Месть кораллов

Карл был успешным музыкантом… ну, скажем, относительно успешным. Можно даже сказать, что он был широко известен в узких кругах небольшого баварского городка. О да, здесь звук его кларнета был хорошо знаком каждому! Достопочтенные бюргеры развязывали кошельки, стоило ему только появиться – если, конечно, видели его. Тем, кто не видел, приходилось труднее – они все-таки выслушивали его рулады. Впрочем, обычно Карл не успевал доиграть до конца даже первый период, прежде чем окно открывалось – и на булыжную мостовую к его ногам падала заветная монета, а иногда даже не одна. Когда-то он довольствовался пфеннингом – но со временем Карл научился ценить свой талант по достоинству, и теперь меньше, чем за талер, он не замолкал. Разумеется, столь совершенное владение инструментом пришло не сразу. Нелегко было изжить тот нежный звук, которого некогда добивался от него строгий учитель, но нескончаемые многочасовые занятия принесли свои плоды: теперь в звуке его кларнета слышалось и завывание вьюги, и волчий вой, и зловещий скрип двери склепа на старом кладбище – причем все одновременно. Такие концерты неизменно заставляли даже самого скупого бюргера расставаться с содержимым толстого кошелька. Но Карл понимал, что расслабляться не стоит – и он продолжал прилежно упражняться каждый день. Он слишком хорошо знал, какова цена его умений – и цена была такова, что он не только был сыт каждый день и одет вполне прилично, но мог себе позволить посещать погребок герра Мюллера. Это было самое дорогое питейное заведение в городке, которое посещали самые состоятельные горожане – ходили слухи, что пару раз там видели даже бургомистра, хотя он, разумеется, не говорил об этом вслух… как, впрочем, и все те, кто туда ходил. Добропорядочные бюргеры слишком дорожили своей репутацией, чтобы распространяться об этом – но заведение было слишком притягательно, чтобы отказываться от его посещения. Не то, чтобы там поили лучше, чем в других погребках – пиво у Мюллера было так себе, но истинной жемчужиной заведения, неизменно привлекавшей в него посетитетелей, была она – фройляйн Клара! Каждый вечер, когда часы на башне ратуши били полночь, она появлялась посреди погребка – ладно сложенная, с двумя золотыми косами, скромно выбивающимися из-под чепца – и начинала петь. Пела она всегда одну и ту же песенку: Я скромной девушкой была, Virgo dum florebam.* Песенку хорошо знали все (хотя и делали вид, что не знали) – и ходили в погребок не ради нее, а ради диковинного танца, который исполняла фройляйн Клара. Танцуя и не прекращая петь, она небрежно, словно невзначай сбрасывала чепец, потом принималась неторопливо развязывать корсет – и в конце концов на девушке не оставалось ничего, кроме ярко красного кораллового ожерелья… О, сколько раз Карлу снились эти кораллы! Сколько раз он в своих грезах припадал к ним губами, целовал исступленно – а потом исступленно рвал зубами ожерелье, и когда коралловые бусины разлетались в стороны, исчезала последняя преграда между ним и прекрасной Кларой! Увы, все эти пленительные грезы так и оставались только грезами. Клара, закончив свой танец, покидала зал, а он сидел, пригвожденный к месту, еще не менее часа и пил дрянное пиво Мюллера кружку за кружкой – и только после этого находил в себе силы подняться на ноги и отправиться в переулок, где снимал комнату у вдовы Шмидт – тихой глухой старушки. Карл знал, что сегодня он снова пойдет в погребок Мюллера, и снова будет мечтать о прекрасной Кларе – но все это будет потом, а сейчас надо позаботиться о делах более насущных. Закончив выступление под очередным окном и подобрав золотые монеты, рассыпанные щедрой рукой, он зачехлил кларнет и направился к лавке зеленщика. Но едва он приблизился к лавке, как увидел нечто такое, что заставило его напрочь забыть об овощах: из зеленной лавки вышла девушка. В своем плаще и капоре, под которым нелегко было разглядеть лицо, она могла зайти за благонравную дочь какого-нибудь добропорядочного господина, но ее походка… Карл узнал бы ее из тысячи других! Сомнений не было – это она… божественная Клара! Карл даже не принимал решения – пойти, узнать, где она живет – он просто следовал за нею, как завороженный, не в силах оторвать глаз. Дважды он чуть было не свалился в канаву – но разве могла такая мелочь остановить его, когда дивное существо было так близко и, казалось, доступно… он даже не сразу заметил, что местность становилась подозрительно знакомой. И только когда красавица отворила дверь, Карл понял, что стоит в двух шагах от дома вдовы Шмидт… Как же так? Ему казалось, что это неземное существо должно обитать где-нибудь далеко, в нездешних сферах, среди лесных фей – а она, оказывается, снимает жилье по соседству с ним? Прежде, чем скрыться в доме, девушка оглянулось – и что-то загадочное сверкнуло в ее глазах… да, сверкнуло – в этом Карл мог поклясться! Так значит, не зря он проводил ночи в погребке Мюллера? Значит, ему не казалось, что, когда она танцевала, ее взгляд то и дело задерживался на его лице? О нет, ошибки быть не может – Клара неравнодушна к нему! До своей комнаты кларнетист шел, как в тумане: «Она заметила меня! – неотвязно стучало в висках. – Она будет моей!» *** В этот вечер