***
Разумовский не видел друга детства с того момента, как тот бросил универ ради армии, а после подался в наемники. Сергей перестал следить за его хаотичными перемещениями и горами трупов позади. Его больше не заботило это, или он только старательно убеждал себя? Впрочем, новая идея занимала все свободное время, увлекая, как когда-то в детстве книги. Только теперь не приходилось мечтать и довольствоваться миром напечатанных черных букв. Теперь можно было писать историю так, как хочется самому и это ощущение опьяняло. Когда уж тут думать о старом друге, который пропадает неизвестно где? Вот только разрушенные планы дают множество времени на размышления. Иначе чем еще заниматься в тюрьме в перерывах между прессовкой от охранников и сокамерников и ночными кошмарами? Кошмарами, которые слишком часто стали воплощаться в реальность, или же это все-таки была игра больного воображения? Но чумной доктор, его собственное альтер эго, получивший слишком много свободы, теперь ненасытно требовал еще больше. И как можно было не согласиться, не принять его такие заманчивые условия? Тем более, в глубине души Сергей понимал, что двойник говорит правильные вещи, пусть он и не одобрял этих методов. Но ведь для достижения цели можно было чем-то и пренебречь. Не так ли? Как же иронично получилось, что именно отказ от собственной личности привел его к встрече с Олегом. Чумной доктор плотно владел его сознанием, но в тот момент, когда Волков ворвался в кабинет, понял, что теряет контроль. Альтер эго было безусловно хитро и предусмотрительно. Хватило и секунды, чтобы понять, что Олег — этот отголосок прошлого, может стать костью в горле поперек их планов. Но пока он может пойти на руку.***
Волков учтиво отворачивается, когда друг начинает переодеваться, и продолжает разговор как ни в чем не бывало. Однако хочется плюнуть на все меры приличия и развернувшись поглощать глазами. Слишком долгая разлука сразу всполохами поднимает воспоминания, вместе со жгучей ломкой внутри. Нет, конечно, он знал, что происходит. Наемники должны быть в курсе ситуации, происходящей в стране. А новости только и делали, что пестрели Разумовским. И хотя Волков многое не одобрял, но он такой, чтобы осуждать? Сам что ли забыл, сколько крови на руках и трупов позади? Но этот шрам на чужой груди, единственное что удается разглядеть мимоходом. Олег весьма наслышан о нем. Но увидеть своими глазами что-то, что не вписывается в общую идеальность Сергея, довольно странно. Хочется так многое сказать или спросить, но ничего не приходит на ум. О том, что время поджимает он вспоминает только после смущенно-приказного тона Разумовского. Да, действительно, пора уходить. Потом, все потом. Олегу не привыкать откладывать самое важное в долгий ящик. Прямо как тогда, когда в детдоме они сбегали на пустующие стройки и носились там между блоками и этажами. Когда Волков задыхался совсем не от быстрого бега, а от учащенного стука сердца при виде мелькающих рядом рыжих волос. Вот только вседозволенность усыпляет бдительность. И в очередной попытке скрыться от друга Сергей оступается. Хорошо, что еще успевает схватиться за металлическую конструкцию, а подоспевший Олег рывком вытаскивает незадачливого парнишку и снова путается в словах. Они оба тяжело дышат, а Волков не знает, начать ругаться или высказать свои опасения. Как всегда, ситуацию спасает Разумовский. Он улыбается и прикусывает губу. Он всегда так делает, когда волнуется. — Ну, раз не умер, значит судьба! — Какая тебе судьба? Лежал бы сейчас лепешкой на асфальте внизу! — Не лежал бы. Я же знал, что ты рядом. — Да ты! Слов для ответа не находится. Можно только толкнуть друга, впечатывая в стену. Подойти ближе, собираясь все высказать, но замереть, заметив небольшую разницу в росте. Когда он пропустил