А я люблю зиму

      Каждый из нас сталкивался с такой проблемой в жизни — школа. С виду полезное заведение, где твой мозг до краёв наполняют знаниями, которые в дальнейшем могут пригодиться. Если бы не было глупцов, которые устраивают переговоры с учителями и драки на переменах, были бы эти школьные будни весёлыми? Конечно, можно обойтись и без таких последствий, просто проводя время в обществе одноклассников и ребят из параллели. Вечные прогулки после занятий, кружки, походы в караоке на выходных… Всё это наполняет жизнь обычного ученика весельем, и даже совмещение учёбы с чем-нибудь отвлечённым не кажется таким плохим.       Да, мы веселимся, но за пределами круга общения ничего не замечаем. Как насчёт того парня, что сидит за своей партой с задумчивым лицом, или девочки, которая вечно остаётся одна в коридоре школы после конца учебного дня? Вы обращали на них внимание? Их лица редко выражают радость, а если такое случается, это значит, что произошло что-то поистине хорошее. Обычно, таких людей не замечают, словно они за гранью обычного мира. Чаще их видят лишь хулиганы и шпана, готовая поиздеваться над каждым «не таким», из-за чего эти люди лишь сильнее замыкаются в себе.       Возвращаться каждый день домой в полном одиночестве невыносимо больно, тем более тогда, когда осознаёшь, что твой вечный спутник в этом мире — одиночество. Каждой твари по паре, но, видно, они исключение…       Так жил один из учеников старшей школы. Он не думал ни о чём, кроме учёбы и вечно зарывался в книги с головой: это и стало причиной для издёвок от разных лиц. И если в средней школе его гнобили из-за необщительности, то в старшей пошли дурные слухи.       — Накахара Чуя, второй год старшей школы, — с этого всё и началось.       Прилежный ученик с прекрасными голубыми глазами, чуть ли не идеальный. Он никогда не хотел становиться старостой: брать на себя такую ответственность, когда не особо любишь общаться с одноклассниками было бы глупо. Ведь быть старостой, значит полностью участвовать в жизни класса, чего тому вот никак не хотелось. Считая, что лучше посвятить себя учёбе и любимому предмету, старшеклассник сразу шёл домой, как прозвенит последний звонок, чтобы изучать новый материал. И так изо дня в день. Спокойная и размеренная жизнь, без каких-либо трудностей.       И хоть трудностей не было, так не могло продолжаться вечно. С появлением нового классного руководителя жизнь полностью перевернулась. Особенно, когда заботливая мама Озаки-сан записала своего сына к лучшему, по её мнению, репетитору. Случайность это или нет, но им оказался её хороший знакомый, тот же человек, кто являлся классным руководителем Чуи. Обучался этот человек в престижном университете и находился под командованием вполне себе умного доктора, который и написал хорошие рекомендации в личное дело парня.       — Можете звать меня Осаму-сенсей. Будем знакомы, — счастливая улыбка озарила лицо начинающего педагога.       В чудесное время года начались муки для Накахары. Нежно-розовые лепестки сакуры падали на землю, точно так же, как и остатки терпения ученика: они рушились и летели по ветру, падая в ближайшую реку и уплывая всё дальше и дальше… Весьма трудным пришёлся год с Дазаем. Был ли он из разряда хулиганов? Сразу и не сказать, но такие же смешки в сторону рыжего довольно сильно раздражали, а других ребят лишь раззадоривали. Молодой учитель старался быть на одной волне со своими подопечными, не осознавая, как далеко это может зайти.       Время скользило мимо глаз, подобно тому, как лучший фигурист страны выполняет сложный трюк, требующий большой скорости. За ним было не угнаться, ничего не вернуть, только действовать дальше. И эта двоица, где, как могло показаться, с одной стороны исходила ненависть, продолжала свой путь лишь вперёд, понимая, что это не может привести к чему-то хорошему.       Почему Дазая так притягивали эти огненные локоны, вьющиеся с юного плеча? Они точно излучали тепло, он не сомневался в этом ни на миг, когда прижимал парнишку к себе и путал пальцы в этих мягких, как ему казалось, шёлковых волосах. Лучшие минуты жизни проходили так, хотя Осаму знал, что когда-нибудь этому придет конец. Чуя же, по глупости своего возраста, пусть и терпеть не мог сенсея, в глубине души всё же испытывал к нему глубокую симпатию, находящуюся на тонкой грани с… Любовью?       Cтыдно было признаваться в этом, но и нет особой нужды: Осаму живёт не первый день, понимая всё на уровне жестов, которые неосознанно выдавали юношу. Часто бывало неловко, но именно такое и отпечатывалось в памяти, чтобы при вспоминании сразу мелькала мысль: «Снова бы те времена…». Но, к сожалению время, увы, не вернуть…       Ненависть и любовь перемешались друг с другом. Странная смесь, которая идеально подходит для двух людей. Но позже в этот дуэт втиснулось волнение: Чуя стал менее активным. Родители лишь пожимали плечами, отвечая, что тот переутомился, ведь на носу были экзамены, но всё же такое состояние не давало покоя учителю. Успокаивая себя теми же отговорками, он вовсе забыл о них, когда Накахара впервые за всю старшую школу потерял сознание.       Он чувствовал себя ужасно, когда очнулся на койке в мед кабинете школы. Рядом находился Осаму и ещё один ученик, близкий Чуе. Волнение не передавалось словами… Опять же, можно сказать, что это из-за стресса, но когда на следующий день пошла кровь из носа, мать решила забить тревогу.       Будучи врачом по профессии, но в добавок к этому и домохозяйкой, она увела сына на обследование. Пришлось пропустить один учебный день, но учитель всячески прикрывал недотёпу по своему предмету перед другими педагогами, чтобы статистика посещений не ухудшилась. Из понимания и уважения к такому ученику, те шли на уступки.       Результаты анализов были, мягко говоря, не лучшими. Сидя в душном кабинете, Коё и Чуя содрогнулись, услышав диагноз. Почему кабинеты врачей именно белые? Ведь в них сообщаются отнюдь не приятные новости, а наоборот, ужасные, от которых хочется умереть в ту же минуту. Для чего это, быть может, для психологической поддержки? Глупо…       Послышался глухой, совсем тихий удар об белый кафель на полу. Видимо, из-за плохой акустики.       — Сожалею, но у вашего сына лейкемия. Она быстро прогрессирует, раковые клетки уже давно начали распространяться по организму. Требуется немедленная госпитализация, госпожа Озаки, — холодным, словно сталь, голосом проговорил врач. Слова медика острым ножом вонзились в сердце матери. Юношу хватило оцепенение.

