Часть 1
12 августа 2017 г. в 14:03
Теплая летняя ночь опускалась на Париж постепенно. Ночи в это время года обычно короткие, душные и почти белые, темнота же накрывает быстро и в один момент. Но сегодняшняя ночь была другой. Екатерина знала это, потягивая остывший чай медленными глотками и уже час наблюдая, как солнце, подобно старой улитке, неспешно переваливается за горизонт. Волнение так и не пришло: тревога выела королеву до основания еще несколько месяцев назад и больше не появлялась. И теперь Екатерина сидела в своем кресле, смиренно и невозмутимо дожидаясь звона колокола. Ее свободная рука бессильно лежала на животе. Клод сидела напротив, рассеянно уставившись в одну точку — лучше было бы отправить дочь спать и надежно запереть двери, но Екатерине почему-то не захотелось этого делать. Возможно, дело было в том, что мысли королевы блуждали слишком далеко.
Минуты шли, и она уже почти успела забыть, чего ждала, пока, наконец, не загромыхал вдалеке колокол. Екатерина отставила недопитый чай и потерла запястье, прощупывая участившийся пульс.
— Мама, так нельзя! — Клод вдруг вскочила на ноги, очнувшись от морока, и королева посмотрела на нее с нескрываемым удивлением: возможно, взбалмошная дочь оказалась сильнее, чем она думала.
— Клод, — произнесла Екатерина всего одно слово и наградила ее тяжелым и холодным взглядом, появившимся у нее все в те же прошлые месяцы. Клод немедленно села, опустив снова пустые глаза. Да, теперь люди боялись и подчинялись Екатерине — ей не требовалось ни слова, чтобы заставить их раболепно ползать перед ней на коленях. Раньше она радовалась бы и упивалась своей властью, сейчас королеве было все равно. И именно равнодушие, несвойственное прежде, наряду с проснувшейся жестокостью пугали ее больше всего.
Крики, конский топот и звуки выстрелов ворвались в распахнутое окно так же легко, как залетевшая в него цветная бабочка. За дверью явственно забегали слуги, пока не решаясь побеспокоить королеву-мать. Шум нарастал, сделавшись невыносимо громким за секунды. Клод нервно подпрыгнула на месте. Екатерина встала настолько размеренно и величественно, насколько позволяло ее положение, посмотрела на часы и погладила пульсирующие болью виски.
— Матушка! — Марго вбежала первой, впустив за собой хаос, ругань и адский грохот. Растрепанная, в ночной сорочке, с огромными от испуга глазами, она явно собиралась спать, но была вынуждена бежать сюда, в единственное безопасное место. Екатерина поморщилась, ощутив забытый укол волнения. — Что происходит?
— Иди спать, Марго, — приказала Екатерина, поправляя выбившиеся из прически пряди. Стоило совсем убрать их под сетку, раз уж сегодня их всех ждал тяжелый день.
— Она же твоя дочь! — вдруг снова подала голос Клод, подскакивая к ней и смотря непривычно ясными глазами. Укол вины ударил еще острее, сожаление о собственной ошибке отозвалось горечью во рту и болью в животе. Клод узнала слишком много случайно, и это нарушало планы и душевное равновесие королевы.
— Оставайся здесь, Марго. Выпей чаю. Тебе нечего бояться, — как можно мягче произнесла она и взяла дочь за руку. Марго посмотрела на нее с недоумением и страхом, но подчинилась. Вместе с Клод они уселись на кушетку, поглядывая расширившимися от ужаса глазами на распахнутое окно, за которым темноту разрывали яркие вспышки выстрелов.
Екатерина уже подняла со спинки кресла черный, как и надетое на ней платье, плащ, когда в покоях объявился взбудораженный король. Он уже давно не выносил ее, не терпел даже присутствия, но покорно подписывал все, что от него требовалось, соблюдал обычаи и этикет. Как она и хотела. Слишком дорого пришлось заплатить за эту мечту.
— Это твоих рук дело? — зло прошипел Карл в лицо королеве, словно не он готовил событие, которое войдет в историю, вместе с ней. Конечно, не он. И конечно, это и правда было делом ее рук. Карл собирался продолжить гневную отповедь, но за окном послышались крики, обращенные к нему и ни к кому больше. Протестанты. Требующие объяснений и молящие о пощаде. — Что мне делать? — злоба сошла с короля, обнажив беспомощность и растерянность. Несмотря ни на что, Екатерине захотелось подойти к нему, обнять и успокоить. Он оставался ее сыном, даже если они никогда так и не найдут мира. Королева вспомнила старшего сына, навсегда поселившего в ее сердце тоску. В последние месяцы она поняла: даже с ним, любимым первенцем, она не знала покоя. Он не слышал ее, не видел, шел ровно в бездну, как и все другие королевские дети. Она боролась за них и всегда будет бороться, но уже знала, чем закончится битва. Был лишь один способ отсрочить черные минуты, и Екатерина собиралась им воспользоваться.
— Вы король, сын мой, — отозвалась она, словно только Карл мог принять решение, подобрать слова и поступить как должно. На самом деле от него ничего не зависело, даже если его голубые глаза и вспыхнули одновременно яростью и удовольствием от ее ответа. Он колебался всего мгновение, прежде чем отвернуться и в два больших шага преодолеть расстояние до окна.
— Убейте их всех! До единого! — прокричал король в темноту, а затем гул, стоны, выстрелы, даже ветер стихли, чтобы разразиться с новой силой и новым грохотом. Новой кровью. Екатерина видела ее, закутавшись в плащ и без труда покинув замок. Черной тенью она ступала по быстро пропахшим кровью улицам Парижа.
