I'm with the band

На часах 18:42, из маленькой музыкальной комнаты в конце коридора раздаются звуки барабанов. Для неподготовленного уха звуки могут показаться хаотичными — какофония из ударов и хлопков, пытающаяся создать дикую мелодию. Если бы кто-то заглянул в комнату через приоткрытую дверь или посмотрел бы через окно, так как занавески были слишком короткими чтобы спрятать от чужих глаз внутреннее пространство, то он бы увидел сидящего за барабанами парня с растрепанными, слегка спутанными волосами, что качал головой в такт музыке. Рядом с ним стоял еще один парень — низкий и бледный, с темно-бардовыми волосами. Он стоял над синтезатором, его пальцы зависли в нескольких сантиметрах от клавиш. На его лице гримаса недовольства, кажется, что звук барабанов не ублажает и его слух. Он начинает играть свое вступление, разбавляя звуки барабанов пианино, и слегка наклоняется к микрофону. Красноволосый начинает петь низким, будто царапающим, голосом, что больше звучит как рычание, чем пение. Парень явно не певец, но он старается и это видно. Пианист держится до того момента, как начинает играть припев — блондин срывается на еще более сумасшедший и громкий ритм и начинает подвывать рычащим голосом. Он вздыхает и перестает играть, отходя от синтезатора на пару шагов и упираясь ладонями в бедра. Барабанщик также останавливается и смотрит на старшего в недоумении. — Что-то не так, хён? — он спрашивает, кладя барабанные палочки на колени. Его нога все еще подрагивает в ритм песни, которую они только что играли. — Все звучит не так, — Юнги замирает, думая над их небольшой игрой и рефлекторно прикусывая нижнюю губу. Кажется, будто бы он размышляет над внутренним конфликтом внутри себя — или просто над проблемой, которую он слегка не может решить. Он встряхивает головой, прогоняя мысли, прежде чем начать говорить снова. — Нам нужны настоящие вокалисты и гитарист. Что за группа не имеет гитариста? Мы должны вернуть Джин-хёна и Намджун-хёна — зачем им вообще было уходить? — Потому что они уже выпустились, помнишь? — ответил Тэхён в «это же так очевидно» тоне. Он прочистил горло, пытаясь смягчить свой колючий голос. Это не помогает — грубость приелась там навсегда, что, в общем-то, неудивительно, после стольких-то кричаний и рычаний, что он исполнял, будучи в группе. — Они теперь в университете. — Но они нужны нам. Как бы мы не были хороши, Тэхён, мы не можем создать группу только из нас двоих, — в его словах звучит безысходность, из ряда тех, что появляется в его голосе только когда речь идет о группе. Их группа (и музыка) была единственной вещью, что могла заставить его показывать такие «экстремальные» эмоции — в обычное же время обособленным и отчужденным. — Мы могли бы провести небольшой отбор, взять кого-то нового… — с небольшим сомнением предложил Тэхён. На самом деле, это очень опасно предлагать такое — взять новичка, чтобы заполнить дыру в их составе — тем более такому человеку, как Юнги. Человеку, который перемены не переносит на дух. Поэтому реакция, которую он получил, была предсказуема. Настолько предсказуема, что Тэхён знал, что это случится, как только мысль появилась в его голове. — Что за абсурд, — последнее слово он произнес на английском — он выучил его на сегодняшнем уроке; его учитель всегда говорил, что лучший способ запоминать новые слова — это использовать их в повседневной жизни. Ну и как результат — он использует только запомнившиеся с урока слова, вероятнее всего произнося их неправильно и с жутким акцентом. Но значение слова понятно и так, и младший понимает. — У нас все равно не так много вариантов… Только этот или перестать играть… — Нет, это еще больший абсурд! — восклицает Юнги, в его глазах бушует напряжение, которое в нем вызывает только музыка. — Мы обещали Джину и Намджуну, что не перестанем играть. Мы обязаны выиграть Battle of the Bands в этом году. — Тогда давай проведем кастинг, развесим флаеры, — пожал плечами блондин. Кроме этой идеи других у них нет, так что он уверен, что старший в итоге согласится с ним. — Все просто. Юнги явно все еще не по душе эта идея, он фыркает, скрещивая руки на груди, хмурится все сильнее, пытаясь найти альтернативу, но никаких других идей в голове не возникает. Он недовольно вздыхает, понимая, что кастинг все же придется провести, но кивает головой, игнорируя победно улыбающегося младшего.

