A Splash of Color

      Алек Лайтвуд бросил усталый взгляд на кипу бумаг, которыми был завален его стол. Он знал, что, по существу, это всего лишь куча мусора: коллекция заброшенных исследований и наполовину написанных статей, которые не закончили, чтобы заняться другими, поинтереснее. Большинство сотрудников не прикасалось к этой куче, если только не подбрасывали в нее что-то еще. И только журналисту, которому совсем уж нечем заняться, пришла бы в голову мысль просмотреть ее. Теперь эта кипа бумаг – проблема Алека, потому что он единственный, кто не смог сказать «нет».       Мысленно тяжело вздохнув, он начал просматривать задания, пытаясь найти хоть что-то, стоящее статьи. Журналистов в «Пандемониуме» было множество, большинство - среднего возраста или старше со своими устоявшимися привычками. Алек был один из немногих в штате, кому еще не было 30. Среди молодых писателей его печатали меньше всего. Это означало, что обычно ему поручали работу, за которую никто больше не хотел браться. Он не возражал, потому что не хотел начинать конфликт.       Книга, брошенная на стол, вырвала Алека из мыслей. Эмиль Пангборн, громкий и мрачный редактор раздела о культуре, был в отвратительном настроении.       -Не понимаю, почему я должен все время читать это дерьмо, - громко пожаловался он в пустоту. – Я литературный обозреватель, а не подросток под гормонами. У нас что, фрилансеры для такого кончились?       Алек быстро перенес внимание на свою кучу.       - Фрилансеры стоят издательству дороже, чем штатные сотрудники. Ты лучше всех должен это знать, - хотел он сказать. – Как ты можешь жаловаться, что получаешь зарплату за то, что читаешь книги и пишешь о них? – хотел он сказать. – Я мечтаю о такой работе, – хотел он сказать.       Но ничего не сказал.       Отражение Алека уставилось на него из зеркала. Оно было не в восторге. Алек позволил взгляду пробежаться по маленьким изменениям своей внешности, которые были почти незаметны: он немного похудел и черты лица заострились, волосы, естественно черные, отросли и неудобно падали на глаза. Он вспомнил, как раньше бушевала сестра на счет его голубых глаз, утверждая, что это нечестно: он получил (цитата) «экзотическую» (конец цитаты) комбинацию голубого и черного, а ей приходилось довольствоваться коричневыми. Он никогда не понимал, что в его глазах привлекательного. Единственное, на что можно было обратить внимание – это какими пустыми они сейчас казались.       Зашла кошка, и Алек подхватил ее, благодарный, что можно отвлечься от мыслей. Вообще-то, она была одной из кошек его семьи, но Алек всегда любил ее больше остальных и был единственным, чью компанию она выносила. Естественно, когда Алек переехал, он взял ее с собой. Сейчас она была его единственным компаньоном, конечно, когда у нее было для этого настроение.       Алек снова посмотрел на свое отражение и, внезапно, собственные мысли показались ему отвратительными. Слишком глупо было рассуждать о том, как ты выглядишь. Раньше он не был таким поверхностным, но, вот он, полюбуйтесь, чрезмерно обеспокоенный тем… насколько расстраивают его вещи, на которые раньше он просто не обращал внимания.       Прижимая кошку к груди крепче, чем, возможно, она хотела бы, судя по ее протестующему шипению, Алек вышел из ванной. Нужно поискать что-то более стоящее переживаний.       И какая, вообще, разница, если никто и никогда не видит его?       Алек как обычно шел на работу. Вдруг обычный черно-серый асфальт неожиданно сдался под наплывом цвета. Сначала Алек подумал, что кто-то разлил на землю банку желтой краски, но когда посмотрел внимательней, увидел, что это не случайность. Алек отошел к обочине, подальше от толпы людей, чтобы понять всю картину. Кажущиеся случайными взрывы цвета перетекали в замысловатый узор из абсолютно разных вещей, от ярко-голубых сигаретных окурков до потерянного кошелька – красного – там даже была банановая кожура, сильно оттененная, чтобы выделяться среди уже желтого фона. Все выглядело таким реальным, словно ты мог просто наклониться и поднять каждый предмет с земли, но Алек понял: это на самом деле было уличное искусство. По какой-то причине, эта мысль отозвалась улыбкой. Кто-то, кроме него, заметил, что все вокруг всегда было черным, белым или серым, и поставил себе цель сделать с этим что-нибудь.       Возможно, этот день окажется не так уж и плох.       Алек сидел в офисе за своим столом и просматривал статью, над которой работал. Внезапно громко хлопнувшая дверь заставила его поднять взгляд. Вошедшая в офис женщина была невысокой, ее длинные волосы были пламенно рыжими, такими же пламенными были и ее глаза, инспектирующие комнату.       - Доброго утра всем, - сказала она. – Меня зовут Клэри Фрей. С сегодняшнего дня я ваш новый редактор.       Среди персонала поднялся громкий шепот. Алек знал, что после того, как предыдущий редактор вышел на раннюю пенсию из-за травмы спины, ему искали замену, но не ожидал, что сотрудника примут так скоро. Судя по реакции остальных, не ожидал никто. Выбор также был удивителен: эта Клэри не могла быть на много старше Алека. Он видел скептицизм в глазах коллег и почувствовал себя неловко. Он надеялся, что никто не скажет ничего грубого.       Если Клэри и заметила не слишком благосклонную реакцию, она не подала вида.       - Мы познакомимся как следует на завтрашнем утреннем собрании. Сегодня я буду входить в курс дел, но с удовольствием отвечу на любые вопросы, если вы зайдете ко мне в офис.       Как только она ушла, уровень громкости разговоров поднялся до обычного. Алек слышал как Джейс Эрондэйл за соседним столом начал драматичную речь о том, что все должны опасаться рыжих людей и их пресловутого темперамента.       - Но она такая крошечная, ну сколько там вреда она может принести? – хмыкнул Сэмюэль Блэквэлл, еще один коллега.       - Подожди и увидишь, - глубокомысленно ответил Джейс.       Пангборн, глава раздела культуры, скрестил руки:       - Ну, безотносительно ее темперамента, я не в восторге, что мной будет помыкать мелкая девчонка. Алек прикусил губу и уставился на свой экран. Напряжение отравляло воздух словно болезнь и ему было крайне некомфортно.       - Осторожно, Пангборн, - предупредил Джейс.       - Или что? Побежишь жаловаться нашей маленькой-малышке Красной Шапочке?       Дальше разговор покатился по наклонной и Алек изо всех сил боролся с сильным желанием выбежать в туалет или куда угодно, только бы не слышать всего этого. В их уголке из четырех столов всегда все происходило одинаково: Джейс, который вообще-то был хорошим человеком, если не обращать внимания на его сарказм, начинал о чем-то говорить, а Пангборн и Блэквэлл начинали с ним спорить, провоцировали оскорблениях, и, в конце концов, ссора становилась неизбежна. Алек не понимал, почему Джейс все еще пытался.       Как только ссоры начинались, Алек притворялся по уши в работе, чтобы его ни во что не втягивали. Но сложно блокировать что-то, что происходит прямо перед тобой. Обычно он ничего не говорил, так что его соседи по столам с удовольствием поддерживали его игру в глухого. Вообще-то, если подумать, Алек не помнил, когда в последний раз обменивался с Блэквэллом и Пангборном чем-то, кроме короткого кивка с утра. В большинстве случаев, они, кажется, и не помнили, что Алек умеет разговаривать, или, вообще, замечали его.       Алек безропотно продолжил писать.       Когда в этот же день Алек шел домой, он настолько погрузился в свои мысли, что несколько раз врезался в прохожих. Неудивительно, но никто не обращал на него внимания: все спешили по своим делам и заметили бы Алека только, если бы он сбил их с ног. Алек думал о том, что проработал в «Пандемониуме» уже полгода и до сих пор не подружился ни с кем из коллег. Конечно, он знал их: слушал их разговоры, видел, как они взаимодействуют друг с другом, так что хорошо представлял, кто они. Но это было похоже на сериал: потому что, хоть он и знал персонажей, они не знали его. Если бы они узнали, сколько всего он понял о них за эти месяцы, то, наверное, сочли бы это странным. Когда Алек говорил с ними, то делал вид, что для него они абсолютные незнакомцы. Незнакомцы до такой степени, что неловко было бы даже обратиться к ним напрямую.       Алек так задумался, что почти пропустил вспышку цвета в середине площади. Ожидая найти там еще одну картину вроде той, что видел несколько дней назад, Алек поднял глаза и, с удивлением, увидел самого художника. Люди далеко обходили мужчину, и Алек понимал, почему: в этом месте он выглядел почти противоестественно. Одежда и кожа художника были покрыты яркими мазками краски, и он выделялся за версту на фоне спешащих мимо бесчисленных костюмов. Заинтригованный, Алек ненадолго остановился, чтобы лучше рассмотреть.       Мужчина был приблизительно возраста Алека, одет в дырявые джинсы и грубую желтую рубашку. Закатанные рукава открывали загорелые запястья и руки, украшенные ювелирными изделиями. Его миндалевидные глаза были подведены угольными тенями, которые блестели на солнце, а растрепанные волосы – темными и в пятнах красной краски, очевидно, результат творческих мук. «Очень редко, - подумал Алек, - кто-то настолько погружен в работу». Сейчас художник стоял на коленях, склонившись над своим произведением, и его голые стопы двигались в ритме кисти с краской и мелодии песни, которую слышал только он.       Покачав головой, Алек пошел дальше. Нехорошо пялиться на людей. Сам бы он ненавидел, если бы кто-то так пристально его рассматривал. Но до конца дня Алек больше не вспоминал о своем одиночестве: перед глазами все время стоял образ художника. Как и его картины, мужчина был всплеском цвета в мире серого, однако, не это притягивало Алека. Что-то такое искреннее и настоящее было в том, как мужчина полностью погрузился в искусство, словно окружающий мир растворился! Казалось, он не замечал взглядов. Казалось, он вообще не беспокоился, что о нем подумают.       Алек отчаянно хотел быть таким же.       - Знаешь, по крайней мере, стоило меня об этом предупредить! – сказала Изабель по телефону.       - Я говорил, чтобы ты начинала пораньше, - напомнил Алек.       - Да ты всегда так говоришь! Я же не знала, что в этот раздействительно нужно было!       Алек сдержал улыбку. Его сестра решила дополнительно позаниматься литературой летом, чтобы улучшить резюме, но не учла, что серьезное изучение литературы отличается от встреч в книжном клубе раз в месяц. Список для чтения был огромным и Алек, у которого второе образование было по специальности «Литература Америки», знал, сколько времени и усилий это требует. Но, конечно, Изабель списала его слова на то, что он просто вечный отличник и зубрила, и решила дождаться, пока до занятий останется неделя, чтобы начать читать первую книгу. Теперь же, судя по всему, Алек был виноват в том, что она зашивается.       - Мне нравится читать, но не когда я обязана, - пожаловалась Изабель. На заднем плане послышался приглушенный звук и его сестра закричала не в трубку:        - Ой, заткнись, Саймон! – снова приглушенный звук. – Я покажу тебе «смешно»!       Повеселев, Алек представил раздраженное лицо сестры, то, как сверкают ее глаза, когда парень ее достает. Не в первый раз он пожалел, что они не живут рядом друг с другом. Сначала так и было, когда они только закончили школу. А потом Изабель уехала поработать на несколько лет во Францию, а Алек поступил в колледж на журналиста. С тех пор они жили в разных частях страны: Алек переезжал туда, где мог найти работу, и его сестра со своим парнем поступали так же. С такими расстояниями, разговоры по телефону были лучшим вариантом, чтобы поддерживать отношения.       - Ладно, хватит обо мне, - сказала Изабель. – Ты познакомился с кем-нибудь новым?       - Нет, - осторожно ответил Алек, зная, что сейчас начнется.       