Сточные канавы заполнились бурой жижей, пока сошедшие с ума от ненависти люди резали, потрошили и выворачивали наизнанку друг друга. Безумие не щадило никого. Сосед втыкал вилы в соседа, муж выгонял на улицу жену, где ее тут же забивали камнями, слуга разбивал голову хозяину старым проржавевшим молотком, пока та не становилась мягкой, как печеное яблоко. Екатерина видела женщину, неудачно спрыгнувшую из окна и сломавшую обе руки, которые ей отрезали уже спустя несколько минут, чтобы снять дорогие браслеты, а саму добить и бросить в ближайшую яму. Не слишком далеко в такую же яму, хлюпающую свежей кровью родителей, макали девочку, излечивая от неправильной веры. На другой улице выряженные в лохмотья дети тащили по голой земле связанного ремнем младенца. Волосы заколотых беременных женщин свисали даже с крыш. В Сене трупы плавали так тесно, что не видно было воды.
Екатерина наблюдала за творящейся бойней, вдыхала тяжелый запах крови и смрада, и что-то темное в ней довольно скручивалось кольцами, принося спокойствие и приглушая полный ужаса и раскаяния вопль разума. Свобода. Наконец-то она свободна. Франция в безопасности. Она сделала все во имя ее спасения и теперь сможет сойти в ад с чистой совестью.
— Ты видишь все больше, — раздалось у нее над ухом, и, когда она распахнула прикрытые в облегчении посреди разрушенной и вонючей парижской улицы глаза, вместо нее Екатерина увидела заостренное женское лицо, обрамленное рыжими волосами.
— Я никогда к этому не привыкну, — устало призналась королева и провела носом по неприятно теплой подушке. Рука любовницы дотронулась до ее щеки, и подушка немедленно стала блаженно прохладной. В знак благодарности Екатерина невесомо тронула губами гладившую ее ладонь и снова зажмурилась. Женщина рядом уже давно не вызывала отвращения, хотя признаться в привязанности королева была не готова. Ведьма не оставила ее, в отличие ото всех остальных, терпела любые капризы и избавляла от неудобств. Не то чтобы Екатерина не справилась бы сама, просто... она устала от одиночества, чувства использованности, устала расплачиваться за все одна, устала от собственной силы. Ощущать куда большую силу рядом казалось... приятным. Екатерина остановилась на этом слове, боясь зайти в своих мыслях дальше. Магия всегда влекла ее, как ничто другое.
Лежать на боку стало трудно, сон окончательно сошел, и, всматриваясь в расслабленное лицо напротив, она в который раз вспоминала, как судьба свела ее со ставшей ближе любого мужчины женщиной, почти год назад.
— Я не хочу этого делать, — пробормотала Екатерина в ту ночь, ощутив, как женские руки обхватывают ее талию. Ей не нравилась вся эта затея с самого начала, но она решилась ради детей. Ради блага Франции. Она и сама пробовала использовать ту книгу, однако королеве не хватало умений: она разбиралась в ядах, а не колдовстве, и оно сыграло с ней злую шутку — что бы она ни делала, становилось еще хуже. Она заплатила своей кровью, Карл же стал лишь безумнее. Он больше не был агрессивен — он уверовал в свое право убивать, выбирать веру, сажать в темницу королеву Испании и жениться на ком угодно, даже на безродной шлюхе-еретичке... Мысли королевы окончательно спутались, тело не слушалось. — Вино... — губы ведьмы прикоснулись к ее шее, целуя, лаская и заставляя забыть. — Что-то было в вине... — повторила королева, погружаясь в дурман все больше. Как только она сделала первый глоток, сознание начало ускользать от нее, а тело слабеть и наливаться жаром. Она уже почти не помнила, зачем пила это вино, зачем позвала Стефана, зачем здесь была едва знакомая рыжая ведьма... Екатерине не пришло в голову, что такой женщине вряд ли понадобятся земли и золото за столь опасную услугу, да и не верила она в ее бесконечное могущество даже после всего. Возможно, рассудок Екатерины был околдован уже давно.
Горячие губы ведьмы коснулись ее собственных, и все остальное в ту же секунду расплылось в тумане похоти. Екатерина посмотрела на Нарцисса, стараясь вспомнить, кто она и где, но его глаза были безмятежно пустыми, и она привычно потянулась к нему за следующим поцелуем. Все как обычно. За исключением того, что женские руки касались ее груди и гладили живот. Екатерина прежде никогда не была с женщиной, и новизна ощущений вместе с опытом ведьмы будили в ней дикое, животное, неестественное желание.
— Ты первая, — прошептала ведьма ей на ухо, до боли сжимая грудь и ослабляя следом застежки платья. Прошло всего мгновение, и с удивлением королева поняла, что любовники уже уложили ее на постель и нетерпеливо ощупывали ставшее невыносимо чувствительным тело. Она даже не заметила, как оказалась на кровати. Волосы на затылке Екатерины стали дыбом.
— Для чего... — с трудом собирая буквы в слова, начала она, но Стефан запрокинул ей голову для нового поцелуя, пока ведьма вытягивала ее ноги на кровати и задирала юбку. Екатерина чувствовала, как тонкие ледяные пальцы с упоением обводили пряжки туфель на щиколотках, сжимали колени, гладили бедра. Возбуждение в королеве стало настолько сильным, что она едва дышала от желания отдаться.
— Екатерина, — Нарцисс всегда был нетерпелив и неизменно прежде всего удовлетворял свою похоть, не особенно церемонясь с ней. Рыкнув, он дернул ее за волосы, следом спускаясь ладонью к животу и одновременно пытаясь расстегнуть собственные штаны. Рассудок Екатерины кричал об опасности, когда сквозь пелену морока она все же заметила, как замедленно он двигается, как дрожат его руки и как по-прежнему неестественно пусты глаза. Это не походило на их обычные постельные утехи, не походило на яркую, словно пламя свечи, страсть. Страсть и сейчас скручивала тело Екатерины, но она была такой болезненной и нездоровой, что у нее отчетливо ныло внизу живота.
