Запах лаванды

Есть вещи, которые волей-неволей, а забыть не можешь. У каждого есть. И лучше бы забыть, да не можешь. Что-то держит это в твоем сердце, не пускает. Вот и у Арвен было. И очень мало кто об этом помнил. Кроме самой Арвен. Она бережно и нежно хранила в сердце… запах лаванды. Вроде ничего такого, а как менялось все вокруг, когда только легко вплетался этот аромат в воздух… Привычно и очень просто сиделось в тот вечер на веранде. Только Арвен было странно. Она сидела в кресле, смотрела то на звезды, то на клетчатый плед, который укрывал ее ноги и думала. Пыталась понять, что же изменилось. Она немало времени потратила, чтобы понять, что у нее на душе, поняла, что это чувство того, что что-то изменилось, но легче ей не стало. Теперь нужно было понять, что же изменилось? И этот вопрос не давал ей покоя. Все было так же. Те же кресла, тот же столик, даже заварник на нем тот же. Те же звезды на небе, и те же цветущие кусты. Все то же самое, никто ничего не менял. Даже братья, и те все так же сидят рядом. Только что-то все же изменилось. То ли старый плед ее ноги уже целиком не укрывает, то ли братья в разные кресла сели, на одном больше не помещаются. Перемена вроде как в этом, но не только. Никак не может уловить Арвен главного, все ходит по краю, а саму суть не видит. Вдруг, как колючка, промелькивает мысль, когда она тянется за кружкой и видит собственную руку. Ведь раньше (Что это за слово такое, «раньше»? Его не было никогда!) чтобы поднять ее, ей нужно было протянуть обе руки и обхватить эту самую кружку с двух сторон, а теперь она удерживает ее двумя пальцами! И какая рука стала… женская. А ведь была детская… Что за морок? Эти странные мысли пробегают и исчезают с легким дуновением ветерка, оставив за собой чувство незавершенности, непонятности. Арвен хмурится, но чашку забирает к себе, отхлебывает горячего напитка. И снова приходит какая-то странная мысль о том, что раньше она боялась обжечь язык и на чай дула, а теперь пьет его так, горячим без малейшего страха. Снова что-то незначительное, пропадающее с шелестом листвы, но приносящее странное беспокойство. -Арве, а тебе не кажется, что кусты, вот эти, - Элладан указывает на куст роз, который почти диким цветет здесь уже много лет, - были больше? -Кажется, - эхом откликается эльфийка, - странно, правда? Их, вроде бы, не стригли… -Странный вечер… - говорит Элрохир, и Арвен понимает, что не одна она чувствует это странное. Она поворачивает голову и видит два идеально схожих профиля. И у неё в голове случайно, резко отдается: «Это же не мои братья. Это два каких-то до рези мне знакомых, но взрослых эльфа». И тут же, опустив взгляд в кружку чая, чтобы не думать такого, она видит собственное отражение. Серьезные, миндалевидные глаза, тонкий нос и аристократично вздернутые губы. Мягкий овал лица. Взрослого, женского лица какой-то незнакомой эльфийки. Руки у ней и без того тряслись, а от этого случайного взгляда кружка почти выпала из рук и несколько капель пролились на многострадальный плед. -Эл…- произносит она, и голос у нее прерывается, - ты тоже это чувствуешь, да? – Она поднимается, не в силах неподвижно сидеть, когда происходит нечто невообразимое. Опирается спиной на перила, опускает веки, лишь бы не видеть. -Ужасно, не правда ли? – Элрохир сидит, сложив руки под подбородком, соединив только кончики пальцев, точно так, как это делает Элронд. – Мне вот, например, неуютно от этого чувства того, что что-то не так, как раньше. -А кому-то когда-то было от него уютно? – Элладан, как более вспыльчивый, поднимается и тоже встает, но руки его сложены точь-в-точь как у брата. –Мне кажется, нет. -А так должно быть? – Спрашивает Арвен, будто не видит что старшим это в такую же новинку, как и ей. -Нам-то почем знать? – Хором отвечают близнецы, но тон их несколько грубоват вовсе не со зла, просто… им тоже