Habits

      Странно быть всего лишь наблюдателем разрухи. Даби привык участвовать в её создании самым активным образом, но никак не глазеть на творящийся на улицах Хосу беспредел.       Привык… Да к чему он вообще привыкнуть может, он даже на своё нынешнее имя отзывается через раз. Даби смотрит куда-то сквозь держащееся на соплях и молитвах соседнее здание и рассеянно щёлкает пальцами. Какое же имя было до этого…       Тенка? Нет, это было давно, очень давно… Йоджин? Касаи? Нет, было же что-то ещё… Даби щёлкает пальцами и никак не может вспомнить. Он уже не помнит даже, какое по счёту это имя. Может, шестое. Может, десятое. За без малого семь лет. Имена меняются вместе с личностями и городами — Даби не оставляет никаких следов и свидетелей, кроме пепла, а пепел никому ничего не скажет.       Его никогда и ни в чём не подозревают, не замечают даже, и ожоги тут роли не играют. Просто никто не обращает внимание на сутулого худощавого парня, который разве что на куски не разваливается. Кто свяжет такой полутруп с громкими убийствами, после которых в целых районах вводили комендантский час? Вернее, только один человек и свяжет, но распоряжаться информацией разумнее, чем он, не умеет даже сам Даби, а уж ему-то в этом навыке не откажешь.       Разваливаться на куски Даби не нравится, и к этому не привыкнешь, но особого выбора у него нет, отдача от причуды всегда была достаточно сильной. Аномально сильной, это всё чёртова генетика, подкинувшая полный комплект уязвимостей, характерных для таких вот… неудач. Даби морщится и сжимает левое запястье — скобы пока ещё держатся, но только едва, место крайне неудобное, травмировать — легче лёгкого, а вогнать скобы заново, не повредив при этом сухожилия — задачка из того же разряда, что и найти нормального подпольного врача. Из разряда невыполнимых, стало быть.       Даби одаривает скучающим взглядом скучковавшихся под разбитым фонарём подростков в синих банданах. Эти щеглы часто тут ошиваются — пытаются играть в злодеев, мародёрствуют по мелочи. Идиоты. Не понимают, что всё ещё живы только потому, что всем попросту неохота тратить на них секунды своего времени. Может, протянут ещё несколько дней, пока не попадут под горячую руку кому-нибудь из местных авторитетов. Не сказать, что в Хосу есть хоть кто-нибудь стоящий, но даже такие клопы, когда начинают кишеть, доставляют проблемы.       Даби слегка проредил клопиные ряды всего лишь вчера вечером — ноги занесли его в северные трущобы в надежде выловить что-нибудь, что было бы не стыдно привести к Шигараки, но удача явно загуляла. Попалась только низкосортная шваль, поодиночке вовсе не стоящая внимания.       Удача действительно загуляла: швали оказалось многовато, бестолковой, но суетливой, и горел этот мусор посредственно — пришлось повозиться. Результата — ноль, только четыре скобы вылетели, да ещё и как неудачно — самому не исправить, не дотянуться хирургическим степлером до лопатки, не потревожив при этом ещё худо-бедно удерживающиеся на своих местах скобы. Даби совершенно не выспался из-за ноющей боли, и это не способствует хорошему настроению. Ещё толком и не одеться… Снять — вернее, сжечь прямо на себе безнадёжно залитую кровью майку проблемы не составило, а вот надеть новую оказалось сложнее, и Даби плюнул на эту затею ещё на этапе «поднять руки». Даби ругается с кофеваркой и залпом выпивает девятую за день чашку кофе. Он давно привык к тому, с каким дискомфортом сопряжены его скобы, но это по-прежнему злит. Особенно сейчас, когда он опять временно один, и никому не всучишь степлер и распоряжение «ткнуть вот сюда». Компресс и Твайс в этом плане самые надёжные варианты. Правда, Твайс интереса ради раз прошил себе руку, а затем весь вечер на все лады жаловался Курогири, что Даби ненормальный, «это охренеть как больно, полный кайф, только под общей анестезией можно делать, ваще ничего не почувствовал». У Твайса всегда своя атмосфера.       — Кофе и наблюдения из окна уже есть, плед нужен? — раздаётся за спиной насмешливый голос, и Даби относительно спокойно оглядывается, а в чашке закипает кофе.       