— Еще слишком рано, Стефан. Сначала нужна кровь, — с безумной улыбкой на лице предупредила ведьма, раздвигая ноги Екатерины и вдыхая ее запах. Королева замотала головой, пытаясь отогнать наваждение, прислушаться к своему разуму, но тело не подчинялось, придавленное к постели неведомой силой. — Прижми ей руки, — воинственно скомандовала ведьма, и руки Екатерины взлетели над головой, казалось, без всякого участия Нарцисса, к которому обращалась их общая любовница.
— Нет... — слабо пробормотала Екатерина, когда пальцы ведьмы коснулись внутренней стороны ее бедра. — Я не хочу этого делать, — если Нарцисс не видел в происходящем проблемы, нутро королевы взрывалось необходимостью прекратить странную игру, пока не поздно. — Стефан! — попробовала позвать она, сопротивляясь уничтожавшему волю влиянию. Пальцы ведьмы замерли между ее ног, так и не дотронувшись до самого главного, Нарцисс впился в шепчущие и почему-то сухие губы королевы, неприятно стискивая щеку. Его рука скользнула в корсаж платья Екатерины, и она вскрикнула от того, насколько та горячая — кожу будто обожгло железом.
— Ты должна согласиться, Екатерина. Согласись, — приказал женский голос у нее в ушах. Голова королевы взорвалась нестерпимой болью, несравнимой ни с какой мигренью. Отпихнув ведьму ногами, она тяжело завалилась на бок, мечтая коснуться пульсирующих висков, но руки не хотели опускаться, так и оставшись над раскалывающейся головой.
— Согласись, — неправдоподобно нежно прошептал Стефан, склоняясь к ее лицу, и она замерла от ужаса, увидев в его глазах чужие — глаза ведьмы, прижавшейся к ней с другого бока и мявшей тяжелую грудь. Руки Нарцисса потянулись к заду королевы, почти полностью оголяя его. Что-то темное и мощное вновь подавило волю, и она зашлась в приступе сметавшего все на своем пути желания — между ног горело огнем.
— Дай мне свою руку, красавица, — попросила ведьма, пока Екатерина, уступив телу, отвечала на поцелуи любовника. Неведомая сила исчезла, и ладонь королевы оказалась в цепких женских пальцах. Совсем разомлев, Екатерина обхватила свободной рукой лицо Нарцисса, прикрыв глаза и наслаждаясь тем, как он ласкает ее зад, коленом раздвигая ноги. Его присутствие успокаивало королеву — она не доверяла графу, но она его любила. Стоило так подумать, голова снова взорвалась болью, а следом обожгло и ладонь. — У тебя уже есть тут порез. Ты вызывала его, — удивленно пробормотала ведьма, когда Екатерина вскрикнула и посмотрела на свою окровавленную руку, изрезанную кинжалом.
— Кого? — безуспешно пытаясь разглядеть женское лицо сквозь раздиравший глаза песок, пробормотала королева, боясь услышать ответ. В глубине души она знала. Знала, к кому обращалась, читая черные молитвы и отдавая свою королевскую кровь. Это было очевидно, но это было так страшно, что сопротивление в ней проснулось с новой силой.
Ведьма лишь улыбнулась и облизала ее ладонь, пачкаясь кровью и склоняясь следом к Нарциссу. С нелепым восторгом Екатерина наблюдала, как лица обоих ее любовников обагряются рубиново-красным.
А затем они оба спустились к груди Екатерины, щедро одаривая поцелуями, размазывая кровь по белой коже и стягивая платье все ниже.
— Попробуй ее, — то ли предложила, то ли приказала ведьма, как только губы Нарцисса обхватили твердый сосок королевы. Граф посмотрел на руку Екатерины так, словно никогда прежде не видел, а потом прижался ртом к кровоточащему порезу.
— Стефан... — прошептала королева, гладя волосы влажно вылизывающей ей шею ведьмы и наблюдая, как Нарцисс в прямом смысле высасывает кровь из порезанной руки. — Стефан! — испуганно закричала Екатерина, когда, посмотрев на нее воспаленными и огромными глазами, он вдруг рухнул на подушки рядом с ней, больше не шевелясь.
— Он слишком слаб. Слишком слаб по сравнению с тобой. Тебе стоило найти кого-то намного более сильного, — брезгливо и разочарованно бросила ведьма, прежде чем навалиться на Екатерину сверху. — Мы используем его позже. Уж на это он сгодится, — она снова впилась в губы королевы, сдирая верх ее платья до самого пояса и берясь руками за мягкую округлую грудь.
Екатерина дернулась, заходясь в удовольствии и нетерпеливо вскидывая бедра. В голове не осталось ни единой мысли, только жажда наслаждения, все то же странное и невыносимое желание отдаться, подчиниться, согласиться. Ведьма пьяно рассмеялась ей в живот, сминая соски ни на каплю не потеплевшими пальцами, и поцеловала ровно в пупок. Слабый отголосок разума вспыхнул в Екатерине при этом движении и погас, сметенный нечеловеческой похотью. Комкая в руках покрывало и не замечая упершегося носом ей в плечо графа, она развела ноги, отвечая на просьбу взявшейся за ее колени ведьмы.
— Ты такая могущественная, Екатерина, — ведьма провела языком по подрагивающему бедру королевы, и та прогнулась в пояснице, стремясь облегчить ноющую боль нетерпения между ног. Что угодно, лишь бы снова нормально вздохнуть, избавиться от ощущения чужого присутствия в своей голове. — Я чувствую власть в твоей крови, в твоем чреве, — продолжила ведьма, почти касаясь губами пульсирующей нуждой плоти. — Огромную власть. И такую же черную, как твоя душа, — она дотронулась до того, что так жаждало ласки, и Екатерина замычала, не в силах больше выносить эту пытку. И тогда шершавый и неожиданно узкий язык наконец ворвался внутрь ее тела.
— О боже! — исступленно закричала Екатерина, никогда прежде не чувствуя ничего подобного, запрокидывая голову и до треска стискивая в трясущихся пальцах покрывало. Чужая злоба в ответ на ее возглас немедленно придавила королеву к кровати, окончательно лишая возможности дышать.