тот момент, что Сергей стал выше? А тот не собирается упускать минутное преимущество. Им по пятнадцать лет, гормоны бушуют, так что ничего необычного, что они уже упоенно целуются, жадно узнавая новое, учась друг на друге и удивляясь как не пришли к этому раньше. И побеги на стройку теперь делаются вовсе не для игры в шпионов, хотя она никуда не исчезает, просто ставки меняются. И объясниться друг с другом просто не предоставляется шанса. То момент не подходящий, то времени нет. Да и зачем нужны эти глупые слова? Они давно научились обходится в своем общении без этого. Вот и сейчас Олег предпочитает не спрашивать, а молча ведет всех к выходу. Разумовский знает, что делает. Во всяком случае, он очень на это надеется.***
Сергей почти не осознает действия своего альтер эго. Вроде это он сам летит в самолете, покупает дворец и отдает распоряжения, но в тоже время находится так далеко. Ему все еще кажется, что тюремные стены давят, слышатся крики надзирателей, и холодный пол неприятно морозит ступни. Из задумчивости его выводит Олег. Мимолетно Разумовский спрашивает себя, что делает здесь друг детства в шикарном темном костюме, пьющий виски со льдом. Может это очередная бредовая игра подсознания? Но нет, он рядом, все так же сосредоточенно серьезный и так непреодолимо хочется поговорить. Издевательский голос в голове смеется: «Давай расскажи ему, как ты убивал множество невинных людей просто ради забавы, чтобы потешить свое самолюбие. Интересно, он оценит это со своей точки зрения наемника? Сколько это будет по десятибалльной шкале? А еще не забудь рассказать ему как все твои грандиозные планы рухнули из-за какого-то полицейского, который провел тебя вокруг пальца. Просто потому, что ты повелся на его выходки. Расскажи!» Почему-то говорить уже не хочется, и Сергей всю дорогу молчит. Он будто бы случайно пропускает мимо ушей обычные вопросы друга и погружается в осуществление своего плана. Но как бы не был огромен дворец в Венеции, все равно они находятся там вдвоем, и Олег приходит к нему. Не век же Волкову скитаться по пустым коридорам, удивляясь их величию.***
Разумовский вздрагивает от мелкого шороха и бросается с ножом. Олег успевает остановить оружие в паре сантиметров и уже тогда пугается выражения лица друга. Злоба и решительность резко покидают его, когда Сергей осознает свою ошибку и замирает. Волков мнется, осознавая, что все еще сжимает чужое запястье. Такое тонкое, что свободно помещается в руку. Надо что-то срочно сказать, чтобы разрядить эту тишину. Взгляд падает на еду. Но тут же Олег понимает, что это было неверное решение. Разумовский вновь запирается в свою раковину. Смотрит равнодушно, словно это и не его друг. Хочется сгрести в объятья как прежде, защекотать до заливистого смеха, а потом долго лежать рядом, не разжимая рук. И так уютно становится на душе от этих мыслей, что Волков все же принимает попытку. Отговорить от этой бессмысленной затеи мести. Конечно это с самого начала была глупость. Но Разумовский уже скрылся из России. Почему бы не жить тут? Спокойно. Ха. Это слово вообще ничуть не про него. Сергей просто не знает, что нужно делать для нормальной жизни. Чем вообще занимаются люди, не строя глобальных планов, не завоевывая и не покоряя? На что они тратят свое существование? Их жизнь лишена смысла или все-таки они утешаются мелкими заботами и вполне счастливы в своем узком мирке? Олег выслушивает эту гневную тираду и все еще остается слишком спокойным. Их лица слишком близко друг к другу, но Волков тщетно пытается разглядеть отблеск того огонька, что оживлял прекрасные голубые глаза Разумовского. Сейчас они смотрят почти безумно, словно Сергей убеждает сам себя с каждым словом в правильности своей цели. И верит этому все больше.***
