, значит, действительно переживает. Или что-то почувствовал…
Совесть снова резанула, словно острым ножом по чему-то нежному. Рицу поспешно ушёл в свою комнату. Он никогда не был уверен в собственном актёрском мастерстве.
Рейген… умер. Даже когда он недолюбливал этого шарлатана, эксплуатировавшего его брата за смехотворные деньги, Рицу не стал бы радоваться этой новости. А после истории с «Когтем», когда Рейген ночью в одиночку пришёл на секретную базу эсперской преступной организации, чтобы спасти своего ученика… и в итоге спас их всех, оказавшись не таким уж и шарлатаном, Рицу поневоле проникся к нему уважением. И пусть Рейген всё ещё раздражал его своими попытками распоряжаться старшим братом — но Рицу вынужден был признать, что тот действительно был хорошим человеком.
Был…
От этого слова что-то тупо ныло внутри. А ведь они были едва знакомы. Наверное, так всегда бывает, когда смерть вот так проходит мимо — достаточно близко, чтобы ощутить её холодное дыхание. И чужую боль в телефонной трубке.
И весь ужас ситуации, когда страшно сказать всего несколько слов. Несколько слов, способных взорвать окружающий мир или просто глубоко ранить чужое сердце — и ты сам не понимаешь, что для тебя страшнее.
Рицу слишком хорошо знал тот сияющий взгляд, с которым Шигео всегда рассказывал про учителя. Больше того, после истории с «Когтем», Рицу ещё и понимал этот взгляд.
Рицу не сказал.
Он ходил с этой новостью, словно с тикающей бомбой в груди, нервно прислушиваясь, не зазвонит ли мобильный брата, чтобы расколоть для него весь мир на «до» и «после»… причём, может, даже и буквально. Мобильный так и не зазвонил — видимо, этого номера в записной книжке не было. Рицу не удивился бы, если б узнал, что Рейген помнил его наизусть.
Мир оставался целым. Но Шигео с каждым днём становился всё беспокойнее. Левитировал вещи, не замечая этого, гнул ложки во время еды пачками, зарабатывая обеспокоенные взгляды родителей. Часами гипнотизировал свой мобильник в ожидании звонка, потом всё-таки отважился позвонить сам — и выяснил, что номер Рейгена недоступен. Постоянно недоступен.
Затем начал часами же гулять под окнами их конторы «Поговорим о духах» или как её там… И, наверное, знай Шигео домашний адрес Рейгена — и туда бы наведался. Все осторожные «предположения» Рицу, что Рейген просто решил не возвращаться, отметались мягко, но непоколебимо: «Учитель никогда бы так не поступил».
Вокруг Шигео, окутывая весь дом, повисла густая, тяжёлая, напряжённая атмосфера ожидания. Иногда, особенно по ночам, Рицу казалось, что он задыхается и тонет в ней, словно в воде.
Апогеем стало, когда за обедом Шигео вдруг спросил, как именно нужно обращаться в полицию при пропаже человека. Удивлённый ответ отца, что это могут сделать только близкие родственники, дал Рицу ещё немного времени.
И заставил Шигео окончательно замкнуться.
Войдя вечером к нему в комнату под каким-то надуманным предлогом, Рицу обнаружил брата в окружении смятых комочков белой бумаги. Шигео сидел на полу и, закусив губу от напряжения, старательно делал бумажного журавлика. Получалось не слишком хорошо, вокруг валялись результаты множества неудачных попыток — и с полсотни готовых маленьких птичек.
— Зачем тебе столько? — удивился Рицу. — Какой-то школьный проект?
Шигео покачал головой.
— Давай помогу, — Рицу сел рядом и взял лист бумаги из стопки. — Сколько тебе нужно?
— Тысяча, — наконец разомкнул губы брат. И забрал у Рицу листочек. — Но тебе нельзя. Я должен сам.
— Тысяча? — Рицу изумлённо хлопнул глазами, затем вспомнил. — На желание?
Шигео молча кивнул.
Спрашивать, какое именно желание, даже не требовалось. Детская примета — так наивно для ученика средней школы.
Или так безнадёжно отчаянно.
Рицу захотелось сжаться в комок от приступа нефизической боли. И, добитый этим, он наконец решился.