***

      Скучный урок биологии длился невыносимо долго. Было настолько скучно, что хотелось повеситься прямо над партой. Странное объяснение Осаму новой темы не привлекало лишь Чую, из-за чего он уныло глядел в окно, за которым сейчас проводился урок физкультуры. Ребята сдавали кросс. Сейчас Чуе ужасно хотелось оказаться на их месте! Решив, что лучше отвлечь сенсея от урока, подросток быстро напечатал ему сообщение. Дазай дал ребятам задание и сел за свой стол, после чего состоялась небольшая переписка.        «Новое сообщение от: Бакахара Чуя» «Не понимаю всё равно… Прогуляемся после проверки тетрадей?»       «Новое сообщение от: Придурок-сенсей» «Конечно, только сейчас делай вид, что понимаешь. Я от тебя не отстану, неуч».       Но именно на перемене после этой переписки Чуя потерял сознание.

***

      Глупое воспоминание ударило в голову Накахары сильной болью, из-за чего он сразу приложил руку к затылку. Пришло осознание всего. Неужели это и правда случилось с ним? Анализы могли перепутать, но все симптомы указывали на болезнь…       Больно.       Ужасно больно от того, что в ближайшие несколько месяцев Чуя не сможет ночевать у Дазая дома в тёплых объятиях перед телевизором, когда большой ладонью он оглаживает плечи, а губами слегка касается тёплой щеки, которая тут же заливается алым румянцем от смущения.       Почему именно сейчас всё это произошло? Уж лучше бы тогда они вообще не встречались, Чуя бы учился в другой школе и не было бы сейчас чувства полного опустошения.