Разумовскому плевать. Плевать, что погибают люди только потому что он хочет привлечь внимание этого недоумка полицейского, плевать на новости, наперебой сообщающие о терактах, плевать, что он больше не ощущает себя. С каждым днем, каждой минутой, чумной доктор поглощает его все больше. Кошмары преследуют не только во сне, но и наяву. Даже таблетки уже не спасают. И Сергей все чаще замечает в глазах своего друга детства неприкрытое беспокойство. Но как можно рассказать? Как объяснить, что его мучает собственное альтер эго? Олег не поймет и только покрутит пальцем у виска. Нет уж. Лучше бить зеркала, рисовать и питаться почти одними лекарствами. Да, кстати, меньше спать тоже хороший выход. Но Волков почти силком укладывает его в постель, когда Сергей, шатаясь, идет по коридору верхнего этажа. Сопротивление вялое и почти не ощущается. Олег легко улыбается и садится рядом в мягкое кресло, проводя ладонью по рыжим волосам. — Олег. — Да? — Я совсем не хочу спать, я… — Хорошо, тогда просто полежи и передохни. Все приказания отданы. Не беспокойся. Все идет по плану. Вот только зачем ты это делаешь? — Я же говорил тебе, — хмурится и вновь напрягается, готовясь спорить. — Я помню. Ты скажи, зачем это тебе? — Мне? — Все равно, отомстив ему, ты не исправишь произошедшего. Только увеличишь за собой гору трупов. Оно тебе надо? Сереж, я просто хочу, чтоб ты понял. — Я не хочу об этом разговаривать, — надувается как в детстве и отворачивается на другой бок.***
Олег сидит пару минут, осмысливая ситуацию, но после слышит размеренное дыхание друга. Заснул. Ну и слава богу, ему необходим отдых. А он может и подождать. Все равно находиться тут и слушать размеренное дыхание Разумовского это лучшее, что можно представить. Он такой красивый, когда спит. Да, что за самообман? Он всегда безумно красив. Он. Сергей. А он ли это? В последнее время Олег все чаще в этом сомневается. Конечно, никто не исключал тот фактор, что за прошедшие года друг сильно изменился. Но не настолько же. Временами это был совершенно другой человек. Незнакомец, от которого веяло опасностью. Как будто он иногда выползал наружу, забирая себе настоящего Разумовского. Беда в том, что выползать он стал все чаще. И это беспокоило Волкова. Но еще сильнее его беспокоили кошмары Сергея. Они мучили его с самого детства, и Олег понятия не имел как с ними бороться. Тогда можно было просто забраться к другу в кровать крепко обнять и пообещать, что все будет хорошо. Сейчас Разумовский снова просыпается от собственного крика, и Олег сдерживает себя, чтобы не рвануться вперед, утешая. Сейчас это кажется уже лишним. Но он выглядит таким потерянным и испуганным, как будто увидел что-то за гранью своего понимания. Олег обращает на себя внимание обычной фразой и видит, как быстро меняется выражение лица друга, будто никто не должен знать о его слабости. Он ощетинивается, прячется за грубостью и срывается с места. Это нельзя так оставлять. — Сереж, что происходит? Людям не нужна помощь, если они справляются. А ты… — Ты хочешь сказать у меня не получается? — он сразу взрывается. Это не к добру. — Я не говорил такого. Но… — Хватит. Лучше пригласи наших гостей. Пора начинать. Раз уж поспать мне все равно не удалось, хоть делом займусь.***
Когда затянувшийся урок шахмат заканчивается, Разумовский устало потирает виски. Он поднимается с кресла и собирается уходить, но чувствует холодное дуло пистолета между лопаток. Осторожно поворачивая голову, он видит Олега и облегченно улыбается. — Что это еще за шутки, Олег? — Мы поговорим. Хочешь ты этого или нет. Я не собираюсь смотреть, как ты подыхаешь от собственных загонов. — А смотреть как я подыхаю на полу от твоих пуль тебе больше нравится? — он разворачивается и подается вперед, так что пистолет упирается прямо в грудь. — Что ты… — Ты ведь не