Гиран. Даби не уверен, что это его настоящее имя, ну да пёс с ним. Он появляется на пороге вовремя, незваный, но не сказать, что нежеланный гость. Или не совсем гость — как назвать человека, которому сам дал ключи?       — Да какой плед, — Даби отмахивается и шипит от боли в плече. — Я уже забыл, когда мёрз в последний раз.       Ложь, его морозит каждую ночь. Он не задумывается, что тому причиной, нервы или отдача. Да что бы ни было — от понимания легче не станет, поэтому стоит ли выяснять.       Гиран молча лезет в тумбу за степлером. Даби не просит его о помощи, Гиран не предлагает — просто делает, что нужно, не ставя никого в неудобное положение.       Они молчат. Даби крупно вздрагивает, когда очередная скоба вгрызается в его тело.       — Не подыщешь какого-нибудь подпольного эскулапа? — Даби мрачно усмехается. Из прокушенной губы сочится кровь. Причуда не должна причинять столько проблем. Это противоестественно. Всё, к чему приложил руку Старатель — противоестественно. Ничего, это поправимо. Огонь слизнёт все ошибки.       — Подыщу. По дружбе могу даже сделать скидку, — Гиран вытирает руки и выуживает из кармана портсигар. За вычурной зажигалкой в форме револьвера даже не тянется — Даби прикуривает кончиком пальца. — Спасибо. Жаль, старик в бегах…       Память услужливо подбрасывает невысокого полного мужчину с очень подвижным, будто пластилиновым лицом.       — Тот самый?       — Тот самый, — Гиран выдыхает облачко дыма. — Кто, по-твоему, создавал Ному?       — Я так и знал, что Франкенштейн приложил к этому руку, — Даби качает головой. К доку у него объективных претензий нет, и так сделал всё, что мог, и даже не худшим образом, но имеет же человек право на недовольство.       — Ему не нравится это прозвище, — Гиран смотрит с лёгкой насмешкой, не над Даби, а над приснопамятным медиком.       Вместо рвущихся с языка комментариев Даби забирает из его пальцев сигарету и делает затяжку. Горьковатый дым совершенно не успокаивает, но будто бы притупляет боль. Даби в очередной раз задумывается, что курит Гиран, и в очередной раз решает не загружать голову.       Они молчат, пока от сигареты не остаётся только фильтр.       — Может, попросишь Джина создать тебе копию? — предлагает Гиран, наблюдая за чем-то из окна. Или за кем-то — он всегда собирает информацию, наверное, даже когда спит.       Даби мотает головой. Он неуживчивый, а со вторым собой наверняка повздорил бы уже на второй минуте. Кажется, он ни разу не конфликтовал только с Твайсом и с самим Гираном. С Твайсом — потому что, когда ему не рвёт крышу вовсе уж безнадёжно, вполне неплохой парень, с Гираном… свои причины.       Гиран знает куда больше, чем показывает, но по отношению к Даби ещё ни разу не злоупотребил этим знанием. Это располагает. Главным образом потому, что это «ещё» длится уже несколько лет. Достаточно долго, чтобы привыкнуть.       — Ты ведь не полюбоваться на мою кислую рожу пришёл, — ворчит Даби без напускного раздражения. — Продаёшь или покупаешь?       — Дарю, — Гиран усмехается и поправляет очки. И дарит имена, точки, время. Потрясающе актуальные, особенно в свете недавних событий, о которых, сбиваясь с возмущения на восторг и истерику, рассказывал Твайс.       — Какая щедрость, — Даби скалится так широко, что сдерживающие углы рта скобы едва не вылетают. — Если ты так подкатываешь — у тебя неплохо получается.       У Гирана скрипучий смех и цепкий серьёзный взгляд. Почти странно. Почти привычно.       Когда информационный брокер дарит данные — он либо забрасывает наживку, либо готовится подсекать. Даби не понимает намерений Гирана, но пока тому не выгодно его подставлять, и Даби ему доверяет. Пока. Давно уже. Надолго ли.       Какая разница.       У Гирана холёные, обманчиво мягкие руки, которыми он, напрямую или нет, убил куда больше людей, чем Даби и, пожалуй, Тога вместе взятые, но его прикосновения к изувеченной коже достаточно осторожные, чтобы не причинить боли, и Даби не возражает. Привык.       Даби привык не столько наблюдать за разрухой, сколько участвовать в её создании, и ему дали несколько отличнейших поводов не изменять своей привычке.