— Не поминай имя Господа всуе! — издевательски завопила ведьма, на миг оторвавшись от своего занятия, и остервенело хлопнула задыхающуюся Екатерину по бедру. Та лишь захрипела, ничего не соображая и давясь стекавшими по щекам слезами.
Ведьма же вернулась к своему занятию: ее умелый язык ласкал Екатерину между ног, то проникая внутрь, то вылизывая снаружи, острые зубы специально кусали нежную плоть, причиняя боль и при этом неведомым образом облегчая невыносимую жажду удовольствия глубоко в теле.
— Как твое имя? — спросила Екатерина со свистом и придыханием, шире расставляя ноги, выгибаясь дугой, вжимая голову в подушку и раздирая ногтями покрывало, пока чужие ногти царапали ее бедра, не прикрытые задравшимся высоко платьем. Она до сих пор не знала, как зовут нечаянную любовницу. Та промолчала, усмехнувшись, отчего у Екатерины отчетливо свело низ живота, и добавила к языку пальцы.
Королева вновь закричала от резкого проникновения, ощущения наполненности и поистине дьявольского наслаждения. Ее колени задрожали, глаза закатились, во рту пересохло, нутро свело до жуткого спазма.
— Мне нужна твоя кровь, — прошептала ведьма, поднимая на нее глаза, и Екатерина с ужасом заметила что-то красное на губах, только что ласкавших ее лоно. — Много крови, — пробормотала ведьма, быстрее двигая пальцами внутри королевы, и она не выдержала. Забыв обо всем, она потянула ведьму за рыжие волосы, прижала к низу своего живота, возвращая язык на положенное ему место, наслаждаясь тем, как сжимается и сокращается между бедер.
К удовольствию резко и неожиданно добавилась боль, острая, словно лезвие ножа, и Екатерине показалось, именно нож сейчас входит в нее толчками, раздирая и убивая. Ощущение ручьями стекающей по коже крови было настолько реально, что она приподнялась и увидела, на самом деле увидела покрывающую все ее ноги ярко-алую жидкость. Ужас застыл в горле, но чужая воля, еще более сильная, чем прежде, подавила его, породив извращенное, животное возбуждение. Екатерина беспомощно упала обратно, вцепившись в рыжие волосы и чувствуя, как с нарастающим наслаждением из нее сочится новая, свежая кровь вместе с жизнью.
Чужие язык и пальцы в самом сокровенном, рыжая голова ласкающей ее ведьмы, засохшие разводы на собственной груди подвели королеву к грани. Громко взвизгнув, она подпрыгнула на подушках, случайно пнув отключившегося Нарцисса в бок, стиснула ведьму ногами и забилась в таком черном удовольствии, какого не знала за всю свою жизнь.
— Что ты делаешь? — пробормотала Екатерина, почти ничего не видя и не слыша перед собой, когда ведьма проскользила по ее телу наверх, прикоснулась губами к мокрому от пота виску и ловко вклинилась коленом между ног королевы, нетерпеливо прижимаясь чем-то горячим и влажным к округлому и покрытому кровью королевскому бедру.
— Я не думала, что это будет так сладко. Но я знала, что так может быть, еще впервые увидев тебя, — убийственно серьезно зашептала ведьма в ухо Екатерине, все отчетливее елозя на ней, потираясь о ее бедро, чтобы разрешить собственное возбуждение. — Чем больше власть, чем больше пролитой крови, тем выше шансы, — она снова сжала по-прежнему тяжелую от страсти грудь королевы, обхватывая ногами ее бедро еще крепче. Екатерина попыталась поднять руку и оттолкнуть бравшую ее теперь и таким способом женщину, но та перехватила и вдавила слабую и неуверенную ладонь в постель.
— Какие шансы? На что? — мотая головой из стороны в сторону, вскрикнула королева, и чужие холодные губы накрыли ее рот, а острая упругая грудь соприкоснулась сосками с ее собственной. Перед глазами поплыло, дыхание перехватило, мысли путались, пока, схватив за запястья, ведьма терлась о бедро Екатерины все сильнее. Она беспрерывно что-то шептала, но королева ничего не могла разобрать, придавленная женской грудью и придушенная словно специально обвившимися вокруг шеи рыжими волосами. Черный голод внутри подчинил ее сознание, но и сейчас она не могла не обращать внимания на доставшуюся от предков интуицию.
— Замолчи! Прекрати думать! Ты мешаешь ему! Мешаешь мне! Твоя воля... Я должна, должна... — злобно зашипела ей в лицо ведьма и вдруг ударила по щеке, отчего голова Екатерины дернулась вбок, вцепилась зубами в грудь, схватила за руку и поднесла к тому, до чего Екатерина точно не собиралась дотрагиваться. — Отдай мне свою волю, и останется только он. Его семя, твоя кровь, моя магия, — пальцы Екатерины погрузились в жар, не сравнимый даже с ее собственным совсем недавно. Она вскрикнула от ошпарившей руку боли, и та почти отрезвила ее. Вспомнив слова ведьмы, она повернулась, чтобы разглядеть лежащего рядом графа. Он оказался слишком слаб, но они по-прежнему нужны были ведьме вдвоем. Мужчина и женщина, обладавшие высшей властью в стране и пролившие море крови, попробовавшие черную магию... Семя и кровь... Все вдруг стало предельно ясно.
— Нет! Я отказываюсь! Я не дам тебе своего ребенка! Даже ты не можешь сделать этого без моего согласия! — наконец связав тонкие нити мыслей воедино, крикнула Екатерина, и ведьма исступленно застонала и подпрыгнула на королеве вместе с ее пальцами внутри. Екатерина кожей ощутила чужое опустошающее удовольствие. — Стефан! — еще громче закричала она, пытаясь отползти и разбудить так некстати покинувшего любовника.