страшновато. Элрохир тоже встает, они с братом, не сговариваясь, тоже подходят к перилам, но облокачиваются на них лицом в сад. Все так странно спокойно вокруг. На мерный свет лампы слетелись какие-то ночные букашки, вроде мотыльков и теперь кружатся вокруг нее, как вокруг счастья, в саду поет пара каких-то поздних пташек, а поверх них ложится трель соловья. Где-то вдалеке, в этом же самом саду-парке смеются и напевают прогуливающиеся эльдар. От оставленных кружек чая поднимается теплый пар, оставленные кресла выглядят странно обжитыми и привычными. А рядом трое прощаются со своим детством и не могут этого принять. Дева закрывает лицо руками и тяжело вздыхает. -Как это… тяжело. – Шепчет она. -Увы.- Отвечает Элрохир и тоже закрывает лицо руками. Наверное, в этом жесте отражается последняя попытка как-то спрятаться от этих новых самих себя, от взросления. Или спрятать в себе детство и никуда его не пускать. Только Элладан упрямо смотрит вперед, будто желая увидеть, разглядеть эту самую взрослость, виновницу всех его нынешних проблем. И не видит ничего. Совсем. Напротив, видит то, что было всегда, а всегда было его детство. Значит, теперь эта тропинка, среди плит которой пробивается трава, фонтанчик, к которому она ведет, это все - его детство. А он не в детстве. -Элрохир, седлай коней, Арвен, помогай кому хочешь. Мы едем на озеро. Сейчас. – И убежал, как брат и сестра верно догадались, собирать вещи. Ундомиэль устало улыбнулась, открыла глаза и побежала за старшим из близнецов. Почему-то, когда она поднималась по лестнице, в голове ее всплыл кусочек детства, которое до рези в сердце больно было отпускать. «-Эй, Арвен! Ну, Арвен! Иди сюда или мы так не играем!- сложил руки на груди уставший охотиться на сестру Элладан. Сам еще совсем мальчишка, со вздернутым носом и разодранными локтями, поиграли с братом в Глорфинделя и барлога… Из-за угла мелькнули темные волосы и раздалось звонкое: -Играете. -Ооо, Эру, - провел ладонью по лицу Элрохир. Напущено серьезный, но с локтями разодранными не хуже чем у брата, если не лучше, - будешь так дальше себя вести - скажу дяде Глорфу чтобы клубники тебе не давал! – Злорадно выкинул одно из самых страшных проклятий. Тут же из-за занавески высунулся маленький носик: -Как это, не давал? -А так, будешь сидеть без своей любимой клубники, пока мы поедем верхом на озеро. -На озеро? – От такой несправедливости будущая Ундомиэль аж высунулась из укрытия на половину. А Элрохир с хитрой ухмылочкой продолжал: -Да, на озеро. Сначала искупаемся как следует, наловим рыбы, подстрелим пару уток… все это распотрошим складным ножом и запечем на вертеле над костром… а потом спать завалимся, прямо на траве… Ммм…- с каждым словом брата глаза Арвен становились все больше, так как грамотный в этом деле Элрохир нарочно заострял на том, что она больше всего любила. А пока его близнец вешал лапшу на уши сестре, Элладан осторожно подкрался к ней сзади и на Элрохировское «Ммм», девочка оказывается ловко подхваченной. Маленькая эльфийка пищит, но уже поздно, старший брат перекинул ее через плечо и отпускать явно не намерен, не надо ему еще часа гонок по дому. Когда Арвен, уже смирившаяся с тем, что ее удел – спать, даже не пытается вырваться из плена одеяла, а братья относительно спокойно сидят с двух сторон от нее, приходит время сказки. А значит и время помучиться близнецам. Каждый раз приходится выдумывать что-то новое, повторов сестра не терпит. Элрохир уже открывает рот чтобы начать самую типичную сказку самым типичным образом, как его обгоняет брат: -А давай расскажем ей правдивую историю? Про наших предков и предшественников? – Конечно же, неспроста эта фраза была сказана именно так, заговорческим шепотом и со сверкающими глазами. Да, близнецы еще сами буквально поклоняются сказаниям былых времен, но и хорошее чувство не грех и приукрасить. -А не рано ли ей? – Подхватывает в тон брату Элрохир. -Не рано!