сможешь застрелить меня. Мы оба это знаем. Тогда зачем этот цирк? — Это ты так думаешь, — слышится щелчок предохранителя. Разумовский машинально вздрагивает. — Как же меня все это достало! Ты достал, это бестолковое сердце, которое колотится, как у испуганного зайца! — Волков непонимающе щурится, — ты никогда не замечал, что рядом с тобой Разумовский меняется? Становится мягче, приторнее что ли. А уж от этих воспоминаний о детстве меня блевать тянет. А знал бы ты, какие у него на счет тебя мысли в голове! Вот уж чего бы никогда не подумал. Впрочем, это лирика. Я к чему? Ты мешаешь. Весь успех нашей операции, к которой мы так долго шли, находится под угрозой из-за твоего присутствия. Будь так добр, свали из поля зрения. Вот билет в Питер. Рейс через час. Тебя там кто-то ищет. Будь хоть где-то полезен, замети следы. — Будет сделано. Пистолет опускается за ненужностью. Олег спешит покинуть эту комнату, чтобы больше не смотреть в чужие желтые глаза и не слышать надменного голоса из горла друга. Лучше и правда улететь на время, чтобы потом списать все на помешательство и продолжить исполнять приказы. Просто и четко. Не думая. Лучше об этом и вовсе не вспоминать.***
Сергей не осознает себя, просыпается на пару секунд, улавливая красную дымку ненависти и проваливается обратно. Он никак не влияет на происходящие события. Он видит, как умирают люди, но ничего не может сделать, да ему в принципе и все равно. Даже немного весело наблюдать за страданиями Игоря во время их знаменательной игры. До определенного момента. Когда с поля исчезает черный слон, с глаз будто спадает пелена. Предательский ошейник мигает красным и гаснет. Сергей хочет выдохнуть облегченно, он вспомнил, что намеренно подпортил механизм, когда надевал его на Олега трясущимися руками. И на этом можно было бы остановится. Выживших второй раз не казнят вроде. Облегченный вздох застревает в горле. Но Чумной доктор так не думает. Его дико раздражает, что даже теперь этот вечно путающийся под ногами парень не умрет. Надо бы ему помочь. Лицемерное: «Прости, Олег», — заглушает внутренний крик. Пять выстрелов. Зачем так много? Он мог бы выжить, если знать куда стрелять. Но в том-то и дело, что альтер эго знало. Партия проиграна. Цель выполнена. Гром опустошен потерей своих близких. Будто галочкой отмечаешь дела в ежедневнике. Кажется, к горлу уже приставлен огромный осколок стекла. Угрозы слышатся, как сквозь толщу воды. Становится безумно весело и настолько же все равно. Убьет? Ха! Так будет даже лучше. Потому что дальше нет планов. Скорее это будет самое логичное завершение игры. Вот только галочки ставятся дальше. И полиция прибывает вовремя. Эх. Сейчас бы в Россию, где его труп обнаружили только на следующий день. Какая-то вселенская несправедливость. Так думают все, кто второй раз оказался в тюрьме. А дальше Разумовский уже ни о чем не думает. Он словно погружается все глубже в черноту небытия, слышится шорох вороньих крыльев, крики умирающих людей, чьи-то разговоры, выстрелы. Или все это только кажется? Приходит в себя Сергей только в какой-то камере. Он закатывает глаза, замечая, что сам уже сбился какая это по счету тюрьма. Постойте-ка, это же ирония! Он вновь чувствует себя прежним, хотя уже и почти забыл каково это. Нет не так, он чувствует себя нормальным, без присутствия второго голоса в голове. И это можно было бы считать хорошей новостью, если бы не открывшаяся дверь. Пара секунд, которые переворачивают все с ног на голову, один взгляд, несколько слов и волна ненависти к себе вместе с сожалениями. Резко становится неважно как, теперь в голове стучит вопрос что делать? Как вымолить прощение за то, что не прощают? Давние слова кажутся самой настоящей насмешкой. «Раз не умер, значит судьба!» Если так, то такой судьбы ему не надо.