— Ты делаешь это хуже для себя, Екатерина, — предупредила ведьма, дергая ее за плечо с нечеловеческой силой и возвращая на место в одно мгновение.
— Тебе нужно мое согласие, но я не даю его! Оставь нас в покое! — приказала Екатерина, отталкивая словно намертво прилипшую к ней ведьму. Блестящий лезвием кинжал лежал в ногах, почти лишая шанса дотянуться.
— Дьявольская воля, воистину, — рассмеялась ведьма, хватая королеву за волосы и подтягивая выше на подушках. — Время полной луны истекает. Я должна получить этого ребенка. Твой выбор принесет вред лишь тебе, — Екатерина не успела задуматься над услышанным — ведьма щелкнула пальцами, и на нее вновь навалилась тяжесть отравленного вина. Екатерина разом размякла, рассеянно взглянув в потолок, позволяя любовнице задрать юбку на ней выше. Тело королевы ослабло, подчиняясь колдовству, но разум словно возродился с новой силой. — Стефан, — позвала ведьма, и граф немедленно открыл глаза, уставившись мутным взглядом на разложенную на кровати королеву. Екатерине стало по-настоящему жутко. С такой магией она не сталкивалась никогда, даже не верила в ее существование.
— Стефан, не... не вздумай подчиняться ей... — едва ворочая языком, приказала королева, но Нарцисс даже не дрогнул. Теперь она окончательно поняла, что сказала ведьма. Он слаб. Его воля ничтожна. Особенно по сравнению с ее собственной. Он уже дал свое согласие.
— Возьми ее, Стефан, — точно так же приказала ведьма, отодвигая прядь светлых волос с обнаженной и испачканной кровью груди королевы. Глаза графа немедленно загорелись жадным огнем при виде распростертого и готового тела. — Ты не даешь согласие мне, но его ты любишь, и ему твоя воля давно покорна, — продолжила ведьма, подталкивая снявшего рубашку графа к Екатерине. Тот с восторгом поцеловал обездвиженную королеву в щеку, погладил по голове и взялся за бедра. — Я получу своего ребенка. Своего господина. Так или иначе.
— Я... Я не могу иметь детей... — возразила королева, когда Нарцисс потянул ее за ноги, спуская ниже и позволяя ведьме усесться у нее над головой. Не в силах пошевелиться Екатерина беспомощно посмотрела в хищное заострившееся лицо. На мгновение ей стало так страшно, что она уже готова была согласиться, но даже сейчас она не верила до конца в серьезность происходящего. Казалось невозможным завести ребенка таким диким способом, тем более она сама давно утратила способность к деторождению.
— Екатерина, — начала ведьма с отчетливым весельем в голосе, пока Нарцисс стягивал штаны и устраивался у королевы между ног. Кровь на ее теле никуда не делась, но все еще никого не смущала, — разве для него это проблема? — со снисхождением добавила ведьма, и теперь Екатерина точно знала, о ком шла речь. — Это был твой выбор.
— Нет! — закричала королева, и в следующую секунду Нарцисс ворвался в ее тело, почти упав и придавив сверху. Грубые лихорадочные толчки не должны были причинить ей боли после пережитого удовольствия, но Екатерина чувствовала, будто горит изнутри. Низ живота словно рвался на части, пока Нарцисс, так и не вернувшийся в реальность, прижимал ее ноги к своим бокам и впивался удивительно белыми зубами в набухшие соски. Екатерина старалась не смотреть в его искаженное лицо, ставшие незнакомыми глаза и думала о словах ведьмы: она дала согласие Нарциссу очень давно и очень надежно, ведь даже его многократные предательства не изменили ее чувств. Она любила его, и теперь это ее погубит.
— Быстрее, Стефан! — приказала ведьма, и он послушно задвигался с удвоенной силой, тяжело дыша королеве в ухо, практически распластавшись на ней, с трудом умещаясь между ее бедер.
— Хватит, — взмолилась Екатерина, шире разводя колени и цепляясь пальцами за покрывало. Чужая сила по-прежнему придавливала ее к постели, но она словно становилась и ее собственной силой тоже. Когда она уже поверила, что вот-вот сбросит с себя блаженно постанывающего в предвкушении наивысшего удовольствия графа, ведьма вдруг запрокинула голову Екатерины и впилась в губы жестоким кровавым поцелуем. Нарцисс дернулся на ней, больно стиснув грудь и наконец достигая наслаждения, пока что-то чужеродное и темное проникало в королеву изо рта ведьмы. Екатерина чувствовала, как нечто горячее и мощное наполняет ее и снизу, и сверху.
— Стефан, — в который раз позвала она, безвольно коснувшись щекой темного бархата, когда ведьма позволила ей отстраниться и погладила по спутавшимся светлым волосам. Все тело нещадно ломило, а внутри него отчетливо кипела жизнь, больше ей не принадлежащая.
— Екатерина? — проморгавшись, спросил Нарцисс и посмотрел на нее, будто впервые увидев и наготу, и кровь на бледной коже, и сидящую в изголовье кровати ведьму. Его глаза наконец-то стали прежними, но в них Екатерина прочла не вину, тревогу и желание защитить, отомстить, а чистый, не смешанный ни с чем другим страх. — Меня сейчас вырвет, — разглядев и осознав все окончательно, задержавшись глазами на черном, словно обугленном рте Екатерины, признался граф и, подхватив разбросанную кругом одежду, бросился к двери. Екатерина тоскливо посмотрела ему вслед — бежать за ним было бесполезно и унизительно.
— Я говорила, он слишком слаб для тебя. Но более могущественного мужчины не найти, — напомнила ведьма и нежно погладила обнаженный живот Екатерины.
— Я не... — пробормотала она, уставившись на женскую руку, казавшуюся теперь приятно теплой. Этого не может быть.
— Еще как, — разбила ее надежды ведьма, заботливо натягивая верх платья на уничтоженную новостью Екатерину. Она еще раз оглядела свое тело, в один миг избавившееся от крови. Колдовство уже не пугало, и она, собрав в кулак остатки воли, одним резким движением схватила блеснувший в покрывалах и подушках кинжал.