Ее тон был достаточно невинным, но Алек знал, что сам вопрос не был. Изабель постоянно настаивала, чтобы он выбирался из дома, знакомился с людьми и наконец-то нашел кого-то для себя. Она волновалась, что его привычка от всех закрываться, избегать общения приведет к одиночеству и полной изоляции от мира. «Поздно об этом волноваться», - не без горечи думал Алек. Раньше сестра таскала его за собой на вечеринки, знакомила с девушками, пока Алек, которому все это изрядно надоело, плюс, он был пьян, не сообщил ей, что девушки его не интересуют. Это не оказало нужного эффекта, она просто начала знакомить его с парнями.       Он приготовился к взрыву ее эмоция. Она не разочаровала.       - Но Алек! Я знаю, ты не любишь вечеринки, но обязан хотя бы попытаться. Я уверена, тебе бы понравилось, если бы ты просто… попытался больше говорить с другими. Просто старайся почаще выходить из дома – это не может быть так уж сложно! Я знаю, что ты отлично сходился бы с людьми, если бы только приложил усилия. В тебе столько хорошего!        - Не все могут быть такими общительными как ты, - хотел он сказать. – Почему ты просто не можешь понять, что я не такой, как ты, и никогда не буду, и в этом нет ничего плохого? – хотел он сказать. – Неужели ты не видишь, что сейчас мне тяжело примириться даже с самим собой? - хотел он сказать.       - Я думаю, что попытаюсь, - в итоге сказал Алек.       - Отлично! Я знаю, что ты можешь, брат! – Изабель была в восторге.       Иногда он думал, что собственная сестра абсолютно его не знала.       В пятницу, два дня спустя, Алек снова увидел уличного художника. Теперь он работал на другой стороне площади, ближе к дороге с работы Алека, и он был также поглощен творчеством, как и в прошлый раз. Сегодня его цветами были зеленый и голубой: об этом свидетельствовали его волосы и одежда. Алек позволил задержаться своему взгляду лишь на секунду, но не мог сдержать небольшую улыбку. В целом, Алек думал, что Клэри хорошо повлияла на журнал. Ему понравилось, в каком направлении она повела последний номер. И было бы еще лучше, если бы ее решения не встречали такого сопротивления от некоторых его коллег.       - Это женщина сводит меня с ума, - пробормотал Пангборн. И не в первый раз.       Блэквэлл согласно промычал. Большего поощрения главе раздела культуры и не требовалось:       - Сейчас она хочет, чтобы мы больше писали про художников. Художников! Где я должен найти место для всего этого, когда выходит новый фильм Тарантино?       - Не говоря уж о жизненно важных новостях, об пятьдесят седьмом усыновлении Бранджелины. – добавил сухо Джейс. Алек напрягся, когда увидел, как Пангборн взглянул на Джейса, в голове стучала мысль: «только не снова». Он умудрился отключиться от звуков ссоры и оскорблений, пока Пангборн не выбежал из кабинета.       Джейс выглядел очень довольным собой:       - Просто, думаю, время от времени писать в разделе культуры о чем-нибудь более основательном, чем фигня о знаменитостях – хорошая идея.       -Так ты сам и пишешь статьи о сплетнях, – заметил Блэквэлл.       - Это не значит, что я против писать о чем-то еще, - пожал плечами Джейс. – Боишься, что она заставит тебя выйти из зоны комфорта, Блэквэлл?       После этого начался второй раунд ссоры. Алек сдержал стон из последних сил.       Это стало привычкой. Каждый день после работы Алек искал глазами разноцветного художника и позволял себе на секунду остановиться и полюбоваться им. Его своеобразное убежище: не важно, каким утомительным и напряженным был день, настроение всегда улучшалась, когда он видел мужчину за работой. Иногда художник писал широкими, легкими мазками, иногда двигался с такой осторожной точностью, что в уголке рта показывался кончик его языка. Несколько раз он вообще не рисовал, только критически рассматривал свою работу, решая, что улучшить, или куда двигаться дальше.       Алек был заворожен мельчайшими изменениями выражения лица мужчины: как тот задумчиво хмурил брови, как, сконцентрировавшись, щурил глаза и как улыбка касалась его губ, когда он был чем-то доволен. Алек осознавал, что количество внимания, которое он уделяет этому человеку, переходит все границы, но, так как никто об этом не знал, Алек не останавливался.       Однажды, через две недели после того, как Алек впервые увидел художника, тот, наконец, его заметил. Это был особенно людный день, костюмы и пиджаки толкали друг друга, и Алек почему-то оказался на обочине, где в тот момент работал художник. Тот поднял глаза от картины как раз в ту секунду, когда Алек собирался пройти мимо, и их взгляды встретились.       Сегодня краска была фиолетовой и красной, а когда глаза мужчины сосредоточились на нем, Алек был поражен их оттенком: завораживающий золотой с зеленым. Они смотрели друг на друга долю секунды, но сердце Алека забилось быстрее. Он не мог не обернуться, когда уже прошел мимо: художник все еще наблюдал за ним. Алек покраснел и отвернулся. Что-то особенное было во взгляде этого человека, как будто он смотрел сквозь всю его защиту прямо в глубину души. Как будто видел его. Одно это мгновение привело Алека в замешательство сильнее, чем что-либо за долгое время. Он не осмеливался задуматься о том, что это значит, и твердо решил продолжить день как ни в чем не бывало.       А ночью ему приснились золотисто-зеленые глаза.       Всю следующую неделю Алек старательно обходил художника, когда шел по той улице. Иногда ему казалось, что золотисто-зеленые глаза, которые преследовали его во сне, следят за ним, но Алек никогда не оборачивался, чтобы удостовериться. Он не знал, почему, вдруг, он избегал пристального взгляда человека, за которым исподтишка наблюдал большую часть месяца. Он просто избегал.       Хотя не мог отрицать, как приятно было чувствовать, что кто-то, наконец, его увидел.       Их первая настоящая встреча была случайной. Алек шел мимо места, где работал художник, когда кто-то толкнул его, и он уронил свой портфель. За те несколько секунд, что он поднимал его, Алека заметили. Художник увидел его и улыбнулся. Сердце Алека затрепетало, и, до того, как он успел испугаться собственной идеи, Алек подошел к художнику. Подошел так близко, что увидел блеск в золотисто-зеленых глазах.       - Привет, голубоглазый, - сказал художник. Его губы все еще улыбались. – Наконец-то! Я уже думал, что не нравлюсь тебе.       