***

      После этого дня он так и не появился в школе. Класс даже и не заметил пропажи, как таковой, хотя иногда проскакивали вопросы на классном часу, вроде: «Осаму-сенсей, а почему Накахара пропускает школу? Он болеет?». Всё, что связано со словом «болезнь», отныне вызывало у Дазая лишь отвращение. Он разрывался на части, когда надо было поддерживать весёлую атмосферу в классе и в то же время приходить каждое воскресение в клинику, где находился Чуя. Вечно грустный, улыбающийся лишь когда приходило сообщение от дорогого ему абонента: «В этот раз я точно принесу шоколад, не сомневайся во мне!». Да, запрещено проносить свою еду в палаты, которая не предусмотрена для больных, но ведь Дазай хотел порадовать парня его любимыми сладостями, в частности, горьким шоколадом. Накахара совсем забыл его вкус, проведя в палате уже порядком около двух месяцев.       Метания из одной обстановки в другую выматывали без того уставшего Осаму. Ученики сочувственно смотрели на него и всё же вели себя спокойно, не смея перечить: каждый понимал, что именно на классного руководителя возложена огромная ответственность за своих подопечных, поэтому они не в праве действовать на и так расшатанные нервы. Дазай бы отдал всё, чтобы не сидеть одним перед телевизором и смотреть очередной фильм ужасов, которые Чуя так любил, хоть и мог вскрикнуть на особо страшных моментах. Бесценные воспоминания, которые только и останутся в голове.       Страдания Накахары продолжались несколько месяцев. Одноклассники организовывали походы к Чуе, рассказывая о том, что же произошло за время его отсутствия. Да, многие его не любили тогда, но сейчас испытывали жалость. А что испытывать к больному человеку? Накахара перестал быть предметом всеобщих издевательств, но самооценка от этого не поднималась.       Химиотерапия и облучение мало чем помогали: болезнь развивалась дальше с большей скоростью. Кожа становилась по-мертвецки бледной, а в зеркало смотреть отпадало всякое желание. Большие синяки под глазами от недосыпа: воспоминания оккупировали разум юноши, не давая уснуть и позволяя лишь плакать по ночам. Только под утро получалось заснуть, но ненадолго… Сколько мучений принесла болезнь одному человеку, мало кому было известно. Но ясным становилось одно: лейкоз, переходивший в четвёртую стадию, никто не смог бы вылечить.       Услышав эту новость, Дазай эмоционально стлел. Он бы с радостью отдал свою жизнь за спасение подростка, который бы ещё долго радовал своих родителей достижениями в области учёбы… Судьба ужасна, её хочется прирезать, отомстить за многочисленные несчастья, которые она принесла людям. Но, как говорится, в этом мире нет справедливости. Никогда не было и не будет.       Сонливость и бессонница стали обычными спутниками Накахары на ближайшее время. Ему решили не говорить о том, что болезнь приняла более сложный характер, где летального исхода было не избежать. Это бы сильно повлияло на его психологический фон… Да и сам подросток уже был сломлен, хотя грустно улыбался, когда сенсей старался его развеселить и из кожи вон лез, лишь бы принести счастья этому милому созданию, лежавшему на больничной койке.       Дни посещения у Дазая с родителями Чуи были разными, и только это спасало от неловких ситуаций. Они бы просто не поняли… Но мать навзрыд плакала над белоснежными простынями, оставляя на них влажный след. Накахара хотел её успокоить, обнять и сказать, что всё нормально. Да только это ложь. Ничего, чёрт возьми, никогда больше не будет в порядке.       Шли недели, время близилось к итоговым экзаменам. Даже во время болезни Накахара старался не отставать от программы, хотя с частыми обмороками и кровотечениями из носа это было трудно. Вдобавок ко всему, слабость и головная боль мешали сосредоточиться на особо сложных темах. За несколько недель до экзамена посетителей оповестили о том, что вылечить Чую уже невозможно. Болезнь подходила к своему завершению, парень понимал это: курсов химиотерапии стало гораздо меньше… Предчувствовав недоброе, он попросил у медперсонала пару листков и ручку; они не стали перечить ему в этом желании и принесли всё нужное.

***

      Холодная зима выдалась в этом году, все запомнили её. Частые вылазки на улицу ближе к ночи, когда уже темно, стали обычными для Дазая и Чуи. Они ходили по заснеженным улицам, а белоснежные хлопья кружились в изумительном танце, завораживая взгляд голубых глаз. В них словно мелькала искра, они светились таким мягким светом, что не отводить взгляд можно было вечность. А когда парни вместе садились на скамейку, Дазай заботливо согревал руки ученика, который нарочно забывал свои перчатки дома. Так умиротворённо проводили они вечера и ночи, пока снежинки медленно падали вниз, будто бы останавливая время.       — А я люблю зиму. Есть в ней что-то… — тихо проговаривал Накахара, вздрагивая от пронизывающего холода и греясь в чужих объятиях.