— Знаешь, брат… Помнишь, две недели назад, когда зазвонил телефон? Я тогда… соврал тебе.
Шигео поднял глаза от очередного журавлика — и во взгляде было растерянное удивление.
— Это звонили… от твоего учителя, — и быстро, как можно быстрее, пока растерянность в глазах брата ещё не успела превратиться в робкую надежду. — Они сказали, что он умер. В автокатастрофе. Понимаешь, я не хотел тебе говорить… Но он уже не вернётся.
И Рицу замер, ожидая, как обрушится мир.
Мир не рухнул.
Шигео озадаченно склонил голову, словно не понял простых слов. И долго смотрел на Рицу нечитаемым взглядом.
А затем вдруг наклонился над кучей бумаги, притянул Рицу к себе и крепко обнял. Вокруг взлетели на миг со своих мест и закачались в воздухе бумажные журавлики.
— Я люблю тебя. И всегда буду любить. Ты же мой младший брат, Рицу. И тебе не стоит выдумывать такие страшные вещи про учителя Рейгена просто потому, что он тебе не нравится. Учитель совсем не пытается забрать меня у семьи.
— Но… ты не понимаешь… — изумлённо выдохнул Рицу. — Это правда! Он действительно умер. Даже похороны уже, наверное, были…
— Не говори так, — попросил Шигео и крепче прижал его к себе. — Это невежливо. И этого не может быть. Конечно же, учитель жив. И он скоро вернётся.
Бесконечная уверенность в голосе.
Рицу попытался найти в себе силы на ещё одну попытку, но не нашёл. Всхлипнул, прикусил губу, но всё равно не удержался. И разревелся в чужих объятиях, оплакивая и того, кто ушёл, и того, кто всеми силами отказывался поверить в этот уход.
Брат молча гладил его по спине, а вокруг летали журавлики.
***
Журавлики поселились в комнате Шигео. Они парили в воздухе, когда он спал, и путались под ногами, когда просыпался. Рицу отчаянно старался не наступить ни на одного из них, когда заходил. Он всё ещё надеялся, что брат всё поймёт и перестанет их делать. Но Шигео занимался этим весь день после уроков и даже, кажется, в школе, выпуская из портфеля ещё стайку бумажных птичек каждый раз, когда возвращался. С такой настойчивостью он, казалось бы, уже давно должен был собрать необходимое число — но в счёт шли только идеальные фигурки. Погнутые или смятые птички отправлялись в мусор… и тоже взлетали по ночам, расползаясь по дому. Когда мать недовольно вытащила журавлика из кастрюли с удоном, а потом шёпотом попросила Рицу узнать, что такое творится с его старшим братом, Шигео вроде бы не должен был слышать этого разговора.
Но на следующий же день он исчез из своей комнаты. Вместе с журавликами.
Рицу оббегал полгорода, прежде чем догадался зайти в тот самый офис. О «Поговорим о духах», казалось, напрочь забыли и власти, и возможные наследники Рейгена — контора продолжала стоять запертой, словно в ожидании хозяина. Но в этот раз дверь послушно открылась.
— Простите, но мы временно закрыты, — Шигео сидел на своём обычном месте в приёмной и делал очередного журавлика. Все столы и шкафы вокруг него засыпал бумажный снег из крохотных фигурок.
— Брат! — изумлённо выдохнул Рицу. — Это же… тебе же нельзя… это же проникновение со взломом!
Шигео удивлённо посмотрел на него:
— Это моё рабочее место. Я не хотел мешать дома, поэтому пришёл сюда. Я уверен — учитель не будет против, когда вернётся.
— Он никогда не вернётся! — не выдержал Рицу.
Невозмутимое лицо Шигео не изменилось.
— Я же просил тебя не говорить так, брат. И не мешай мне, пожалуйста.
С этими словами невидимая сила мягко вытолкнула Рицу за дверь. И снова войти он не смог, как ни пытался.
***
Рицу решил, что ему необходима помощь.
Но он не очень-то знал, где её получить.
Подумав, с горьким удивлением понял, что со всем, связанным с Мобом, в конечном итоге пошёл бы к Рейгену. Но Рейгена не было. И даже раздражающий мелкий зелёный дух тоже куда-то пропал с тех самых пор, хотя Рицу бы и от его совета не отказался.