Алек покраснел, но скептически поднял бровь:       - С чего ты теперь решил, что нравишься? – как только слова вылетели, Алек похолодел от собственной дерзости. Но ухмылка мужчины стала только шире.       - Туше! – он протянул руку в краске. – Я Магнус.       Расслабившись, Алек присел на корточки, чтобы удобно было пожать протянутую руку и при этом не сгибаться в неловкой позе:       - Александр. Но все зовут меня Алек. Приятно познакомиться. – Он повернулся и посмотрел на землю. – Что рисуешь?       Магнус тоже посмотрел на землю и из его горла вырвался довольный звук.       - Это, милый Алек, - широким жестом он обвел картину перед ними, - наш Мир.       Сама картина была – как бы лучше описать? – взрывом цвета. Поверх асфальта расстилался искаженный пейзаж различных оттенков зеленого, розового, голубого, желтого и бирюзового. Искажение было, очевидно, намеренным, оно создавало впечатление,что Алек стоит снаружи и смотрит сквозь треснутое зеркало. Чувство было таким знакомым, что в горле Алека встал ком.       - Тебе не нравится, – не правильно понял его молчание Магнус.       - Не в этом дело, - заверил Александр. – Просто… Я бы не назвал все это цветным. – Он кивнул в направлении костюмов, обычного моря сливающегося серого, черного и белого.       - Посмотри на меня, - попросил художник и Алек неохотно послушался. Сейчас они сидели так близко, что Алек ясно различал пятнышки золотого в зелени глаз Магнуса. Впитывая в себя вид фиолетовой рубашки, яркость улыбки мужчины, краску на волосах и одежде, Алек начал понимать. Здесь, в присутствии этого человека, мир был залит живыми цветами. А еще он заметил и другие вещи: то, что рубашка мужчины застегнута лишь на половину, открывая загорелую кожу и гибкие мускулы, небольшую полосу щетины на подбородке, свидетельство быстрого утреннего бритья, приятный запах сандала, пробивающийся сквозь краску и скипидар. Алек почувствовал жар на щеках: художник был невероятно привлекателен.       - Теперь видишь? – спросил Магнус через секунду.       - Да, - еле слышно произнес Алек. Его голос дрожал – Да, теперь вижу.       На следующий день пошел дождь. Алек взял с собой зонт – черный, как и большинство его вещей – и открыл, как только вышел с работы. Магнуса на площади не было, что, конечно, не удивительно. В конце концов, его работа напрямую зависела от капризов погоды. Но, все равно, его отсутствие укололо разочарованием.       Шагая под серым небом, Алек скучал по солнцу.       Кто-то похлопал его по плечу и Алек оторвался от работы над статьей. Он обернулся и увидел их нового редактора.Сегодня ее рыжие волосы были собраны в хвост.       - Можем поговорить? – она указала на свой офис.       Алек пошел за ней, немного встревоженный, однако абсолютно уверенный, что не сделал ничего, что заслуживало личного разговора с боссом.       - Хотя, возможно, в этом и проблема, - подумал он.       Клэри села за стол, улыбаясь. Алек немного расслабился.       - У нас с тобой еще не было возможности поговорить лично, - начала она. – Я читала некоторые твои работы. Ты хорошо пишешь, хотя, возможно, тебе стоит немного бросать себе вызов.       Алек кивнул. Он знал, что это правда, но не знал, что ответить.       - Вот почему я тебя попросила зайти, - она наклонилась, ее лицо стало воодушевленным. – Что ты думаешь о живописи?       Алек поколебался, но потом вспомнил золотисто – голубые глаза, и асфальт в разноцветных пятнах, и эту улыбку.       - Мне нравится, - вырвалось у него.       - Отлично! – Клэри была в восторге и протянула ему лист бумаги. – Я хочу, чтобы ты написал статью о живописи в следующий номер.       - Я… Но я… - он прочистил горло, расстроенный, что не способен найти слова – Я не знаю…       Тон Клэри стал ненавязчиво ободряющим:       - Я тут набросала несколько идей, но, вообще-то, я даю тебе полную свободу действий. Все, что захочешь, хотя я бы предпочла что-то современное или, по крайней мере, актуальное, чтобы «не вести журнал в средневековье» - Она закатила глаза на последней фразе и Алек понял, что это была прямая цитата одного конкретного его коллеги.       Не смотря на слабый протест, Алек вышел из офиса с заданием написать статью.       После работы Алек поспешил на площадь, надеясь застать там своего любимого художника. Лицо Магнуса просияло:       - Александр, какой приятный сюрприз!       Алек незамедлительно покраснел:       - Я же сказал, что предпочитаю «Алек».       - Я знаю, но «Александр» - такое чудесное имя!       Когда Магнус произносил его, оно таким и было. Алеку никогда не нравилось его полное имя, потому что напоминало ему, как его родители, единственные люди, кто так его называл, обычно говорили его. «Александр» в их устах равнялось разочарованию. А когда Магнус говорил, его мягкий голос, растягивающий каждую гласную, заставлял звучать его имя почти как ласка. В чем, конечно, Алек не признается и под страхом смерти.       - Я хочу тебя кое о чем попросить, - сказал он вместо этого.       - Вперед! – поднял брови Магнус.       Алек глубоко вздохнул:       - Я пишу для журнала. Мой начальник хочет, чтобы я написал что-то на тему живописи, так что я подумал, возможно, тебе будет интересно?       - Ты хочешь написать обо мне?        Алек почувствовал, как его лицо заливается краской, но не отвел взгляд:       - Да. Ну, конечно, если ты захочешь.       Магнус на минуту затих, раздумывая. Алек почувствовал, как его наполняет неуверенность и живот взрывается дрожащими бабочками. Он уже собрался открыть рот и отозвать свое предложение, и попросить художника забыть о том, что он только что сказал, как лицо Магнуса осветила широкая улыбка:       - Я очень хочу.       За два дня до того, как у Алека было назначено интервью с Магнусом, на работе было собрание. Клэри только закончила говорить о том, что было сделано за прошлую неделю, и собиралась перейти к обсуждению их следующих проектов, как ее прервали. Пангборн, как это уже стало привычным, был в состоянии бунта:       - В последний раз говорю, я не собираюсь убирать обзоры ради какого-то бессмысленного бреда о живописи! Ты, может, тут и главная, но я – глава раздела культуры.       - Продолжай в том же духе и не долго будешь, - пробормотала Клэри сама себе.       Пангорн подозрительно прищурился:       - Что ты сказала?       - О, ничего, - уверилаКлэри приторно-сладким голосом. Алек увидел, как Джейс пытается скрыть ухмылку.       - Что подумают люди в «Круге»! – продолжал разозленный мужчина, имея в виду главного конкурента «Пандемониума». – Если мы начнем добавлять эти живописные штуки, на которые всем плевать, они подумают, что мы сдались! Мы превратимся в посмешище!        - «Круг» поставил статью о современном искусстве в последний выпуск, – не подумав сказал Алек.       В комнате настала абсолютная тишина, и все уставились на него, как будто видели в первый раз. Алек чувствовал, что краснеет. Вот почему он никогда ничего не говорит. Прошла, казалось, вечность, прежде чем Джейс прервал молчание:       -Алек прав, так и есть!       И все продолжили обсуждение, как будто ничего не случилось. Алек тихо вздохнул с облегчением, но краем глаза заметил, как Клэри улыбнулась сама себе. Как будто гордилась.       ЛофтМагнуса был разноцветным, логичным продолжением его живописи. Это место было одним большим пространством с различной не подходящей друг другу мебелью: мягким пушистым диваном, голубым креслом, фиолетовыми атласными подушками. А шкафы на кухне были такого яркого оттенка желтого, что у Алека болели глаза, когда он смотрел на них слишком долго. На другой стороне комнаты были красные двери, которые, скорей всего, вели в ванну и спальню. Весь лофт был забит, казалось, случайными предметами декора, комками смятой бумаги для набросок, карандашами из разных наборов, банками и тюбиками с краской и книгами. Тут и там были следы разлитой краски, которая не отмылась со временем. И везде витал слабый запах сандала.       Алек снял пальто, поздоровался с серым комком меха, который Магнус представил как своего кота, Председателя Мяо, и прошел за Магнусом на кухню. -       Кофе? –спросил Магнус.       - Черный, пожалуйста, - ответил Алек.       Художник усмехнулся, запустив кофе-машину:       - И почему меня это не удивляет?       - Ну, кофе – это кофе, - сказал Алек. – Если бы я хотел вкус молока или шоколада, я бы их и попросил.       Магнус ухмыльнулся:       - Ты такой замечательно прямой! Мне нравится!       Алек покраснел, но сложил руки на груди в защитном жесте?       - Я просто не понимаю, зачем портить вкус абсолютно нормального кофе.       - Конечно же, не понимаешь, милый. – Нежное слово прозвучало абсолютно не покровительственно, и Алек покраснел еще сильней.       - Итак, - начал Алек, взяв в руки дымящуюся кружку, - давно ты рисуешь?       - Наверное, с тех пор, как смог держать кисточку, - пожал плечами Магнус. – Мне всегда нравилось создавать: рисовать, красить – все, что включала в себя работу с цветом. Когда жизнь становилось… трудной, я погружался в живопись. Это было мое счастливое место. Алек сглотнул:       - Что ты имеешь в виду под «трудной»?       Взгляд Магнуса потерял эмоции:       - У меня не самое лучшее детство. Я никогда не знал своего биологического отца, а мать умерла вскоре после моего рождения. Меня воспитывал очень консервативный отчим. Который не одобрял. Ничего.       - Я думаю, что понимаю тебя, - пробормотал Алек.       Магнус кивнул, прислонившись к кухонному шкафу:       - Наверное, в перспективе, это оказалось не так уж и плохо. Его неодобрение заставляло меня только сильнее добиваться того, что мне нужно. Не уверен, что был бы сейчас здесь иначе. После выпускного я работал несколько лет, чтобы сэкономить на школу искусств, и с тех пор, наверное, перепробовал все стили живописи. Хотя я никогда не был большим поклонником портретов: человеческое лицо не очень подходит для экстремальных цветовых комбинаций.       - Если ты не Пикассо, -сказал Алек в тот же момент, когда Магнус закончил – Если тебя зовут не Пикассо.       На какую-то секунду они уставились друг на друга в удивлении, а потом Магнус не сдержался и хихикнул. Звук был заразительным и скоро они уже оба смеялись, и Алек не помнил, когда в последний раз он смеялся вместе с кем-то. Как только смех затих, Алек понял, что опять покраснел. Он прокашлялся:       - И как ты, в итоге, стал уличным художником?       В глазах Магнуса до сих пор сияли отблески смеха, но он быстро пришел в себя:       - Начать использовать землю в качестве холста было естественным продолжением того, чем я занимался. До этого я покрывал краской только свои собственные вещи, но, как ты правильно заметил, Александр, мы действительно живем в довольно бесцветном мире. Живопись – это мой способ раскрасить его, по одной улице за раз. Я понимаю, что это звучит чересчур амбициозно, - Магнус выглядел почти застенчиво – но если я смогу где-нибудь, когда – нибудь нарисовать маленькую тень надежды в жизни хоть одного человека, оно того стоит.       Мириады чувств затопили Алека после признания художника, но скоро возобладал восторг (Я рад, что в мире существует такой человек) и понимание (Я точно знаю, что он имеет в виду) . После минутной задумчивости Алек озвучил собственное признание:       - Знаешь, ты уже смог, - сказал он.       Взгляд Магнуса взлетел к его:       -Что?       Внезапно неуверенный, Алек уставился на пол:       - Для меня… Ты… Когда я впервые увидел твой рисунок, я чувствовал себя таким… уставшим от… ну, от всего. Время шло, но я был просто зрителем. Меня ничего не трогало, я просто был там. Твоя живопись, все эти цвета, это было словно… трещина, через которую я действительно мог видеть. Это звучит так странно, когда я сейчас говорю это вслух, но хочу, чтобы ты знал, что ты… то есть твое искусство, оно дало мне надежду.       