Ещё немного подождать

      — Ты куда? — Девушка вцепилась в рукав моей рубашки.       — В туалет…       — Ты ж только что был там, — не унималась она.       — Я курил. А теперь мне нужно утолить другие свои потребности. Хочешь подробностей? — меня начинало раздражать её излишнее внимание.       — Нет, спасибо. Иди, облегчись, — бросила она в ответ, стараясь перекричать музыку, но руку так и не убрала. Я взял её пальцы в свои, замечая тёплый взгляд в её глазах, от которого меня передёрнуло, и вовсе не нежно отцепил её руку от своей рубашки.       — Уж постараюсь.       Мама посмотрела на меня пронзительным взглядом, перевела его на Леа, несомненно собираясь выразить ей сочувствие за мою грубость, но той уже было не до меня. Леа развязно танцевала перед очередной камерой, которая сможет засветить её на полмира. Я закатил глаза.       Мама снова окинула меня взглядом, заметив вдруг мою обеспокоенность.       — Иди, я присмотрю за ней.       Я отрицательно мотнул головой, давая понять, что вовсе не это меня беспокоит.       — Оу. — Всё в мгновение поняла моя проницательная мама. — Ясно… Он вон там. — Её рука указала за моё плечо в конец зала, где почти у самых дверей танцевал он. Пьяный, практически не стоящий на ногах, совсем не контролирующий своего гибкого тела, двигающийся и прижимающийся к Лейле плечом. У меня, откуда-то из недр живота, к сердцу поднялась жгучая волна отчаяния и обиды. Хотя мне нельзя было его винить. Я сам был безбожно виноват. Я обещал встретить его с самолёта, но мама попросила поехать с ней, а я не смог отказать. Когда увидел, что за ней увязалась Леа, мои руки стали ходить ходуном от предчувствия феерического пиздеца. Тарьяй ни за что не поверит, что я не уделил ему времени из-за мамы. Он решит, что я был с ней. Чёртов я дебил… Он не подходил ко мне до самого выхода на панель сериала, не обронил ни слова. А когда нас позвали, то он вцепился в Давида и сделал вид, что увлечён беседой с другом. Я своим взглядом чуть не воспламенил его крепкую спину, к которой до безумия хотелось прикоснуться. Херман спускался по лестнице прямо вслед за ним и даже мои длинные ноги не помогли мне успеть встать рядом с Тарьяй. Но тут мне наконец-то улыбнулась удача. Херман притормозил у самого основания лестницы и я, уткнувшись ему в спину, быстро шепнул:       — Херман, пропусти. Не становись между мной и Тай.       — Воу-воу, друг, без проблем. Я не хочу быть убит фанатами. Не сегодня. — Парень улыбнулся мне и отстал, давая мне возможность нагнать Тарьяй, который уже вовсю обнимался с Давидом на камеру. Мне оставалось только встать на свободное место рядом с ним и делить его с остальными парнями. Я ненавидел делить его… Но в этом не было его вины — сегодня Тарьяй был в своём праве. Я заслужил его злость, его обиды, его безучастный взгляд и игнорирующие движения. И я проклинал себя за те давящие эмоции, что он испытывал.       Невооружённым взглядом было видно, что мальчик пытался приглушить свою ненависть ко мне дорогущим алкоголем, который стал ему доступен не больше месяца назад. Я был уверен, что он не умеет его пить, что с его разгорячённым сознанием и злостью через час его развезёт до отметки «распиздец». Он был подозрительно активен, открыт для камеры, не скрывал своих взбалмошных эмоций, то строя невообразимые рожицы, то высовывая язык. Мне хотелось что-то шепнуть ему на ухо, но все слова были такими незначительными, чтобы он смог прислушаться ко мне. Я думал, что он за весь вечер так и не подарит мне ни одного взгляда, ни одной улыбки, но стоило парням только отойти от камер, оставляя нас наедине, Тарьяй сразу же дал себе слабину. По крайней мере, мне так показалось. Я был уверен, что айсберг в его глазах слегка тронулся, подтаивая, когда он всё-таки повернул ко мне своё нежное личико, одаривая меня лучезарной улыбкой. Когда его пальцы так внезапно коснулись моих волос, потом шеи, и мягкой волной прошлись по плечу и спине, застревая на моей талии, я от растерянности чуть было не потерял лицо, позабыв, что нас снимают всё это время. Что весь мир сейчас видит в прямом эфире мой скользнувший вслед за его пальцами взгляд. Я вовремя опомнился, посмотрев