В конце концов, ноги сами привели Рицу к зданию Лаборатории Пробуждения. Повезло — светловолосый друг брата как раз был там.
— Мне очень нужна ваша помощь, Ханадзава-сан, — Рицу склонился в низком поклоне перед удивлённым парнем.
— Конечно, брат Шигео. Рицу-кун, верно? — Теру приветливо улыбнулся.
Но выслушав всю историю, улыбаться перестал.
— Умер, да? — воздух вокруг Теру потемнел и даже стал каким-то колким от сгустившейся эсперской силы. — Возможно, Шигео-кун и прав… возможно, тут не всё чисто. Как вообще такой человек мог так просто умереть?
— Автокатастрофа, — убито повторил Рицу.
— Я должен слетать проверить! — решил Теру.
— Слетать? — Рицу покосился на него с изумлением. Всё-таки Ханадзава был простым школьником — а так легко намеревался сесть на самолёт ради визита в другой город.
— Так слетать, — Теру на миг взлетел над асфальтом, предварительно оглянувшись, нет ли рядом прохожих. — До встречи, Рицу-кун. Мы сходим к твоему брату, когда я вернусь.
***
— Я был о тебе лучшего мнения, Ханадзава-сан, — Шигео явно прятался и за этим официальным обращением, и за тем, как не поднимал глаза на вошедших, заканчивая очередного журавлика. — Почему ты поддерживаешь эту странную идею моего брата?
— Потому что это действительно так, — голос Теру был полон сочувствия. — Я был там, говорил с его матерью. И… ещё кое с кем. У меня даже есть фотография надгробия. Это действительно автокатастрофа, а не какой-то трюк вражеской организации. Такое случается, как бы нам ни было тяжело это признать. Рейген-сан действительно умер. Ты должен принять это и отпусти…
— Нет! — воскликнул Шигео. Его глаза побелели, вся тысячная армия журавликов за его спиной взмыла в воздух. — Он бы всё равно пришёл! Он бы пришёл ко мне!
— Он не мо… — Теру успокаивающе поднял руки, пытаясь усмирить надвигающуюся катастрофу.
Рицу сам не понял, как инстинктивно отступил к двери. Дыхание застревало в горле, колени подрагивали. До этого дня он всего раз видел своего брата таким… но воспоминание осталось ужасом всей его жизни.
И тут ему на плечо легла рука, небрежно отодвигая за спину.
— Привет, Моб. Прости, что задержался.
Журавликов вихрем разметало по всей приёмной, давящая атмосфера исчезла. Шигео сорвался с места и повис на Рейгене, словно ребёнок, встречающий долгожданного гостя. Рицу замер в изумлении, а Теру грустно пробормотал: «Всё-таки он и это сумел».
— Учитель! Учитель, я… я ждал вас… — всхлипывал Шигео, заливая пиджак Рейгена слезами.
— Я знаю, Моб, я знаю, — Рейген гладил его по волосам, как маленького. — Я пришёл, теперь всё будет в порядке.
Зелёный дух над его левым плечом помахал Рицу рукой и как-то скептически усмехнулся.
Успокаивался Шигео не меньше получаса. Затем сумел наконец отодвинуться и улыбнуться дрожащими губами.
— Учитель, у вас холодные руки, вы замёрзли. Хотите, я сделаю чай?
— Конечно, Моб.
Когда за Мобом закрылась дверь, Теру осторожно обошёл Рейгена по кругу, словно изучая.
— Как вы себя чувствуете, Рейген-сан?
— Отлично, — невозмутимо кивнул тот, поправляя пиджак. — Куда лучше, чем… сам понимаешь где, не имея возможности отойти, потому что вмурован в тело.
Рицу только изумлённо хлопал глазами на этот диалог.
— Чувак, а ты точно понимаешь, чем теперь стал? — прошипел Экубо на ухо Рейгену.
— Полагаю что да, — Рейген стряхнул с лацкана пиджака что-то похожее на налипшие крошки земли и усмехнулся. — Теперь мне понадобится пара бутылей формалина или что-то типа того. Но всё равно это лучше, чем полупризрачное существование, верно?
И оба засмеялись над одним им понятной шуткой.
А Рицу молча стоял и смотрел на застрявший в волосах Рейгена крошечный бумажный журавлик. И откуда-то знал, какой он по счёту.
Тысяча первый.