Когда он наконец-то осмелился поднять глаза на Магнуса, рот художника был слегка приоткрыт, золотисто-зеленые глаза расширились от эмоций, которых раньше Алек в них не замечал. Ему показалось, что он услышал, как Магнус прошептал:       - Прекрасный…       Смущенный Алек начал бормотать:       - Извини, если это глупо. Тебе, наверняка, все равно, в конце концов, я всего лишь один из этих черно-белых костюмов, то есть я всегда ношу черное и во мне нет ничего цветного или хоть капли интересного, не то, что в тебе, и я знаю, что я должен проводить интервью с тобой, а не заставлять слушать себя, но я подумал… - остальные слова застряли в горле, когда он осознал, что Магнус стоит прямо перед ним, вторгнувшись в его личное пространство. Через секунду их кружки с кофе пропали, а руки Магнуса с длинными пальцами легли на плечи Алека.       - Александр, - сказал Магнус мягким голосом. – Я думаю, ты не совсем ясно видишь себя.       Художник наклонился ближе к его лицу и у Алека перехватило дыхание.       - Смотри, вот –красный, - сказал Магнус, положив ладонь на покрасневшие щеки Алека, - это розовый, - продолжил он, нежно лаская нижнюю губу Алека большим пальцем – а это – прошептал он, пристально смотря в глаза Алека – самый потрясающий оттенок синего, который я видел в своей жизни.       В глазах Магнуса стоял вопрос, и, до того, как Алек понял, что ответили его глаза, губы мужчины накрыли его. Поцелуй был теплым, сладким и успокаивал отчаянную жажду близости, которая была у Алека, но о которой он и не подозревал. Руки Магнуса обвили его шею, притягивая ближе, и Алеку пришлось ухватиться за зеленый шелк рубашки художника, чтобы устоять на ногах, когда поцелуй стал глубже и напряженней. Язык Магнуса ласкал его и весь мир вокруг исчез, остались только они вдвоем, вместе.       Когда, наконец, они отстранились,Магнус выглядел таким же эмоциональным, каким чувствовал себя Алек, его губы припухли, а глаза сияли. Он снова положил ладонь на щеку Алека, нежно, будто тот был стеклянным.       - Ты, мой дорогой, прекрасен – выдохнул он.       И когда Магнус сказал это вот так, смотря на него очень нежно, будто он только что нашел что-то бесконечно драгоценное, Алек поверил ему.       - Белый, снежный пейзаж – это метафора расизма в Новой Англии…       - А еще салатницы.       - Знаю! - Алек услышал смех Изабель в трубке. – Иногда теории так притянуты за уши, что я не могу понять, их сочиняют сумасшедшие или гении.       - Иногда это оба варианта, – сказал Алек. Это заставило его вспомнить о Магнуса, как, в прочем, и большинство вещей в последнее время. После интервью Магнус рассказал ему, как сталкивался с предрассудками из-за выбора профессии. Люди вешали на него ярлык бездельника или буйно помешанного просто потому, что он был уличным художником. И, хотя Алек понимал, что для некоторых такое буйство красок ассоциируется с сумасшествием, с интеллектом Магнуса абсолютно точно все было в порядке. И его живопись была гениальной. По, конечно, необъективному мнению Алека.       Голос сестры вырвал его из раздумий.       - Точно. Но я рада, что записалась на этот курс. У меня, наконец, есть повод прочитать всю классику, до которой никак не доходили руки. Хотя, подозреваю, я могла бы спокойно жить без «ИтанаФрома» и особо не страдать…       Внезапно Изабель задохнулась:       - Я чуть не забыла! Угадай что! Тут один друг моего друга переезжает недалеко от тебя и у него никого нет, и он, вроде, очень милый, и я подумала, что могу вас познакомить…       У Алека замерло сердце:       - Из, мне не надо…       - Я знаю, что ты не хочешь знакомиться, но, я клянусь, это будет не как в прошлый раз…       - Ты можешь просто полсуш…       - … вне зоны твоего комфорта, но я думаю, если ты…       - Изабель!!! Судя по внезапному молчанию, его сестра так же удивилась этому взрыву так же, как и он. Алек потер висок рукой, проклиная свою нехарактерную несдержанность.       - Я… Я вроде как кое с кем встречаюсь. Его зовут Магнус, он художник и мне… мне он очень нравится, Из. Он заставляет меня чувствовать себя…, - заметным , в мире с самим собой, живым – особенным.       Тишина тянулась так долго, Алек начал беспокоиться, что пропала связь, пока не услышал звуки всхлипов.       - Изабель?       - О, Алек, - послышалось, наконец, сопение.- Не представляешь, как я счастлива слышать от тебя это. Я просто… я так счастлива за тебя, старший брат!       Алек услышал, как она высморкалась на заднем плане, а потом ее тон стал обычным.       До конца разговора Алек не смог бы перестать улыбаться, даже если бы захотел.       - Она выглядит просто отвратительно , - воскликнул Магнус, в ужасе от происходящего по телевизору. – Что случилось с правилом «спандекс оставь для спортзала»?       Алек мягко хмыкнул, но решил не комментировать.       Они сидели на диване Алека, обнимаясь, и смотрели шоу про дизайнеров одежды, которое, по словам Магнуса, было просто потрясающим. Кошка Алека на какое-то время присоединилась к ним, а потом решила, что тишина ее человеческой спальни гораздо лучше, чем шум от телевизора. Алек склонен был с ней согласиться, он давно перестал смотреть шоу, а вместо него теперь просто наблюдал за Магнусом.       Немного странно было видеть того в его квартире. С утра Алек внес последние поправки в статью и Магнус, услышав это, настоял, чтобы они вместе отпраздновали. Вот как они оказались дома у Алека в компании пустых коробок из-под еды на вынос и ужасного телевидения. И, несмотря на легкую нереальность происходящего, проводить время с Магнусом казалось абсолютно естественным, как будто они были знакомы всю жизнь.       - У меня что, что-то прилипло на лице? – спросил его Магнус через минуту.       - Нет, но на тебя смотреть интереснее, чем шоу, – иронично сказал Алек.       Магнус театрально задохнулся:       - Но это же «Проект подиум!»       - И я уверен, что он просто отличный, если ты интересуешься такими вещами, - пожал плечами Алек. Он не знал, когда это стало естественным, подкалывать Магнуса, но с ним все было просто.       - С тобой совсем не весело, - Магнус послал ему любящий взгляд. – Но, наверное, мы не должны целый вечер смотреть телек. В конце концов, я же предложил «праздновать». – С этими словами Магнус заключил Алека в объятия и зацеловал до потери дыхания.       