- Арвен аж подпрыгнула от такого поворота событий. – Я уже взрослая! -Ну раз взрослая, то слушай… - и тихо, восхищенно, незаметно сменяя друг друга близнецы рассказывают ей о пробуждении на Кувиэнен. Тут девчушка не заметно для себя понимает, откуда в ней эта извечная тяга к воде и звездам. А рассказ братьев между тем идет о перворожденных, о прекрасных звездах великой Варды, о том, как эльфы не знали ничего, были наивны и счастливы. О том, как строил свои коварные козни темный Моргот, о том, как размышляли на совете Валар, пытаясь исполнить замысел Эру….. В речи близнецов невольно путаются слова и целые фразы из речей отца, который так же рассказывал им эту извечную историю, и порою незаметно говорил речами и голосом Маглора, который для него, для Элронда, много лет назад явился воплощением этого предания давности… Арвен засыпает, а под ее трепещущими веками теперь надолго поселятся картины древних приключений, которые увели за собой немало юных душ. Одновременно зевнув, близнецы тоже засыпают, даже не доходя до собственных кроватей, слишком уж хорошо сочетаются между собой игры в героев днем и завораживающая сказка на ночь. С немалым удивлением обнаруживает всех троих спящими Глорфиндель, которого попросили последить за этой троицей в Элрондово отсутствие. Он-то думал, что придется самому вспоминать молодость и гоняться за детьми, а тут такое… суровый лорд дома Золотого Цветка даже расстроился немного…» -Эй, Арве, ты чего это замерла аки статуя? Едем, что стоять-то? – И как в детстве, с усмешкой, Элладан легко закидывает сестру на плечо и с ней, не глядя на то, что она со звонким смехом колотит его по спине кулаками, спускается к Элрохиру, который уже ждет их, с тремя запряженными лошадьми отборной, вороной масти. -Держи, брат, поклажу. Поклажа тяжелая, но ценная. Положи на лошадь, только аккуратно. – С наигранно серьезным лицом он перекладывает Арвен, все еще брыкающуюся, на плечо близнеца, а тот в свою очередь серьезно и аккуратно, но как куль с картошкой сажает ее в седло. -Ну, спасибо. – Арвен поднимает глаза к небу и драматично сводит бровки, как это делают некоторые глуповатые кривляки и якобы обиженно поправляет волосы. - Вы мне, - тут она делает паузу, как плохая и явно переигравшая актриса, - всю прическу испортили. – И переиграно тряхнув головой, отворачивается. -О, брат, ты что это притащил? Поклажа-то у тебя болтливая! – C наигранным удивлением говорит Элрохир. – Ладно если бы просто болтливая, так она у тебя ведь гламурочка! – И тут все дружным хором смеются, пуская лошадей галопом. Сначала по дороге, поднимая пыль, а потом по лугу, по низкой траве, несутся три всадника, двое как две капли похожих юноши и схожая с ними, но немного другая девушка. Везде, где они проезжают над полем, над дорогой звенит звонкий, но странный чем-то смех. Наконец, они проезжают заветный поворот, и перед ними открывает свои объятия цветущая долина, в центре которой лежит Безымянное озеро. Не доходя до самого озера, все трое спешиваются, так условлено. -Ну, - Элрохир, слетая с коня, скинул плащ, а с ним и верхнюю тунику, - прощай этот жестокий мир!- С пафосным надрывом произносит он и шагает с берега в озеро. И шагает, судя по всему, не удачно. – Ааа, барлог ее дери, это же лягуушка! – Раздается спустя секунду и, под заливистый смех Элладана и Арвен, над водой появляется мокрое и не довольное лицо Элрохира, а рядом не менее не довольное лицо потревоженной лягушки. -Ну, - смеется Арвен, - как водичка, братец? -Все хорошо, но лягуушка. – С отвращением тянет брат. – Но водичка ничего, нырять можно. -Но там же лягушка? – Со смехом передразнивает с берега старший близнец. -Поверь мне, тебя испугается даже она. – Сначала никто не придает значения гаденькой улыбочке Элрохира, но через секунду со звонким плюхом, кучей брызг и не менее обильным всплеском