Остановка на пластинке

- Вот на чём ты остановился.       Когами навалился на дверной косяк, за его спиной ещё колыхались рваные полотна выцветшей ткани, заменявшие дверь.       Перед ним предстала просторная светлая комната, похожая на мастерскую. Цепкий взгляд бывшего исполнителя отметил, нужную степень освещения этому помещению подбирали скрупулёзно: настольные, настенные, напольные лампы, керосиновые, энергосберегающие, обычные. Даже пару свечей ютились в мрачных подсвечниках. От всего образовывалась целая структура из больших округлых и ярких участков и «дорог» между ними. Всё это смешивалось в единый бледно-жёлтый оттенок, замыленный и еле тёплый.       Шинья ожидал услышать эхо шагов, но поздно осознал – играет музыка. Настолько странно она звучала. Откуда? Что за способ воспроизведения? - Это граммофон, - Макишима преодолел половину комнаты. Среди этой пыли, в таком забытым миром месте, Когами думал, этот голос будет похожим на само прибежище - старым и рассыпающимся. Но столь же юный, обволакивающий и одинокий его звук.       Шинья прошагал все интересные места, а теперь не находил места себе. Он замер около обветшалого дивана, на котором не было свободного места – стопки книг. Взгляд неуверенно плавал по помещению. Когами подумал, какого чёрта. Он давно не ощущал в себе растерянности, чувства запустения, неуместности. Зрелый и влюбивший в себя сажу гражданской войны солдат, духовный лидер. Солдат, перенёсший свой бунт в реалии этой страны.       Перед ним мёртвый-живой враг, тот, кто не стал, не смог и никогда не станет другом. Изворотливый. Белый. С пронзительным взглядом. Настолько же усталым, но как-то по-своему.       Макишима сделал им чай, но никто и не помышлял о чаепитии. Фолианты с заболевшими среди хаоса безжизненными страницами не хотели помогать эскапистам вроде Сёго. - Ты пришёл сюда с определённой целью? – взгляд прямо на чашку, скупые движения. - Нет. - Передышка? – тень усмешки на бледных губах. - У тебя здесь. Слишком всё пропиталось твоим одиночеством.       Макишима поднялся и подошёл к граммофону. Перевернул пластинку на другую сторону. Было видно, что ему нравится это делать. Мужчина уже отточил движения и добился максимально возможной аккуратности.       Когами внимательно наблюдал. Странная обстановка, странно-тягучая музыка, которой он никогда не слышал. Однако она вилась вокруг тёплым шарфом, стремясь стать родной, быть принятой слушателем. Тоска и тяжесть в нотах. Тягучие и плавные. Грузные, но не останавливающиеся. Раскачивающиеся и подступающие неумолимо.       Сложив руки и простояв так с полминуты, Сёго решался на что-то. Странно было видеть его полное сомнение и страх? Он бросил короткий скрытный взгляд на Когами, будто проверяя, можно ли тому доверить секрет. Затем его лицо сбросило вуаль усталости. Макишима взмахнул руками, замерев в странной позе.       Бывший детектив недоумённо смотрел в пространство. Не было времени даже понять, что развёртывается у него на глазах. Руки снова опустились вниз. Два плавных шага. Разворот.       Макишима Сёго танцевал. С полуприкрытыми глазами. Расслабленно и никуда не торопясь, словно пытаясь отречься от того существования, которое вёл уже не первый месяц. Притвориться, что его действия имеют смысл, не дать войне и неопределённости разрушить совершенные мгновения.       Звуки. Свет становился тёплым. Танец разнообразился. Приковывал внимание. Обнажённый янтарь, без жалюзи-век. Приглашение. - У тебя здесь столько свободы, Когами. Без родины, семьи и друзей. Полупрозрачные враги, которых ещё искать и очерчивать, - покачивания корпуса влево и вправо, - Что тебя сковывает? Не в боевых или тактических действиях ты ещё более зажатый, чем обычно. - У тебя всё такие же больные способы реализации свободы,- искренняя улыбка, которой не было вечность. - Хочешь потанцевать со мной? – протянутая рука. Спокойное, окрашенное только светом ламп, лицо.       Злость на провокационные слова в какой-то степени делает разум менее угловатым. Шинья принимает приглашение. В его плечи врезаются чужие руки. Чужие шаги подсказывают нужный темп.       «Я в ловушке» - успевает подумать мужчина, прежде чем быть увлечённым мистификацией. Интуитивные движения, адреналин, желание выиграть. Быть более ловким, грациозным. Танец – эвфемизм драки. Для усталых от войны самое то. Один из них и не прикасался к попытке революции, этот человек уже был уставшим. Он тихо и бесцветно проводил время в городах-призраках, собирая остатки никому ненужных цивилизаций, попросту всякий хлам. Знакомился со странными людьми (И где он их только находил?). Получал от них определённого рода информацию и … ничего не предпринимал. Иногда к нему обращались за помощью, сами жаждали найти Сёго. Тот помогал с охотой, азартом, оживлялся на некоторый промежуток времени. А потом опять книги, пластинки и чай.       Свет не делал тень прозрачнее, она танцевала вместе с ними. Сёго взял ладонь Шиньи в свою. Голова его медленно клонилась вниз. Будто кончался завод у танцующей куклы. Когами почувствовал чужое отчаяние. Оно прикидывалось глухим и размеренным, но всплесками откровенности в нём появлялись лопающиеся пузыри. Макишима позволил себе уткнуться в чужое плечо и прятать выражение лица. Он почти не дышал – слишком пытался контролировать все процессы организма. Ладонь была холодной и сухой.       Мужчина растерялся – ему доверяли. Не придумал ничего лучше, кроме как провести рукой по спине. Уже на середине радушного жеста он понимает бессмысленность и наигранность. Это не поможет. Никому не поможет. Когами ещё пару раз хлопает Сёго по спине, рука безвольно повисает. Скрипнув зубами и послав всё к чёрту, он возобновляет неуклюжую помощь.       Крепкие объятия. Макишима, наконец, вздохнул и очнулся. Сомкнул руки на спине революционера. Улыбнулся, Когами был уверен в этом. Головы на одном уровне. Избегать ли слов? - Не проходит, - тихо и безмятежно произнёс Макишима. Когами не стал ничего спрашивать, он просто ждал. - Одиночество никогда не проходит, - Сёго расцепил руки и сделал пару шагов назад.       Пластинка закончилась. Звуки ушли в предыдущее мгновение.       Да, правильно, он непозволительно свободен для человека. Временами несчастен. Привык бунтовать против пустоты и абсурда в жизни. - Тебя не могли развлечь ни сторонники, ни противники, ни идеологии. Никогда до конца.       Когами не мнит себя пророком или мудрецом. Он просто знает. Это очевидно для него, но мужчина не старался понимать беловолосого юношу, чужая печаль запредельна. Неразделима.       Они разливали слабости и собственную немощь весь вечер. Не лучшая практика. Макишима впитывал свет от ближайшей к нему лампы. Это правильно, не обязан ни один человек пытаться принять другого в ущерб себе. Когами не хочет, он проявляет волю и инстинкты на войне. Сёго всё больше рефлексирует и уходит, ни к чему не приходя. Вечер окончен. Когами уходит через бордовые куски обветшалой ткани.