Прошло много времени, прежде чем Алек отстранился:       - Ну, - начал он, хватая воздух ртом, - и как же ты хотел праздновать?       Магнус недоверчиво уставился на него, а потом взорвался смехом. Это был неожиданный, радостный звук, который согрел Алека изнутри, несмотря на то, что он так и не понял, что смешного.       - Ох, дорогой, - наконец смог выдавить из себя Магнус, задыхаясь от смеха. – Мой милый, невинный Александр. Пожалуйста, скажи, что я могу оставить тебя себе навсегда! – сказал он, перед тем как наброситься на Алека снова.       Алек все еще не понимал, что смешного, но Магнус стал очень настойчивым, и, скоро, все мысли покинули его голову, а губы были заняты более важными вещами.       Большинство персонала уже выходили с совещания, когда Алек подслушал разговор Пангборна и Блэквэлла. Этого сложно было избежать, учитывая, что те и не старались понизить голос. И, судя по тому, как они постоянно поглядывали на него, весь этот разговор в принципе и затевался для Алека.        - Не могу поверить, что она вырезала твой обзор, чтобы напечатать тот кусок дерьма, - говорил Блэквэлл.       - Да, видимо, теперь мы занимаемся благотворительностью, - ответил Пангборн – Пишем о бездомных, которые занимаются вандализмом на улицах и притворяются, что это настоящая карьера. Это вообще законно?       Алек знал, что единственная причина, по которой они все это говорят – чтобы причинить ему боль, и потому что уверены, что он не осмелиться возразить. Он был тихим, он должен был просто все выслушать и сесть на место. Он бы так и сделал, но они говорили о Магнусе…       - И кому интересна его слезливая история? – издевался Пангборн. – Это даже не благотворительность, когда ее предмет, очевидно, какой-то укурок, которому поможет только сумасшедший дом.       - Ты заткнешься, наконец? – взорвался Алек.       Двое мужчин медленно повернулись к нему.       - Ой, он все же умеет разговаривать, - засмеялся Пангборн. – И как же ты меня заставишь, мальчишка?       Гнев заставил Алека потерять свой обычный контроль:       - Я хочу, чтобы вы заткнулись и не говорили о вещах, в которых не разбираетесь. Он не укурок, не сумасшедший и не бездомный. Уличное искусство абсолютно законно, если у художника есть разрешение. А у него есть. Как вы вообще можете называть себя журналистами, если даже не можете нормально прочитать статью и проверить факты, прежде чем открыть свои идиотские рты?       Алек знал, что его лицо сейчас, наверное, краснее помидора, краем сознания он понимал, что половина офиса сейчас в абсолютной тишине смотрит на него с открытыми ртами. Но ему было все равно.       Он никогда не чувствовал себя таким сильным.       Праведный гнев поддерживал Алека весь день до возвращения домой. Здесь он, наконец, успокоился, и начал осознавать, что только что сделал. «Я высказал все своим коллегам, - подумал он. – Я сказал им заткнуться и оскорбил их журналистские способности и, боже мой, они меня убьют». Тихий голос в его голове заметил, что он поступил правильно и не сказал ничего, кроме правды. Голос звучал подозрительно похоже на Магнуса, но Алек проигнорировал его и продолжил паниковать. Несмотря на то, что в последнее время ему стало проще в некоторых аспектах жизни, он никогда еще не участвовал в открытых конфликтах и теперь испытывал побочные эффекты.       Он свернулся на диване, подтянув ноги ближе к телу, и плакал и дрожал, пока на улице не стало темно, а его живот не стало совсем пусто. В конце концов, он встал, разогрел какие-то остатки еды и покормил кошку, которая недовольно смотрела на него весь вечер. Потом он упал в кровать, измученный эмоциональным взрывом, и постарался не думать о завтрашнем дне.              Наверное, это было просто воображение, но после бессонной ночи Алеку казалось, что на следующий день все коллеги пялились на него. Алека преследовало постоянное чувство неловкости, он старательно избегал взглядов и проводил чрезмерно много времени в туалете, запершись в кабинке и пытаясь дышать.       Пангборн и Блэквелл пока что его игнорировали, но после обеденного перерыва оба направились к нему. Пангборн выглядел чрезвычайно довольным собой. Алек запаниковал, почувствовал себя загнанным в угол и проклял Джейса, который выбрал именно этот момент, чтобы уйти в отпуск, и теперь у него не было никого, кто мог бы противостоять этим двум, кроме него самого.       - Я предложу редактору убрать твою статью из журнала, мальчишка, -сообщил ему Пангборн. – Я решил, что она не соответствует нашим стандартам и тема абсолютно неуместна. Я глава отдела, где она должна была быть напечатана, и не собираюсь публиковать такое дерьмо.       Мысли Алека ускорились и он попытался привычно избежать конфликтов и неприятностей.       - Ты не сможешь этого сделать, это не тебе решать, – хотел он сказать. – Со статьей все нормально, - хотел он сказать. – Ты просто злишься, потому что я показал всем, что ты придурок, и ты об этом знаешь, - хотел он сказать.       - Почему она уберет статью, если сама и предложила ее написать? – в итоге сказал он.       Как только слова вылетели изо рта, Алек захотел сам себя стукнуть за несдержанность. Он приготовился к еще одному приступу паники, но его не последовало. Вместо этого он осознал, что постоять за себя – это… освобождает. Точно так же как это было вчера, но менее напряженно. Даже довольно грязный взгляд Пангборна не смог поколебать его чувство внутреннего спокойствия.       - Потому что я ее вразумлю, вот почему, – сказал мужчина и отвернулся, показывая, что разговор окончен.       Алек прикусил губу, размышляя, что именно подразумевало это «вразумить».       Алек спешил домой, не обращая внимания на окружающую действительность. Пока не врезался прямо в кого-то – кого-то очень высокого и покрытого краской. Он поднял глаза и встретился с зачаровывающим взглядом Магнуса .       - Алек, милый, с тобой все хорошо? – спросил тот. – Я звонил тебе, но ты не слышал…       Покрытые фиолетовыми пятнами кончики волос Магнуса топорщились, как будто он часто проводил через них пальцами. И от этого он выглядел таким милым и звучал так искренне обеспокоенным, что Алек не мог сопротивляться. Он заключил его в объятия, прижимая к себе как можно ближе.       - Магнус, - сказал он, вдыхая знакомый запах сандала и краски. Он почувствовал, как руки Магнуса тоже обнимают его. И они замерли, не обращая внимания на то, что стоят посреди улицы.       - Александр?       Алек немного отстранился, чтобы сказать:       - Ну, на работе одни люди плохо о тебе отзывались и я, вроде как, им за это высказал…       Он едва закончил говорить, как Магнус уже целовал его, страстно и сладко, принося тепло и утешение.       - Мой голубоглазый рыцарь в сияющих доспехах, - сказал он нежно, когда, наконец, отпустил Алека.       Алек покраснел и впервые за день улыбнулся.       - Странно, но я почувствовал облегчение. Я не позволю им так говорить о тебе или оскорблять твое искусство, потому что оно потрясающее.       Золотисто-зеленые глаза Магнуса горели, когда он снова поцеловал Алека, нежно положив ладони ему на щеки. Когда они, наконец, оторвались друг от друга, Алеку не хватало воздуха.       - Проблема в том, что теперь они угрожают заставить редактора убрать статью.       Глаза Магнуса полыхнули гневом :       - Они не посмеют!       - Посмеют, - вздохнул Алек.       Кроме бесполезных утешений, сказать было нечего, так что Магнус просто еще раз обнял Алека, поддерживая его тем, чем мог.       Когда на следующий день Клэри позвала Алека в кабинет, тишина в офисе стояла такая, что слышно было бы, как муха летит. Алек больше не волновался, он смирился с ситуацией. А на лице Пангборна была самая самодовольная ухмылка из тех, что Алек когда-либо видел.       Они закрыли дверь и сели. Клэри открыла рот, чтобы начать говорить.       - Я думаю, что ты… - все, что ей удалось сказать перед тем, как со стуком распахнулась дверь и в нее ворвался Джейс, полностью готовый к битве.       - Ты не можешь убрать статью Алека! Это именно то, что нам нужно! И еще это заинтересует многих людей, потому что есть вероятность, что люди уже видели этого художника за работой. Мне все равно, чем угрожал тебе Пангборн, ты не можешь…       - ДЖЕЙС ЭРОНДЭЙЛ! – наконец закричала Клэри. Джейс сразу заткнулся.       - Я не собираюсь убирать статью, - сказала она.       - О, - выдавил из себя Джейс, краснея, наверное, впервые в жизни. Если бы Алек не был в таком шоке от заявления Клэри, он бы засмеялся.       Джейс молча вышел.       - Ты не убираешь статью? – с недоверием спросил Алек.       - Конечно, нет, - сказала Клэри. Она улыбалась. – Между нами говоря, один глава раздела культуры скоро перестанет им быть, если только в его уничижительном отношении ко всем не настанет заметных перемен. Я тебя пригласила, чтобы сказать, что очень довольна твоей работой над статьей. Надеюсь увидеть больше в будущем.       - Спасибо, - выдавил Алек.       - Пожалуйста. А, и раз уж ты здесь, у меня есть одна идея…       Магнус и Алек сидели обнявшись на розовом пушистом диване Магнуса и, забросив очередное тв шоу о моде, смотрели, как их коты примеряются друг к другу. Эта была первая встреча животных и, в честь такого случая, Магнус приготовил попкорн. Пока, однако, все взаимодействие состояло из нерешительных толчков лапами и длинных, настороженных взглядов. Кошка Алека, кажется, подозревала, что ее новый знакомый, на самом деле, замаскировавшаяся крыса. И не без оснований: контраст между ее ростом взрослого мейн куна и размером маленького котенка Председателя Мяо был почти комичным.       Магнус с трепетом наблюдал за происходящим.       - Она на него сейчас сядет! Сейчас сядет!       - Не сядет, - автоматически ответил Алек. По крайней мере, он думал, что не сядет. Сам он был занят, играя с волосами Магнуса, растрепанными от ветра, после дня работы на улице. Сегодня преобладал голубой цвет, как и в предыдущие несколько месяцев.       Большая кошка сделала шаг вперед, и Магнусзакрыл лицо руками.       - Я не могу на это смотреть.       - Она на него не сядет, Магнус.       - Бедный мой Председатель, - причитал художник.       Алек закатил глаза, но не мог не улыбнуться. Если его парень и мог проводить часы в тишине, пока работал, с ним определенно не было скучно.       Магнус посмотрел на него сквозь пальцы:       - Кстати, как прошла встреча?       - Ну, прошла хорошо, - немного застенчиво сказал Алек, - мой редактор сказала, что хочет, чтобы я постоянно писал для раздела культуры.       - Я знал! – Магнус вскочил с дивана и станцевал небольшой победный танец, испугав обоих котов, которые спрятались под кофейным столиком. Он заключил Алека в крепкие объятия: - Ты заслуживаешь этого, милый. Алек покраснел, но улыбнулся:       - Я смогу каждый день писать о том, что хочу.       Алек знал, что с его квалификацией, он мог заниматься статьями о литературе и культуре с самого начала. Однако сегодня впервые он почувствовал, что действительно может делать это. И он твердо намеревался не отступать.       Магнус погладил его по щеке и только собирался наклониться и поцеловать, как их прервало тихое «мяу». Они осторожно заглянули под столик и увидели свернувшихся вместе котов. Председатель Мяо прижался к большой кошке, которая обнимала его своим хвостом. Наверное, это была самая милая вещь, которую Алек когда-нибудь видел.       - Они все же поладили, не смотря на внешние различия, - улыбнулся он.       - Хм, почему это так знакомо звучит, - поддразнил Магнус, снова вернувшись на диван и потянув Алека за собой. Они долго лежали вместе, прямо как их коты, пока их не начал одолевать сон. Когда, в конце концов, они переместились в спальню, Магнус подтянул Алека к себе за черный свитер и крепко обнял.       - Черный подходит ко всем цветам, ты знал? – пробормотал он Алеку в губы.       Алек мягко поцеловал его:       - Теперь знаю. Иногда я чувствую себя невидимым. И я слышал, что нужен только один человек. Один человек, чтобы ты почувствовал себя нужным. Чтобы ты почувствовал себя особенным. TheGiantMechanicalMan