ругательств в воду падает Элладан, искусно утянутый за ногу, а девушка, с характерным визгом, отпрыгивает. -Хорошо, а с твоей стороны как водичка? – Спрашивает Ундомиэль у второго брата. -Тьфу. – Коротко и информативно сообщают в ответ, отплевываясь от этой самой водички. -Учту. – Едва сдерживая смех, отвечает она. – Приятного купания, а я пошла точить ножи по ваши души. – И отойдя, Арвен действительно направляется точить ножи, которые по определению тупые. В воду ей лезть почему-то нет охоты, гораздо лучше присесть на траве, среди душисто цветущего клевера, от нечего делать поточить ножи и, возможно, даже спеть. Расположившись, как и хотелось, среди клевера, подоткнув под спину сумки и разложив перед собой ножи, эльдалиэ на секунду задумывается над тем, что бы такое спеть. Приходит в голову «О Элберет Гилтониэль», но нет никакого настроения, чтобы петь эту молитву, которая молитвой в голове уже много лет не откладывается. И случайно, в воспаленный ум приходит легендарная «Ле о Лайтиан», баллада о Берене и Лютиэн. Она уже начинает петь, ее бархатистый, сильный, но высокий голос возносится к небесам, но вдруг обрывается. Ей ударяет в голову то, что Лютиэн-то была Тинувиэль. А она… Ундомиэль. Утренняя звезда и закатная. Но… ведь они так похожи, она, Арвен, так чудно, трепетно и всерьез понимает Лютиэн. Чувствует каждый ее шаг собственной душой и готова повторить. Повторить, точь-в-точь, каждую секунду и каждый вздох. И уже не кажется что это какая-то сказочная, далекая выдумка. Это судьба, это ее судьба. И этот странный, непереносимый порыв заставляет ее неосознанно подняться, идти вперед и судорожно вдыхать звезды. Почему закатная? Почему это на ней должно было закатиться то, что рассвело на Лютиэн? Негодование клокочет у нее в груди, с протестом она смотрит, кажется, даже на звезды. Каждое ее нынешнее движение это открытый вызов. Почему это я закат? Я не хочу! А тайно внутри трепещет страх за то, что она угаснет точно также как когда-то Лютиэн, надолго, навсегда. Не свойственны Арвен эти странные мечты далекой, второй музыке, нет. Она здесь и сейчас. И здесь и сейчас ей почему-то страшно, с ужасом она смотрит вперед и то, что раньше было просто ярким нежеланием быть закатной звездой, увяданием, вдруг превращается в страстное нежелание умирать. Не ясно, откуда в ней это, не понятно, но она чувствует, как под ее кожей яростно бьется та жилка, что досталась ей в наследство от ее смертных предков и, может быть, в этой жилке-то всегда и было наследие Лютиэн. В этой жилке, по которой бежала неизбежность, нежелание и отчаянная воля для вечной борьбы. Сама Арвен не заметила, как за этими мыслями поднялась на какой-то холм, весь сплошь поросший лавандой. И лишь когда ног ее касаются простенькие цветы, она опускает голову. -Ну, нет! Нельзя же вот так, все сразу?!- Отчаянье звучит в этой случайно и мучительно вырвавшейся фразе. Без сил опускается измученная внутренней борьбой эльфийка в объятия трав, и так же бессильно катятся из ее глаз прозрачные слезы. – Мама, мама, мамочка…- тихо звучит ее голос. Не тот сильный и звенящий, которым говорит Арвен со всеми, а другой тихий и надломленный, голос дочери, которая потеряла мать. – Мамочка… я все детство бегала на этот луг и искала тебя здесь… мне тогда было невдомёк, мамочка, что тебя нет…- глухим рыданием рвется из груди эта проповедь, и на ее место приходит запах лаванды, как бальзам, который накладывают на рану, - мама, ты в детстве говорила мне сказку… про то, как одна девушка убежала из дому, ушла жить в лаванде, в горах и стала крохотной феей, покровительницей лаванды. А когда ты ушла и не вернулась, я долго не могла понять, почему это ты не приходишь поцеловать меня на ночь, и когда я про тебя спрашиваю - все вздыхают. Я тогда и решила, что ты тоже ушла в лаванду и там живешь… я искала тебя и к своему удивлению не нашла… мамочка, я тогда не понимала… - Арвен тихо всхлипывала, больше не было сил даже рыдать. – Мама, объясни мне, почему я не могу отделаться от мысли, что я взрослая и что я непременно… умру?