в камеру, надеясь, что в ней не заметно моё участившееся дыхание. Тарьяй легонько поглаживал кончиками пальцев мою спину, доставляя жар моей коже даже через плотную ткань рубашки. Я понятия не имел, как ему это удавалось. От этого незначительного движения, от его запаха, окутывавшего меня, от его бедра, так плотно вжимавшегося в моё собственное, у меня перед глазами появлялся целый калейдоскоп невиданных ранее красок. Я и не подозревал, что в природе существуют такие оттенки. И если бы мне довелось назвать эти новые цвета, все они звучали бы как: улыбка Тарьяй, нежность Тарьяй, взмахи ресниц Тарьяй, аромат Тарьяй, ненависть Тарьяй… Я точно мог бы описать, какого оттенка каждое из этих ощущений. Но не стал бы… Потому что они непередаваемы, и никто, кроме меня, не смог бы ощутить того же самого.       И только я взрастил в себе семечко надежды, как последняя вспышка камер озарила наши тела и Тарьяй сделал это. То, что пронзило меня миллиардом ржавых кинжалов. Он разорвал объятия, а вместо того, чтобы последовать за мной, развернулся на каблуках и, бросив мне через плечо презрительное «ну, ещё увидимся», ушёл в противоположную от меня сторону… Наша связь мгновенно разорвалась, оставляя меня с опустошённым сознанием. Я чуть было не сбил с ног Ульрикке, которая так некстати оказалась на моём пути. Сейчас я бы сбил целый автобус, потому что отчаяние внутри имело колоссальную силу. Больше всего на свете я боялся потерять его.       Сморгнув воспоминания часовой давности, я снова уставился на, танцующего в компании девушек, Тарьяй. Он был так раскрепощён, так податлив, так мягок, но только не со мной. И я никогда бы не простил себе, если бы не попытался вернуть хоть сотую долю тепла его взгляда, который он бы мог мне подарить. Двинувшись в его сторону, я столкнул со своего пути нескольких ребят, получив в свой след осуждающие возгласы. Но ничьё осуждение в мире не могло выбить меня из колеи так, как один единственный безразличный взгляд моего Тарьяй.       Я сумел пробраться через целую колонну выпивших девушек, которые съедали меня своими вульгарными взглядами, но мои жадные до обморока глаза были прикованы к розовощёкому нежному личику под водопадом золотистых волос. Мой Тарьяй танцевал, плавно двигаясь под ритмичную музыку, сжимая своими изящными пальцами открытую бутылку дорогущего шампанского. Я мечтал наполнить таким целую ванну для него, чтобы изнежить его тонкую кожу в триллионе ласковых пузырьков, а потом слизывать шипящую жидкость с его бесподобного, крепкого и подтянутого тела. Мои фантазии угрожали остаться лишь в моём воображении, если я сейчас же не придумал бы как объясниться, как заставить его выслушать, как поймать хотя бы один сфокусированный взгляд, ощутить хоть одно заинтересованное касание. Когда я наконец добрался до него, нас толпой прижало к стене у выхода. Я вцепился в его локоть, слегка потряхивая, чтобы он обратил на меня внимание.       — Тарьяй.       Конечно, он не ответил. И с жестокой лёгкостью игнорировал бы меня всю ночь, но я не был так слабохарактерен, чтобы отступить.       — Тай, выйди со мной. Прошу тебя.       — Тебя ждут вон там, — хрипло ответил он, не переставая двигаться в сумбурном танце, хотя давно уже не попадал в его ритм.       — Мне плевать. Всё, чего я желаю, — чтобы ты ждал меня.       — Я слишком долго ждал тебя, Хенке. — Тарьяй вдруг остановился посреди танцевального движения, и взгляд его показался мне кристальней чистейшей воды, будто не он за последние два часа влил в себя несколько литров элитной дряни. — И я вижу, что это для тебя ничего не значит. Я думал, что ещё полгода назад ясно дал понять, что не собираюсь делить тебя ни с кем. Твой выбор очевиден, раз мне пришлось сначала сорок минут топтаться в пустом аэропорту, а потом добираться сюда на уёбском такси.       — Милый… — Я отчаянно пытался пробиться к его вниманию, чтобы понять, что он не просто слушает, а что он слышит мои оправдания.       — Нет. С меня хватит, серьёзно.       Его непоколебимый тон выбил из меня весь кислород.       — Прошу тебя, ты не можешь оставить меня! Хотя бы выслушай, умоляю, Ти.       — Хенке, повторяю: тебя за твоей спиной очень ждут. Я не хочу разрушать такую powerduo… Хах… — Его ухмылка была из коллекции тех улыбок, которые выворачивают внутренности наизнанку. Я сполна ощутил на себе всю её убивающую прелесть.       — Нет. Остановись! Я не позволю тебе сделать это! — До этого момента я всё ещё держал его за локоть, чтобы не дать веселящийся толпе прижать нас к стене. Но теперь я позволил этой людской стихии прибить нас к холодному кирпичу, тем самым убивая оставшееся расстояние между нашими телами. Я вжался своим животом в его, обвивая свободной рукой тонкую талию. — Я никогда не отпущу тебя. Можешь подавать на меня в суд за преследование или домогательства, но я тебя не отпущу! — Я сам поразился стойкости своего голоса, хотя на деле готов был расплакаться от безысходности.       — Чего ты хочешь, Холм? — Тарьяй всматривался в мои глаза предельно глубоко, пытаясь дотянуться до моих сокровенных страхов и желаний.       — Я хочу, чтобы ты забыл о ней. Как миллион раз мы забывали об этой «необходимой мере», когда подыхали от счастья в объятиях друг друга. Ничего не изменилось, малыш. Она — вынужденное стечение обстоятельств. Обещаю тебе, когда ты будешь готов, она исчезнет по первому твоему слову.       — Но я не готов объявить обо всём этом целой вселенной! — выдохнул Тарьяй.       — Вселенная и так всё знает, родной. Под её крылом наши чувства и расцвели. Ей не нужны твои признания — признайся мне, и этого будет достаточно!       — Нет… Слишком рано. Ты просишь слишком многое. — Тарьяй попытался убрать компрометирующую нас руку со своей талии. Но трезвый я был куда сильнее расслабленного его.       — Ты сам делаешь это — не уходишь, но и не отпускаешь… — я начинал вскипать. — Так чего же ты хочешь, Тай? Не думай, чего хочу я, чего хочет Леа, чего хотят твои родители и агент, подумай, чего хочешь ты сам, и сделай, наконец, свой выбор!       Тарьяй на несколько мгновений подвис в абстракции своих мыслей. А потом сделал то, о чём я мечтал весь вечер, — переплёл свои пальцы с моими и вытолкал меня за дверь.       Я хотел было спросить, куда он меня тащит, но все слова зарылись где-то под толщей моих эмоций, которые искрились одна ярче другой из-за тепла его рук в моих. Я медленно подыхал от сладкой истомы, и если бы кто спросил меня, я ни за что не пожелал бы себе другой смерти.       Тарьяй открыл какую-то дверь, встретившуюся на нашем пути, и, осторожно заглянув за неё, видимо, проверяя крошечное помещение на предмет других людей, затолкал меня внутрь. Это был обычный туалет. Насколько обычным он может быть в ситуации, когда два парня ввалились в женскую уборную. Но Тарьяй это, судя по всему, не волновало ни в коей степени. Он потянул меня на себя, цепляясь длинными пальцами в рубашку на моей груди, сминая её в разгорячённых ладонях.       — Я буду последним долбабом, если уступлю тебя ей, — прошептал он, перед тем как впиться полоской тонких губ в мой приоткрытый рот. Язык его настойчиво исследовал теплоту и влажность моего. Я мгновенно разомлел под его напором, давая затащить себя в крайнюю кабинку.       — Если ты выберешь её, я тебя… — оторвавшийся от поцелуя Тарьяй не успел закончить свою угрозу, потому что она не имела совершенно никакой логики.       — Замолчи… — перебил я мальчика. — Это бессмысленно. Такой выбор никогда не стоял и не будет стоять. Что бы не происходило в наших жизнях — я буду выбирать только тебя… Всегда выбирал.       Тарьяй тихонько простонал, впитывая в своё подсознание мои слова. Мне хотелось надеяться, что он воспримет их серьёзно. Потому что я никогда в жизни ещё не был так непоколебим, как сейчас.       Мои губы ласкали его с жаром. Выцеловывали и вылизывали каждую открытую клеточку его тела. А острые зубы старались обнажить ещё прикрытые тканью островки тела.       Дыхание Тарьяй сбивалось, глаза закатывались в опьянённом удовольствии, заставляя меня трепетать от его блаженного вида. Он был невероятно красив. Я в жизни не встречал более совершенного существа. От этих мыслей у меня воспламенялось всё внизу.       Руки давно не слушались меня, ненасытно блуждая по податливому телу, но, а если бы и слушались, то ничего бы не изменилось: этого жаждало всё моё существо. Постоянно касаться его  — было моей наивысшей потребностью. Гораздо выше, чем потребность в еде, одежде, воздухе.       — Я так испугался… — между поцелуями бросил я.       — Чего? — так же рвано ответил мой мальчик.       — Того, что ты возненавидишь меня. Того, что оставишь меня. Того, что мне придётся всю жизнь видеть это ледяное безразличие в любимых глазах… Это невыносимо. — С каждым словом я целовал его щёки, носик, глаза, брови и виски. Не оставляя без внимания ни одного сантиметра его драгоценного личика, не оставляя недооценённой ни одной родинки на его нежной коже. Он сбито выдыхал, прикрыв глаза и выпуская тонкие стоны с приоткрытых губ. Наконец решившись, он ответил:       — Я хотел бы ненавидеть тебя, но это невозможно… Я слишком нуждаюсь в тебе, Хенке. Ты пиздецки нужен мне… — Тарьяй приоткрыл глаза и начал ласкать взглядом моё лицо, будто за долгие полгода ещё не успел как следует налюбоваться им.       Я молча смотрел на него, пытаясь поймать его блуждающий по мне взгляд. Понять, насколько он пьян ситуацией и мной. Казалось, что он был в самой кондиции дурмана. И я не мог сказать, что это мне не нравилось. Меня невообразимо вело от его вида.       — Зачем она тебе? — вдруг выдавил он из себя. Клянусь, мне показалось, что я услышал тонкий всхлип между его словами, хотя глаза не выдавали его расклеенного состояния. Но моё сердце сжалось вчетверо, воспринимая всерьёз его разбитое из-за меня чувство.       — У нас договор, малыш… — тяжело выдохнул я. — Своего рода контракт на год. Может, на два… Её отец предложил. Я не должен говорить тебе этого, потому что чувствую себя низко… Чувствую себя элитной проституткой, за которую предложили немаленькую сумму. Я не хотел, чтобы ты знал…       — Умоляю, скажи мне… Мне будет легче! — взмолился Тарьяй, заглядывая своим невозможными изумрудами в мои глаза. — Доверься мне…       — У нас была большая проблема с бизнесом… Чуть было не прогорели с одним неудачным поставщиком оборудования. Всё вылилось в большой долг для ресторана. Я пытался заработать денег, чтобы помочь родителям. Совмещал учёбу и две работы, старался продвинуться в актёрстве… И когда у меня… у нас с тобой… стало получаться, когда о нас узнал весь мир, появились Майеры. Игорь предложил мне сделку — погашение нашего долга в обмен на пиар для его дочери. Я был влюблён в тебя с первого взгляда, Тай, но я должен был помочь семье… Они слишком много для меня сделали, и упускать такой шанс было чистейшим идиотизмом. Знал бы ты, чего мне стоило подавлять в себе чувства к тебе, чтобы продержаться этот год с ней. Но я облажался… Настолько сильно, что выдал всему миру о нашей с тобой связи, которую я не в силах перебороть. Это сильнее меня, я просто схожу с ума, когда ты рядом, а когда ты далеко — схожу с ума втройне сильнее, потому что ты нужен мне больше, чем воздух… Майер чуть было не расторг контракт, хотел забрать две трети денег, но я смог переступить через себя и выкрутился, обещая чаще выводить её в люди, светиться с ней, упоминать её в разговорах. Я старался раскрутить её по-максимуму, решив, что скоротаю свой срок, если у неё срастется всё гораздо быстрее, но девчонка вцепилась в меня, как репей. А у меня слишком связаны руки, чтобы контролировать это…       — Хенке… — прошептал Тарьяй. — Я не знал…       — Это моя вина, что ты не знал, насколько любим мной. — Я взял в ладони его лицо, поглаживая безымянными пальцами тёплое местечко за ушами. Тарьяй прикрыл глаза, отдаваясь приятным ощущениям.       У меня оставался только один вопрос:       — Радость моя… Ты сможешь подождать меня ещё немного? — тихо, но с глубочайшей надеждой спросил я.       Тарьяй открыл глаза. Тяжело вздохнул, прикидывая в мыслях, чего это ожидание будет стоить ему самому, — постоянной ревности, ежедневного раздражения, злости до скрипа в зубах, бессонных ночей, литров горького пива и безмерной тоски…       Но потом его взгляд из задумчивого стал неизмеримо тёплым, когда он вновь поднял глаза на меня. Его руки погладили мой затылок, шею, плечи и, задевая пальцами обе ключицы, остановились на моей тяжело вздымающейся груди.       — Твоя любовь стоит того, чтобы ждать…