***

Он уже может представить абсолютно все типы людей, что заявятся на этот кастинг. И он уже чувствует себя невероятно раздраженным по этому поводу. Юнги закидывает свои ноги в Doc-ах на стол, откидываясь назад на стуле, и мученически вздыхает, мечтая, чтобы это все поскорее закончилось. Его раздражение не проходит незамеченным мимо Тэхёна, что пишет какие-то заметки о последнем подростке, что сейчас пробовался, чтобы вспомнить о нем потом, когда будет обсуждать все варианты с Юнги. Блондин зовет следующего, переворачивая страницу дешевой тетрадки, что он купил специально для этого. К ним заходит нервно улыбающийся брюнет с пастельно-розовыми прядями в волосах и слегка дрожащими пальцами. Он смотрит на двух парней за столом и, кажется, начинает нервничать еще сильнее. Его появление привлекает внимание Юнги, и он выпрямляется на своем месте, переставая крутиться в кресле и сосредотачивая свое внимание на зашедшем. На мальчишке надет нежно-розовый бомпер с почти белой (очень светлого оттенка розового) футболкой под ним и хорошо сидящие черные джинсы. На носу расположилась пара круглых очков с тонкой оправой, а на шее — свободный чокер с цветочным принтом. Мальчишка выглядит как кто-то, кто должен быть окружен цветочками и единорогами, а не как кто-то, кто должен пробоваться в рок-группу. Юнги приходиться сдержать рвущееся наружу хихиканье и спросить: — Как тебя зовут, мелочь? — Чон Чонгук, — отвечает брюнет, покачиваясь вперед-назад на пятках. На ногах у него, как и у Юнги, Doc-и, но более блестящие и «новые», с чем-то вроде рисунка на них. Каким именно он разглядеть со своего места не может. — Мне шестнадцать… будет семнадцать в этом году. — Ладненько. Можешь начинать, я так думаю, — он видит, как тот колеблется, собираясь что-то сказать, но в итоге остановил себя. Он в тишине смотрит на старших, и его щеки и нос покрываются розовым румянцем. Юнги с Тэхёном переглядываются прежде чем молча договориться, что младший будет разбираться со всем этим. — Что-то не так? Все в порядке, если ты нервничаешь, — дружелюбно спросил блондин, улыбаясь. Чонгук быстро качает головой, прочищая горло и переступая с ноги на ногу. — Я… здесь есть гитара, которую я бы мог одолжить? Моя дома, — оба парня воодушевились, услышав это заявление — они искали только вокалиста и вот, волею судьбы, к ним приходит парень, что еще может оказаться и гитаристом. Юнги только надеется, что поет он хорошо, не смотря на его сомнительную внешность. — Какую именно? — мальчишка просит электрическую, и Тэхён поднимается, направляясь в соседнюю комнату, чтобы взять одну из неиспользуемых электрических гитар. Он помогает Чонгуку настроить ее и возвращается на свое место. Юнги удивлен, что брюнет может держать инструмент в своих маленьких руках. — Начинай, как только будешь готов. Чонгук включает вспомогающий трек на своем телефоне и начинает подыгрывать на гитаре. Он не поет с самого начала, сосредоточенный на гитарном вступлении, но после он поднимает взгляд и прикрывает глаза на долю секунду. И когда он их открывает, он начинает петь. И Тэхён, и Юнги замерли, когда мелодичный голос Чонгука пробежался по небольшой комнате. Их глаза были будто приклеены к мальчишке, а их уши вслушивались в каждую ноту, в каждое слово, что срывалось с его губ. Красноволосый не может говорить за Тэхёна, но сам он почувствовал себя очарованным его пением. Забывая о переживаниях, Чонгук вскоре переходит на припев и кажется, будто для него больше не существует ничего, кроме музыки — он вкладывает в песню свое маленькое (и, вероятнее всего, розовое) сердечко, делая песню настолько прекрасной, чего точно не ожидал никто из старших. Тем более от еще совсем молодого мальчишки. Некоторые слова, что покидают его рот, были абсолютно точно непристойными, что идет в разрез с любыми представлениями Юнги об этом парне. Песня подходит к концу, что также означает ее кульминацию, и Чонгук выдает невероятно длинную и высокую ноту. У Юнги от нее мурашки по спине — раньше такого никогда не случалось. Никогда, особенно если учитывать молодой возраст парня. Нота затихает, и чары спадают. Кажется, что они снова могут двигаться, и Тэхён выдыхает, посмеиваясь. Он переводит взгляд на Юнги. — Это вообще обсуждается? — пианист качает головой. После той реакции, что вызвал у него Чонгук, это не обсуждается. — Чонгук, ты в группе. Поздравляю. На лице мальчишки застыло шоковое выражение и ему повезло, что гитара висит на нем с помощью ремня, иначе бы он ее уронил. Внутри него борется миллион эмоций, что на секунду отражаются на его лице, прежде чем быть смытыми под совершенно другой. В комнате повисла тишина, пока брюнет пытается переварить произошедшее и старшие удивляются, в порядке ли он. А после Чонгук всхлипывает и начинает плакать. Ни Юнги, ни Тэхён не знают, что им делать — поэтому они просто смотрят, как Чонгук вытирает глаза розовым рукавом и рыдает. Никто из них не ожидал произошедшего. — Простите, — он всхлипывает, его голос на пару октав выше, — просто я так счастлив. Я никогда раньше не был в группе. Это, на самом деле, чистая правда. Не считая одного раза в начальной школе, когда Чонгук был в школьной группе (он играл на треугольнике), он никогда раньше не был в настоящей группе. Большую часть свободного времени он тратил на то, чтобы следить за деятельностью других групп, мечтая, что однажды он сможет сам быть в одной. То, что его отец выступал, путешествуя по миру (на самом деле по ближайшим пабам, но Чонгуку этого знать не обязательно) — не помогало. Его родители познакомились благодаря этому — оба были музыкантами, но его мама перестала играть, когда была беременна его старшим братом. Плач Чонгука было слышно еще несколько минут, прерываемый тихим хныканьем, прежде чем он смог, наконец-то, взять себя в руки. Он широко улыбнулся старшим, его глаза и нос красные и распухшие. — Подождите, я расскажу об этом маме. Я в группе!