— Я убью тебя! У тебя нет надо мной власти! — ощущая звериную злость, закричала королева и, развернувшись, ударила ведьму острием в грудь. — Убью! — повторила Екатерина, поддаваясь засевшему глубоко внутри злу и нанося все новые удары. Она била и била, не обращая внимания на летевшие вокруг кровавые брызги — она и раньше не боялась крови, а после этой ночи та стала почти родной. Как и тьма, сжиравшая изнутри. Теперь она знала, что чувствовал Карл, убивая своих невинных жертв в лесу и замке. Этот невыносимый голод и гнев, проходившие только с чужой кровью на руках. — Почему ты не умираешь? — отчаянно воскликнула королева, заметив, что, несмотря на покрытую колотыми ранами грудь, ведьма все еще жива, свободно дышит и даже смеется.
— Я тоже его мать. Он защищает меня, — пояснила она, прижатая к постели весом Екатерины и указывая взглядом на ее живот.
Ощущение чужого присутствия, раньше звеневшего в голове, устремилось туда, и, не думая ни о чем, ведомая ужасом королева развернула кинжал к себе, чтобы вонзить ровно в пупок. Наверное, ее крик услышал бы весь замок, если бы двор не развлекался сейчас на торжественном приеме, только кричала она не от боли, а от животного страха — раны от ножа не приносили никакого ущерба. Они истекали кровью, чтобы зарасти без следа уже через несколько мгновений. То, что поселилось внутри нее, не давало ей умереть и даже покалечиться.
Плюнув в смеющееся лицо рыжей ведьмы, отбросив кинжал, она соскочила с в очередной раз за вечер окровавленной кровати и кинулась к выходу.
Отрава ведьмы заставляла двигаться заторможено и не всегда осознавать собственное местоположение. Хотелось бежать, спрятаться, исчезнуть, лишь бы все случившееся оказалось просто страшным сном. Едва разбирая дорогу, Екатерина добрела до тронного зала и прошла мимо старательно отводившего взгляд Нарцисса. Ноги сами понесли ее к сыновьям, что-то оживленно обсуждавшим с вином в руках. Наконец-то они выглядели братьями, единомышленниками, и это возвращало к мысли о том, какую цену пришлось заплатить за их воссоединение. Затем сознание снова померкло, а еще позже королева обнаружила себя что-то вещающей о басках и опасности для Франции. Даже сейчас ее разум не забывал о благе государства. Особенно учитывая дьявольское отродье в ее чреве.
— Она уже не та, что прежде, — услышала Екатерина слова Генриха, когда приступ тошноты и омерзения уже вынудил осторожно зашагать к двери. Она не та, совсем не та. Теперь это так. Она не должна была допустить рождение существа, которого и ребенком назвать не могла. Она даже не знала, как... это планировало появиться на свет.
— Я предупреждала. Я сделала бы все сама, и сегодня мы бы расстались навсегда, — многократно заколотая ею ведьма стояла у окна в коридоре совершенно невредимая. Екатерина моргнула, в последний раз пытаясь отогнать наваждение, а потом тяжело оперлась о стену.
— Что бы ты мне ни дала, это действует волнами, — сообщила королева, ощущая, как рассудок борется с почти привычным туманом. У нее уже почти ничего не болело, и, если бы не провалы в сознании, она могла бы спокойно танцевать на проклятом приеме.
— Это меньшая из твоих проблем, — ухмыльнулась рыжеволосая ведьма и посмотрела на ее живот. Екатерину снова затошнило — она не думала, что теперь когда-нибудь дотронется до своего тела.
— Ты полагаешь, я позволю появиться на свет... Антихристу? — прошипела королева, с трудом произнеся слово, которого боялся весь христианский мир уже много веков. Не верилось, что и к такому страшному событию она оказалась причастна.
— Ты не сможешь помешать ему. Ты всего лишь сосуд, — ведьма улыбнулась почти тепло. Она выглядела совсем молодой, однако в ее глазах таилась мудрость и злоба тысячелетий. Екатерина и сама видела, что едва ли способна с ней тягаться, и это ввергало ее в черное отчаяние.
— Ты сама сказала, я его мать, — позабыв про шок и слабость, она бросилась к ведьме и схватила за плечи, как всегда не раскисая и не впадая в уныние ни на минуту. Нельзя было терять время. — Что мне сделать, чтобы он не родился? — закричала королева, хватая теперь уже бывшую любовницу за рыжие волосы.
— Ты не можешь помешать его рождению, — поморщившись, ответила та, согнутая в хватке Екатерины почти пополам. Королева снова закричала и в бешенстве ударила ведьму головой о стену. Черная злоба внутри стала еще осязаемее, и она не знала, кому та принадлежала — ей или самому дьяволу. — Однако ты можешь отсрочить появление Антихриста. Еще на несколько веков. Твой сын родится обычным ребенком. Разве что жестоким. Очень жестоким, — ведьма вновь погладила живот Екатерины, и нечто внутри него словно потянулось к ее ладони.
— Какова цена? — прохрипела королева, не строя иллюзий. У всего есть цена, и у такого одолжения она должна быть поистине страшной. Если уж за спасение сыновей пришлось расплачиваться встречей с сатаной... Она так хотела убить жалкую потаскуху Николь, что совсем ослепла, позволив обвести себя вокруг пальца, как малое дитя. Конечно, оно того не стоило. Ничего не стоило. Просто ее собственный проведенный магический ритуал уже открыл дорогу высшему злу к ней.
— Кровь. Реки крови. Океаны. Столько, сколько мир еще не видел, — ведьма пальцем сняла красную каплю со своего виска и погрузила его в рот. Екатерину передернуло. — Так много, чтобы можно было утолить жажду дьявола.