Карл не отправился в погребок Мюллера. После того, что он узнал сегодня, он уже не смог бы спокойно сидеть и смотреть, как дивная танцовщица раздевается перед всеми этими «сытыми рожами»**… что они могут понимать, видя перед собой такой алмаз чистейшей воды? Не раздеваясь, он распростерся на кровати, ощущая на своем пылающем от страсти лице легкое дуновение ветра из открытого окна. «Ей не место в этом филистерском болоте, – думал юноша. – Мы уедем отсюда, не знаю куда, но уедем – мы будем свободны – и мы будем вместе! Я заработаю достаточно, чтобы нам хватало на двоих – может быть, я даже устроюсь в Венский оркестр… а почему бы и нет? Конечно – Вена, музыкальная столица – там мы будем счастливы! Каждый день я буду целовать ей ноги и…и…», – тут мысли музыканта сбивались в куда менее возвышенное, но более привлекательное русло. Часы пробили третий час ночи… Клара уже давно закончила свое выступление в заведении Мюллера. Наверное, она уже вернулась домой и легла спать. Карл живо представил, как она лежит в постели – почти нагая, и ее золотые косы, таинственно блестящие в свете луны так соблазнительно змеятся поверх одеяла… Молодого человека охватило лихорадочное возбуждение: «Нет, я не могу ждать! Она будет моей сегодня же – сейчас же!» Решительно вскочив с кровати, он взял свечу и огниво, накинул плащ, надел шляпу – и направился к двери, даже не закрыв окно. *** Только оказавшись на улице, Карл сообразил, что не знает толком, где живет Клара, и через какое из этих окон можно попасть в ее спальню. Рассуждать логически в том состоянии, в каком пребывал он, было нелегко, но попытаться стоит. Вряд ли Клара намного богаче его – но, наверное, и не беднее, следовательно, комната, которую может снимать она, должна быть сопоставима по цене с его комнатой – а значит, и по расположению… что ж, попытаем счастья на первом этаже! Карлу еще никогда не приходилось вскрывать чужие окна, и он от души надеялся, что производит не слишком много шума. Задача оказалась нелегкой, но в конце концов ему удалось открыть окно и попасть в комнату. Судя по очертаниям предметов, которые ему удалость разглядеть в неверном свете луны, это действительно была спальня – но та ли, которая так влекла его? Он засветил свечу – и ее свет выхватил из темноты кровать… она была пуста, заправлена и даже не помята. Карл в растерянности стоял посреди чужой спальни. Что это значит? Он попал не туда? Клара сегодня танцует дольше обычного? Или – кларнетист похолодел от этой мысли – она с другим? Он почувствовал себя подло обманутым… да, Клара ничего не обещала ему на словах – но после того, что произошло между ними сегодня, после этого безмолвного обмена взглядами ему казалось, что они связаны друг с другом навек! И вот – ее нет, когда она так нужна ему... Свет свечи упал на прикроватный столик – и что-то блеснуло кровавым отсветом… кораллы! Карл завороженно созерцал ярко-красное ожерелье, которое так часто приковывало к себе его взгляд во время танца Клары. О нет, он никогда не был вором – и сейчас не собирался совершать кражу – но рука сама собой потянулась к этим камням, казавшимися застывшими каплями крови. Дрожащей рукой кларнетист сжал в кулаке, а затем спрятал на груди, возле сердца, ожерелье, представлявшееся ему частицей Клары – и ему казалось, что он обладает предметом своей любви. Он торопливо перебрался через подоконник и поспешил домой, все сильнее пылая от страсти. Когда он, наконец, добрался до своей спальни, на соответствующей детали его бренной оболочки можно было играть не хуже, чем на кларнете. Карл кинулся на кровать – и жадно припал жаждущими губами к кораллам, словно стремясь выпить эти окаменевшие капли крови… *** Опасливо озираясь, Клара шла по улице ночного города. Кажется, никто ее не видел – да и кто мог видеть в такой час? Ей удалось сделать все бесшумно – что-что, а двигаться легко и изящно она умела. И вообще – должно же было ей сегодня повезти хоть в чем-то! Судьба просто обязана была преподнести ей какой-нибудь подарок после скандала в погребке. Подумать только, этот кретин Мюллер, к которому посетители только ради нее и ходят, отчитал ее за забытое ожерелье! Можно подумать, только на эти несчастные кораллы все эти пьяницы и пялятся – Мюллер сам прекрасно знает, что именно их интересует! В общем, настроение у Клары было хуже некуда, и вдруг – такая удача: окно на первом этаже в соседнем доме было открыто! Кто там живет, Клара знала слишком хорошо – дома на узкой улочке стояли «стенка в стенку», а звукопроницаемость стен оставляла желать лучшего… Нет, Клара никогда не была воровкой, и сейчас не планировала совершать кражу – но соблазн был так велик, и она не удержалась. Она и так сегодня едва сдержала желание вцепиться в глотку этому проклятому кларнетисту – или хотя бы разбить ему губу. И тут – это открытое окно… Судьба сегодня была особенно благосклонна к ней – кларнетиста не оказалось в спальне (где он шатался в такой час, Клара не знала – и знать не желала), и она смогла спокойно обыскать комнату, прежде она тем же путем вернулась на улицу. Клара извлекла из-под плаща продолговатый предмет, решительно швырнула его в сточную канаву и направилась домой. Наконец-то, наконец-то сегодня она выспится!