Время листает Страницы военной хроники. Низкое небо в огне.
После стольких ворн войны весь Кибертрон напоминал ужасающую помесь пустыря и кладбища. Бесконечные развалины и корпуса, корпуса, корпуса! Где-то даже не целые, а просто отдельные части, их уже даже не забирали, а оставляли лежать и покрываться пеплом и шлаком. Над недавним полем боя ещё висел удушливый запах жженых проводов и энергона. Отряд автоботов поспешно сворачивался и уезжал, не желая еще раз за цикл встретиться с десептиконами. Медики забирали раненых и грузили их в транспортников для перевозки на базу. Один из медиков как раз заметил валявшегося в воронке отключившегося бота и уже спешил к нему. Стоило только мед-боту чуть встряхнуть раненого за плечи, он тут же активировал оптику и хоть и с усилием, но всё же улыбаясь, произнес: — Рад тебя видеть, док, — и тут же отключился вновь. Обычно вечно раздраженный медик сейчас был мягко говоря взволнован, а потому на высказывание даже не фыркнул, лишь подхватил оффлайнового бота на манипуляторы и направился к товарищам.***
— Дрифт, пожалуйста, не делай этого, я тебя прошу, — шептал медик, позабыв о всяком раздражении, ведь жизнь его партнера вновь висела на волоске с этим новым заданием — шарк бы побрал этого глючного Проула! — Всё будет хорошо, моя Искра, — успокаивающе прошелестел мечник и осторожно взял в ладони лицевую бота, невесомо касаясь губами тусклой оптики. — Умоляю… — тихая мольба прозвучала столь отчаянно, что экс-десептикон не выдержал, притягивая не сопротивляющегося автобота к себе, прижимаясь настолько сильно, что мог слышать пульсацию родной Искры. Медик не активировал оптики, даже не обнял в ответ и когда самурай отпустил его и отстранился, так и не пошевелился, и не поднял шлема. Когда дверь за автоботом закрылась, по щекам медика потёк омыватель.Тонет любовь В диссонансах тревожных симфоний. Мы теряем друг друга на этой войне.
***
Белый мечник грудой металла лежал на медицинской платформе. Ноги до коленных шарниров были разворочены в шлак, сквозь покореженную грудную броню пробивался яркий свет Искры, да и весь корпус был так измят и раздроблен, будто самурая пропустили через огромный пресс, а потом кинули к шарктиконам. Мед-бот чинил мечника сосредоточенно и на первый взгляд абсолютно бесстрастно, но никто не мог заглянуть в эти клики в Искру медика. Вот там то и творился ураган! Но бот был профессионалом и потому никто за бесконечно долгие для него джооры не увидел ни одной эмоции на лице главы мед-службы. Когда же ремонт был окончен и медик наконец опустил манипуляторы, устало мерцая оптикой, первое что он услышал от пришедшего в онлайн Дрифта было: — Я ведь обещал…Небо в огне, а ты говоришь мне, Что мы никогда не умрём.
***
Новая планета и всё та же старая остоквинтевшая война. И рядом нет самого дорогого.Замру над дорогой, в туманах далёких созвездий Нас ждёт долгожданный покой.
Дрифт был счастлив, отправляясь на встречу своему партнеру, на этот странный маленький и грязный органический шарик, который медик называл Землей. Предвкушение затмевало процессор и Искру мечника, и он уже не мог не думать о том, как наконец после стольких астроциклов вынужденной разлуки сможет обнять партнера, прижать к себе, и целовать, целовать, бесконечно целовать родную лицевую.И что б ни случилось, теперь мы всегда будем вместе, Не важно близко ли, далеко…
Казалось, Искра белого бота просто потухла. А он бы был и рад этому. Ведь видеть, как из-под завалов автоботской базы вытаскивают серый корпус его партнера, было невыносимо больно. Дрифт ничего не понимал, не осознавал и не желал даже пытаться. Оптику заволокло дымкой, по лицевой катился омыватель, который мечник вовсе не замечал, как и окрики выживших автоботов. Самурай сам не понял, как оказался рядом с корпусом партнера и как сжимал его в манипуляторах, сотрясаясь от рыданий и воя на высоких частотах. — Рэтчет! Ретчет! Ретчет, умоляю, нет, пожалуйста! Только не ты! Это должен был быть не ты! Только не ты… моя Искра… И ведь он помнит, каким этот корпус мог быть теплым, и какими мягкими ощущались прикосновения чувствительных пальцев, как медик улыбался только ему и как нежно и тихо произносил его имя, чуть склонив шлем, и как легки и приятно были его поцелуи и… И теперь не будет этого больше никогда! И чудовищная боль сжимает Искру в тисках, и ни сил нет освободиться, ни желания, а в подсознании звучит такой мучительно родной голос, и в голове лишь одна отчаянная мысль…Я почти уже верю, Что мы никогда не умрём.
«Вместе. Навсегда.»