— Как же мне устроить такое жертвоприношение? Собрать в замке всех юных девственниц Франции? — нервно рассмеялась она, едва собирая разбегавшиеся мысли в кучу. Она была жестока и беспринципна, но она никогда не стремилась купаться в чужой крови, не мечтала забирать жизни просто так.
— Для начала тебе понадобится всего одна. Принцесса Марго, твоя дочь, — услышав такое, королева отшатнулась, ведьма же ловко обхватила ее за талию и уткнулась носом в щеку. Екатерина отчетливо дрожала — несмотря ни на что, она не думала жертвовать детьми, тем более Марго, которую и не видела давным-давно. Это было ужасно. Она считала, нет ничего хуже, чем забеременеть ребенком дьявола, и все же худшее нашлось — отдать дьяволу собственных детей. — Ты так наивна, Екатерина, — рассмеялась ей в ухо ведьма, прижимая к себе. Королева чувствовала, как дьявольские силки опутывают ее крепче и надежнее. Так сильно, чтобы она уже никогда не освободилась от них полностью.
На следующий день королева отправилась в резиденцию Марго. У нее не осталось выбора, вернее, она приняла наиболее выгодное решение и теперь стремилась реализовать его до конца, не теряя ни секунды — вдруг дьявол решит явиться уже завтра. Ведьма уверила ее, будто ребенок родится в те же сроки, что и любое другое дитя, но Екатерина не верила ей. В любом случае ей ещё многое предстояло сделать, и она сомневалась в успехе — слишком много людей, самых злейших врагов придется свести вместе, чтобы выполнить свою часть сделки и предоставить дьяволу столько крови, сколько его устроит.
— Давно не виделись, матушка, — Марго смотрела на нее с изумлением и страхом. Она выросла, расцвела, и мгновение Екатерине хотелось броситься к ней, обнять и попросить прощение — и за прошлые грехи, и за будущие, но она не чувствовала в себе достаточно прав на такие объятия и боялась, что Марго сразу заметит изменения в ее животе. Это было глупо, и все же королева не ощущала ребенка так, как других до него. Ей казалось, раздувшееся дьявольским плодом брюхо уже видно всем.
Конечно, она ошиблась. Ошиблась даже больше, чем могла представить. Возвращаясь с Марго ко двору, Екатерина уже писала письма в Наварру и, оказавшись в замке, немедленно их отправила. Согласие Карла ее не беспокоило — ведьма сказала, с ним не возникнет проблем. Организовывая приезд гостей Бурбонов в максимально короткие сроки, она в том убедилась: ни Карл, ни Генрих не возразили ей ни разу. Они словно и правда сплотились и предпочитали не обращать на нее ни малейшего внимания, а когда Екатерина озвучивала свои дикие для любого католика идеи, их глаза становились такими же пустыми, как у Нарцисса в ту ночь. Сначала она относила это к чарам ведьмы, потом осознала: ребенок в ней легко подчинял себе любого, если таковое требовалось. Екатерина не любила его ни минуты своей жизни, но признавала — он никогда не стремился навредить ей.
Да, она ошиблась: королева тяжело переносила беременность, мучаясь тошнотой и головной болью, с каждым днем все сильнее боясь, что тайное станет очевидным. Ведьма говорила ей не беспокоиться и на такой счет, но она отбросила страх, лишь убедившись, что ее увеличивающийся живот не замечали не из-за просторных темных платьев, его просто не видели, не чувствовали. Она сидела за обеденным столом, принимала послов, гуляла в саду, мылась, даже обнимала детей — ни они, ни придворные, ни заезжие иностранцы, ни слуги не находили в ней никаких изменений.
Все это осталось в прошлом. Екатерина отмахнулась от него, словно от назойливой мухи, и встала с кровати. Ничто в прошлом не шло ни в какое сравнение с тем, что ждало мир в грядущем. Она должна было подготовиться к нему максимально возможно. Недаром почти каждую ночь ей приходили видения о крови и убийствах. Особенно когда рядом мирно спала ведьма. Екатерина не знала, она так влияла на нее или ребенок, но усиливавшимся даром стоило воспользоваться. Ведьма уверяла, этот дар всегда жил в ней и ждал лишь минуты, чтобы проснуться окончательно.
— Как ты себя чувствуешь? — она подошла к Екатерине сзади и обхватила большой круглый живот. Ведьма его видела прекрасно. Видела и любила. И как ребенка, и как господина. Екатерину мутило от выражения материнской нежности, подданнической преданности и женского подобострастия на ее лице.
— Я убила Жанну. И ни капли не раскаиваюсь, — Екатерина убила мать зятя еще до свадьбы, едва заполучив согласие на брак и не желая ни секунды больше играть в бессмысленные игры наваррской родственницы — та явно не планировала сдаваться. И Екатерина расправилась с ней так же нагло и безжалостно, как носила дьявольского ребенка под сердцем. Он заходился восторгом внутри нее, когда она посылала Жанне отравленные перчатки. Злое торжество, и свое, и младенца, было столь сильно, что она едва справилась с разлившимся в крови могуществом и жаждой увидеть страдания и предсмертные конвульсии жертвы собственными глазами. Тогда же в голове королевы зародилась мысль — она могла бы поделиться этим чувством, этой радостью с нечаянной любовницей. Только она понимала ее, только она ни в чем не винила, только она скрашивала одинокие и черные месяцы. Конечно, она их и устроила, но... Екатерина призналась себе — и до них ночи были темны и холодны, а дни тоскливы и тяжелы. Дети более не нуждались в ней, Нарцисс никогда не любил, могущество сохранялось с огромным трудом. Могущество и привело эту женщину к ней, и их странная связь крепла с неуловимой быстротой. Екатерина уже привыкла к ее присутствию и ощущала почти растерянность, когда ведьма исчезала из виду.
