Чудес не бывает

Завтра будет уже ровно два месяца с тех пор, как на оплату квартиры не осталось денег. Отключат электричество, а потом можно будет просто повеситься на бесполезной люстре. Как раз на две лампочки, чтобы вдвоём висеть. Романтика, как ни крути. Уже недели полторы это кажется единственным выходом, только если вдруг не случится чудо, а чудес — оба верят — в этой жизни больше нет. Тима оперировали всего лишь в прошлом месяце, но анализы до сих пор слишком плохие, а на нелегальной работе Хенрика просто кинули, не выплатив ничего. Завтра будет уже целых два месяца с тех пор, как они питаются в больницах либо у знакомых. И это не может длиться вечно. Тим по ночам плачет, совершенно беззвучно, но оттого ещё больнее. Он ведь просил оставить деньги на жизнь, а хирургу можно было бы и позже заплатить. Да и, в крайнем случае, он бы умер спустя полгода, но не в такой до онемения кончиков пальцев холодной квартире, сбросив килограммов десять, не меньше. С тех самых пор, как он узнал свой диагноз, не столько пугал сам факт того, что вскоре наверняка придётся умирать, как смерть в такой нищете или вообще на улице. С того самого похода в больницу для них всё равно всё было кончено, пусть Хенрик и пытался склеивать по кусочкам так резко разбитое будущее. Каждый новый день был больнее предыдущего, и руки невольно опускались. Тим давно сдался, продолжая только упрямо дышать. В большем он не видел смысла. Тим говорит, что ждать рассвета тоже бессмысленно. Всё, что ждёт их утром — звонки по поводу долгов, боль, холод. Хенрик пойдёт на очередное собеседование, может, ночью даже соберётся разгружать какие-то вагоны, но прежде, чем он огромными усилиями соберёт нужную сумму, они оба уже превратятся в два высохших скелета. Может, их даже загрызёт крыса, которая вчера пряталась в подъезде. Тим уже отыскал верёвку, потому что топиться в канале слишком рискованно. Тиму ни во что не хочется верить. Хенрик не внушает доверия своим бледно-небритым видом, его давно не искрящиеся голубые глаза кажутся слишком большими на болезненно-худом лице, а острые скулы притягивают нежелательное внимание ко впалым щекам. Мало кому хотелось бы принимать такого едва живого призрака на работу. Парадоксы всегда заключаются лишь в том, что именно этим призракам работа нужна больше всего, чтобы хоть немного напоминать человека. Хенрик уже отчаялся. Со своим дипломом или без него, он всё равно никому не нужен. Результаты очередных анализов будут только через три дня, а Хенрик безумно, хоть и не безосновательно боится, что к тому времени состояние может значительно ухудшиться. В то, что всё вдруг станет хорошо, не верит никто, даже врачи. Тим уверенно отклоняет очередное предложение лечь в стационарное отделение хотя бы на недельку, зная, что за это позже, скорее всего, тоже потребуют оплату. А ещё он будет скучать и — если всё станет совсем уж плохо — не сможет повеситься. Умирать от дикой боли без возможности вколоть морфий или с постепенным отказом разных органов нет ни малейшего желания. И ему не надо, чтобы на могиле ставили крест — всё равно он был недостаточно верующим. Хенрик по уши в долгах и непогашенных кредитах с бешеными процентами, но каким-то немыслимым образом всегда находит почти целую сотню крон, чтобы уговорить лаборанта сделать всё побыстрее. Два дня. Слишком мало занял. Хенрику до самой глубины понемногу замерзающей в неотапливаемой квартире души обидно от того, как же был прав Тим, говоря, что в этом мире всё упирается в деньги. Когда-то он воспринимал это как угрюмый цинизм. В семь часов вечера уже темно, а у них даже нет свечей. И электричества, конечно, тоже. В скупом свете почти разрядившихся телефонов пьют холодную проточную воду и молча лежат, потому что говорить нет ни сил, ни смысла. Одним только прикосновением каждый напоминает другому: «Я всё ещё люблю тебя, ты же знаешь». Рёбра непозволительно острые для крепких объятий, и Тим рад этому — меньше шансов услышать, как он плачет, закусив синюшную губу. Он до сих пор винит себя во всём. Если бы только можно было вернуть время назад и сделать всё по-другому, быть может, даже не заболев!.. Вот только чудес не бывает, это известно им чуть дольше двух месяцев. Две аккуратные петли уже болтаются на люстре, только ещё рано. Хотя бы два злосчастных дня, чтобы в очередной раз убедить самого себя — всё кончено. Хенрик боится, хотя и понимает, что другого выхода, в общем-то, нет. Даже он потерял надежду. Два человека, которые действительно могли бы им помочь, отвернулись довольно давно, каждый даже напророчил своему брату, что тот ещё пожалеет из-за своего глупого выбора. Они не верили в чудеса уже тогда, но были слишком сильно влюблены. А теперь… До следующего рассвета, говорит Тим, ждать даже не стоит.