- Никогда она бы не сказала этого никому так, как сказала сейчас. – Мама, я ведь так похожа на Лютиэн… это точно, я знаю. Но почему же мне кажется, что ее судьба – вовсе не ее, а моя, что это я каждый раз бегу из Дориата, я выбираю удел смертной? Мама, это я, я! Я это чувствую! Почему так?! – И еще раз, раз за разом ее голова без сил падает на подушку из трав. -Потому что, доченька, однажды ты встанешь перед этим выбором, и я почти не сомневаюсь, что знаю, что ты выберешь. – Этот голос. Девушка уверенна, что слышала его, но слишком давно. Но как же от него тепло и мягко становится… -Мама?- Она поднимает голову. Рядом с ней сидит дева, стройная и красивая, волосы ее развивает ветер, легкое платье едва прикрывает ноги до колен, а от больших, красивых глаз так и веет теплом. Она кивает головой и протягивает руки. Арвен послушно тянется ей навстречу, и уже через секунду голова ее покоится на коленях матери, а в волосах как прохладный ветерок вплетены материнские тонкие пальцы. И сколько покоя, счастья в этом состоянии. Как просто, оказывается, вновь обрести равновесие душой и телом.- Как мало, на самом деле, нужно для счастья… просто руки матери и запах лаванды. Мама, а ты, правда, теперь лавандная фея? -Я? Нет, что ты…- смеется Келебриан, оглаживая такой незнакомый контур лица, такой незнакомой дочери. -А что тогда? Просто живешь в лаванде? – Ундомиэль блаженно улыбается. -Тоже нет, доченька. Я здесь ненадолго, нужно же мне было с тобой поговорить…- Келебриан тихо вздыхает, но дочь ее все же слышит: -Значит, ты теперь исчезнешь снова, да? – И тоже вздыхает, точь-в-точь как мать, как взрослая. -Да… -А Элы, мам? – Тут глаза у Арвен становятся серьезные и печальные. – Они ведь не поймут. Мам, они ведь тоже в тебе нуждаются. Они не поймут. – Говорит она, и опускает уже не искрящиеся глаза. – Я так не могу. -А я по-другому не могу. Поверь мне, я бы с радостью жила бы и дальше с вами, никуда бы не исчезала. Но на то не моя воля, я здесь лишь по доброте владыки Намо. И я теряюсь, мне не просто быть всего лишь душой там, где я провела самую счастливую часть своей жизни… - ком застревает у ней в горле, она хочет продолжить, но Арвен не позволяет: -Нет, мама, молчи. Тут слова бессильны и не нужны, я прекрасно поняла и так. – И у Келебриан перехватывает дух от этих слов и того, как они сказаны. Их произнесла Арвен, ее Арвен, но такая взрослая, что и словами не передать. «Вот и все» - мелькнуло у нее в голове, а потом она забылась. Как и дочь на ее коленях. -Эй, Арве, Звездочка, ты чего? -Ты спишь, Арве? – Это близнецы. И под их голоса Ундомиэль поднимает голову. Все та же ночь, те же звезды, та же лаванда под головой и прическа на голове все та же, заплетенная матерью. Но какая другая Арвен… -Чего это тебе вздумалось спать посреди ночи? -Да, действительно, чего же это? Кто же ночью спит? – Отвечает шуткой на испуг Арвен, поднимается. Ей до боли хочется забыть это все. И Лютиэн, и маму, и взрослость. Но оно не хочет забыться. Оно въелось в платье с запахом лаванды, с тем же запахом застряло в легких и в волосах. – Много я проспала? Много времени потратила даром? -Да нет, не очень… - отвечает Элладан задорно, но на лице его все еще виден недавний страх за сестру, - в самый раз, чтобы сейчас пойти, все-таки окунуться и подстрелить пару уток… -Да, и наловить рыбы, - вторит ему Элрохир, пихая брата под бок локтем, - все по плану из детства, строго и не рушимо. -Ура легендарному плану! – Восклицает Арвен и, проверив сначала что для нее остался плед, ныряет рыбкой в озеро, до которого они незаметно дошли. –А вы меня обманули, - сообщает она, отплевываясь, - вода ледяная! – И снова вместо ответа – взрыв хохота.