— Ты никогда не знала раскаяния, Екатерина. Даже тогда, в темнице, где дочери пришлось унижаться перед тобой, ты не раскаивалась. Даже когда твои сыновья, одержимые горем и гневом, чуть не поубивали друг друга, ты не раскаялась. Этим ты окончательно убедила меня в правильности моего выбора, — прошептала ведьма, гладя живот, в котором вовсю шевелился ребенок. Не ребенок, напомнила себе Екатерина и поморщилась. — Жанна лишь первая. Первая на нашем пути. Ты все сделала правильно. Видишь, как он радуется, — счастливо прошептала ведьма, водя носом за ухом Екатерины. Та прикрыла глаза, втайне смакуя прикосновение и одновременно пытаясь не обращать на него внимания. Больше никто не стремился касаться ее, и уже давно, а она пока не настолько постарела и смирилась, чтобы быть бесстрастной не только на публике. Еще и беременность, которая обычно только увеличивала жажду внимания и заботы... Иногда королеве становилось страшно не от грядущей крови, не от дьявольского отродья в животе, а от того, что предначертанные ей долгие годы она проведет в одиночестве, непонимании, борьбе с собственными детьми и бессилии. И тогда женские руки вдруг снова оказывались у нее на талии, и магия, к которой Екатерина так тянулась всю жизнь, возвращала тепло в ее измученное тело. Она старалась не думать, что вовсе не от колдовства становилось легче дышать, тяжесть в груди слабела и будущее уже не виделось таким пугающим и одиноким.
— Ты не нравилась ей. Думаю, она сразу поняла, кто ты, и сама бы с радостью отправила нам отравленные перчатки, — Екатерина вполне верила в такую возможность. Сменившая хламиды на строгие платья любовница теперь слыла при дворе личным парфюмером королевы-матери и с полным правом постоянно находилась рядом с ней. Никого не смущали такие перемены — вокруг Екатерины всегда вертелись маги, астрологи, ученые. Но Жанна... Жанна немедленно почувствовала неладное, едва увидев рыжеволосую женщину за ее спиной. — Это не понравилось мне, — неожиданно для самой себя призналась Екатерина. Несомненно, ведьма знала об убийстве, но королева предпочла рассказать о нем только сейчас. То, что неприязненные взгляды Жанны на ведьму и распускаемые ею мерзкие сплетни, по какой-то причине задевали Екатерину лично, она поняла лишь теперь.
— Зря ты пытаешься показаться холоднее, чем есть на самом деле. Наш сын свидетельствует вовсе не о холодности, — начав серьезно, ведьма снова не удержалась и тихо рассмеялась королеве в затылок. Та мотнула головой, дернулась, но не скинула теплую обнимающую за талию руку. В такие наполненные раздражением и смехом минуты Екатерине казалось, ее жизнь хоть немного похожа на обычную человеческую. — Можешь снова ударить меня ножом, если после тебе станет легче, — издевательски заметила ведьма, помня о буйном темпераменте королевы: не единожды она пыталась убить и ее, и себя. Теперь же Екатерина фыркнула и накрыла лежащую на животе руку ведьмы своей ладонью. Время истекало, страх рос. Ей не хватало поддержки. Нарцисс по-прежнему избегал встречаться с ней: в наказание за трусость ведьма позволила ему видеть последствия их связи, и графа каждый раз отчетливо скручивало дугой при взгляде на выпуклость на теле Екатерины. Он оказался слаб и труслив, и это было больно. Екатерина отвечала за общие грехи в одиночку, отчетливо осознавая, кого носила в своем чреве. Все ради Франции, ради того, чтобы ее дети не переубивали друг друга, чтобы мир не погиб с приходом Антихриста. Жертвовать меньшим ради большего, даже если меньшее — тысячи невинных людей.
— Ты знаешь, как я ему рада, Рене, — все же съязвила в ответ Екатерина, прежде чем вернуться к волнующим темам. Ей нравилось это выбранное почти собственноручно имя — у любого зла много имен, но ведьме подходило больше всех Рене, даже если при рождении ее звали совсем не так. — Свадьба прошла спокойно, — снова заговорила королева. Она не знала точно, как все должно произойти, но раз уж для этого Марго стоило выйти за Генриха Наваррского, их главного противника, значит, именно в этом браке было дело.
— Он родится той ночью, — неожиданно сказала ведьма, крепче обхватывая талию Екатерины, и она застыла в замешательстве. Королева настолько свыклась со странной, невозможной беременностью, что временами ей казалось, она никогда не закончится. Екатерина полагала, сначала прольются реки крови, а уже потом появится ребенок — нелюбимый и жестокий, но обычный человеческий младенец. Теперь же она поняла — видение о страшной ночи не показывало ей самого главного. В часы, когда обезумевшие французы начнут резать друг друга, она будет производить на свет исчадие ада.
— Не бойся, я никогда тебя не оставлю, — промурчала ей в шею Рене, когда мысли о свадьбе, наполнивших Париж протестантах и судьбе детей Валуа окончательно смешались с мыслями о родах и о том, кто их примет посреди кровавой бойни. И стоило Екатерине осознать, что ведьма и правда не собиралась покидать ее, волосы на загривке уже знакомо стали дыбом. Слишком долго она рассчитывала выполнить свою часть сделки, отдать ведьме ребенка и больше никого из них не видеть.
— И как я назову его? — подумав следом об имени ребенка, спросила королева, пусть для нее имя не имело никакого значения. Она бы не расстроилась, умри этот младенец безымянным кульком под стенами Лувра. Вопрос просто выскочил из хаоса куда более важных тревог и забот, не позволяя мрачной догадке о скорых событиях сформироваться в ее голове до конца.
— Варфоломеем, — рассмеялась ведьма громко и задорно, радостно обхватив Екатерину за плечи и нежно поцеловав в висок, и она осознала, под чьим именем войдет в историю самая кровавая ночь. Будущее наконец открылось ей полностью.
Королева поправила рукав черного платья, обхватила увитыми перстнями пальцами руку любовницы, посмотрела на медленно садящееся солнце и прислушалась к хорошо знакомому перезвону колоколов.