***

      Как жалко, что в плачевном состоянии он оказался не во время любимой зимы. Всё стало хуже в марте, Осаму находился рядом, крепко держа охудавшую руку дорогого ему человека. Болезнь сильно потрепала юношу…       — С-сделай одо…одолжение… Прочти это, когда пойдёт п-первый снег… — голос становился всё тише, другая рука судорожно указала на прикроватную тумбочку, после чего обратно легла на мягкую койку.       Не повезло именно сейчас находиться Дазаю рядом, ведь в ушах оглушающим звоном отдавался писк. Он боялся поднять свой взгляд к аппарату, боялся увидеть смерть на экране. Да, он часто убегал от смерти, прячась в своём собственном мире, а иногда и вовсе с ней обнимался, но как же сильно сейчас хотелось, чтобы убежал Чуя. Ох, чёртовы ужасные звуки… Потерять бы слух, но никогда не слышать этот ужас!       Одинокая слеза скатилась по щеке Осаму, а карие глаза печально заблестели: он старательно держал чувства в себе, в то время, как оболочка была цела, а стенки души падали, словно Берлинская стена.       Дазай снова остался один. Смысл жизни пропал, разлетевшись вдребезги с остатками надежды на счастье.       Забрав из ящичка записку, Дазай оставил одну наверху. Она предназначалась не ему, а родителям. Другую он убрал к себе в карман брюк. Напоследок коснувшись губами лба уже мёртвого Чуи, он покинул ненавистную отныне ему палату навсегда.       В коридоре поднялась суета, врачи и медсёстры устремились в палату Накахары. И один лишь мужчина в своём излюбленном бежевом плаще, который часто лежал на плечах покойного юноши, шёл против общего течения к выходу из клиники. Он уже сообщил родителям об этом и надеялся, что больше не увидится с ними после похорон. Это должно было произойти, но не так рано. Чуя был слишком молод для этого…       Ждать зиму было мучительно долго. Класс Накахары уже выпустился, но ваза с цветами продолжала стоять на его бывшей парте у окна. Иногда ребята окликали учителя, когда он засматривался на это место, совсем забывая про урок. Сердце охватывала сильнейшая тоска, сжимала его, но ничего нельзя было поделать.       Наступили зимние каникулы у нового класса Осаму. Совсем другие дети, при этом, совсем разные, но такие общительные… Первый год старшей школы им дался с трудом, но Осаму старался поддерживать всех, чтобы те не раскисали перед триместровыми экзаменами. Такова доля учителя: несмотря на своё состояние, он не имеет права срываться на учениках.       Такие снежные зимы были для страны восходящего солнца редкостью, но какое же счастье, что одна такая выпала именно на время учебы Чуи! Как он был рад, когда сидя за партой, увидел за окном первые снежинки. Улыбка не сходила с его лица. И это ли тот вечно угрюмый ученик? Никогда так не подумаешь. Накахара научился радоваться маленьким случаям, которые приносили успокоение в душе.

***

      Осаму сидел на скамейке у ближайшего магазина. Яркие вывески ослепляли своим светом в глубокую ночь, но делали это время только красивее: первые снежинки опять начинали кружиться над землёй, постепенно укутывая её своим белоснежным, ещё никем не тронутым одеялом.       Взгляд карих глаз завороженно следил за этим зрелищем, Дазай никак не мог понять: и что же такого Чуя нашёл в зиме? Неужели именно снег? Бред, но он пытался понять. Глубоко вдохнув, мужчина достал из кармана ту самую записку: так и не прочитанную, вечно лежавшую в нагрудном кармане рубашки.

Так Накахара всегда был рядом с Осаму.

      «Наверняка, я уже мёртв, раз ты это читаешь. Я не ошибся, верно? Не хочется сейчас писать всё это, но надо сказать то, что я не смог произнести при жизни. Ты ведь знаешь, каким был Накахара Чуя? Значит, ты не злишься на меня.       Ужасно глупо было верить, что я смогу выздороветь. Да и ты сам видел моё состояние, я держался ради тебя и матери с отцом. Мне жалко их… Просто я не смог быть тем, кем они хотели меня видеть, но буду надеяться, что они любили меня. Нет, я уверен в этом.       До сих пор помню те слёзы мамы, когда она узнала о моей болезни. Мне хочется её обнять, но сейчас это попросту невозможно.       Как много времени я потратил на учёбу… И это ли отдых, которого я заслужил? Может быть, так и есть, но он пришёл слишком нежданно… Я так и не узнаю, что скажут нам на выпуске, но буду думать, что про меня забудут. Не хочу, чтобы обо мне вспоминали в такой радостный день. Что там произойдёт, будешь знать только ты, Дазай-сан. Приходи на мою могилу и расскажи всё, прошу! Тут наверняка скука смертная…       А ещё, я до сих пор помню, как попал тебе снежком прямо в лицо! Хоть что-то хорошее от жизни осталось, правда? Сейчас бы я посидел с тобой рядом в холодный вечер и просто бы молчал… Ведь зачем говорить что-то, когда тишина прекрасна? Но только из-за этого я не смог сказать то, что скрывал за своей показной ненавистью.       Я любил тебя, Дазай, сильнее кого-либо.       Не хочу даже наблюдать твою могилу рядом после прочтения этого, ни за что! Останься жив, ты ведь… Так много ещё сможешь сделать. Забудь про меня навсегда, никогда не вспоминай, потому что это время уже прошло. Меня нет, прими этот факт и продолжай жить.       Ты заслужил лучшего, придурок. Увидимся через много лет.»

      Поднявшись со скамейки, Дазай отряхнулся. Забыть целый период жизни, наполненный счастьем?       — Ты идиот, Чуя. Мой… Любимый идиот. Правда.