***
— Эдна, у тебя есть йод? — хмуро поинтересовалась Джейн у соседки. — Зачем это тебе? — Эдна смаковала очередной запрещенный женский роман, и была заметно раздосадована тем, что ее отвлекают по каким-то пустякам. — Да так, неважно. Я так поняла, у тебя нету, верно? — Да есть, есть. Возьми в белом чемоданчике, что у меня под кроватью. Джейн последовала по указанному маршруту, и через две минуты снова выпрямилась, держа бутылочку на расстоянии вытянутой руки и окидывая ее потерянным взглядом. — Ты что же, йод впервые увидела? — усмехнулась Эдна. Джейн даже не услышала ее слов. Через пару мнгновений за ней затворилась дверь уборной. Дрожащая рука легла на живот. Зубы стучали, сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Спешными неуклюжими движениями откупоривает пузырек. — Прости, малютка моя. Пожалуйста, прости. Глоток. Еще глоток. Еще один и еще. Пей, Джейн Морсам, за свою несчастную любовь, за твоего ребенка, которому не суждено родиться. Пей по глоточку и знай, что жизнь твоя — сплошное переплетение ошибок. Пей, о несчастная женщина, которая родилась на света для тяжкой юдоли. Пей! Пусть жжет в горле и в желудке. Пей. Джейн вздыхает, с порывистым взмахом растрепавшихся кудрей запрокидывает голову назад. Вот и все, надо только чуть-чуть подождать. Ждать приходится достаточно долго. Ждать, пока низ живота пронзит острейшая боль, прежде чем ярко-красные тонехонькие струйки крови не побегут по ногам.***
«Мой дорогой, милый Роберт!» Так начиналось письмо, адресованное графу Грэнтему. Оно было подписанное; конверт наспех скроен из серой, тонкой, газетной бумаги, которой пользуются все слуги за неимением лучшего. «Я уезжаю и смею просить: не ищите меня. Наши встречи принесут нам только боль. Смешно, что за последние полгода от Вас сбежало трое слуг. Но я не об этом. Я скажу Вам все, чтоб Вы знали. Я ждала ребенка от Вас. Я говорю „ждала“, потому что я покончила с ним. Вы, конечно, знаете, что в наше время это делается нетрудно. Эдна подсказала мне случайно, в разговоре. Простите мне, мой милый, если это письмо покажется Вам злым. Я не сержусь на Вас. Только на себя. И горечь — но не злоба — руководит мною, пока я пишу для Вас эти прощальные строки. Я уже любила его или ее, но выхода нету. Я не сумею смотреть в глаза своему сыну. Своим друзьям. И Вам. Вы любите свою жену, а я была всего только приятным разнообразием. Вы все равно не женились бы на мне, а если бы женились, от Вас бы отвернулся весь мир. Я не потерплю такого несчастья для Вас, Вы слишком дороги мне для этого. Но и жизни без отца для маленького я не хочу. Один мой сын уже обречен, обрекать второго я не в силах. Помните: я ни в чем не виню Вас. Я люблю Вас. Джейн.» Его рука задрожала. Задрожали слезы бессилия в ее глазах. Если бы все было по-другому!.. Если бы он не родился графом или она — служанкой. Но иначе нельзя. Надо вернуться. Скоро свадьба Мэри и Мэттью, и через год или пять у них родятся дети. Их сын унаследует Даунтон и прославится, а о дочках будет ходить слава самых красивых, умных и ласковых девушках в графстве. Скоро Эдит приедет из свадебного путешествия, и ее жизнь тоже пойдет своим чередом. Она проживет в бездетном, но счастливом браке, похоронит мужа, когда настанет его час, и превратится в добродетельную вдовушку. Она будет писать стихи, садить цветы или займется благотворительностью и живописью. Сибил станет воплощением романтической бедности. Но они с Томом тоже будут счастливы. И у них тоже будут дети. Все кончено, но это только в нем жизнь остановилась. Снаружи она все так же кипит. И надо вернуться к Коре. Надо обнять ее и попросить прощения за месяцы равнодушия. Надо жить дальше.