Узник

Жил в нашем дворе странный парень, Андрей. Угловатый и востроносый, больше походивший на ожившее нескладное пугало, чем на реального человека. Неестественную худобу подчеркивали еще оттопыренные уши-лопухи и вечно короткая, как у новобранца, стрижка. Когда мне было четырнадцать, он находился в возрасте между двадцатью и тридцатью. Точнее сказать сложно: для меня все совершеннолетние тогда казались одинаково взрослыми. Он нигде не учился и не работал, жил в гордом одиночестве – по крайней мере, не припомню, чтобы его кто-то навещал. Хотя с такими, как он, обычно всегда до глубокой старости мается замученная мать или бабка. Кормит его с ложечки и называет умницей, когда тот не гадит под себя. Да, Андрей был, что называется – с отклонениями. Сейчас-то я знаю разницу между шизофреником и идиотом, но тогда для меня оба эти слова означали одно и то же. Как любая дворовая пацанва, мы, конечно, питали нездоровый интерес ко всему странному и необычному. И псих по соседству стал излюбленной темой для разговоров и розыгрышей. Тем более, всякий раз он реагировал на эти розыгрыши совершенно по-разному, и непредсказуемость его реакции нас забавляла. Порой он подходил к нам и, опасливо озираясь по сторонам, стрелял сигареты, а затем убегал за угол и дергано дымил там, словно боялся, что его застукают с куревом. Хотя никому до этого странного типа и дела не было. Иногда его переклинивало, и он весь день мог мести двор каким-то замызганным веником, а потом принимался ругать нас за то, что мы развели у подъезда срач, и грозился рассказать все нашим родителям. Мы только посмеивались. Всерьез Андрея не воспринимал никто. Пока не появилась Ритка. Той весной ее родители купили квартиру по соседству с моей. Она была всего на год старше меня, но между нами была целая пропасть из прочитанных ею книг и моих невыученных уроков, из ее пяти лет в музыкальной школе и моего года в баскетбольной секции, где меня до сих пор дразнили коротышкой, даже несмотря на успехи и победы. Я влюбился, конечно. Не знаю, во что именно. Может, в изящную и легкую фигуру, как у девочки на шаре Пикассо. Может, в пышные, каштановые кудри. А, может, в то, как она вечерами сидела на балконе за томом очередной книги, и теребила свой кулон со скрипичным ключом, неизменно украшавший ее шею. Наши балконы были смежными, их отделяла бетонная перегородка. Если выйти на самый край, можно было рассмотреть, что делают соседи. Мать нарадоваться не могла – я начал без напоминаний развешивать и снимать постиранное белье, чтобы только на Ритку лишний раз взглянуть. Я всячески пытался привлечь ее внимание: купил модные вареные джинсы, начал учиться играть на гитаре и ежедневно насиловал инструмент в надежде на то, что Ритка оценит эти потуги музицирования как виртуозную игру. Но она смотрела на меня лишь украдкой, сквозь легкую полуулыбку. Было сложно понять – нравлюсь я новой соседке или же та просто потешается. Однажды я вышел на балкон с гитарой и увидел, что Ритка сидит, как обычно, уткнувшись в книгу. Мне отчего-то стало неловко, и весь музыкальный запал сошел на нет. Опозориться не хотелось, поэтому я отставил инструмент в сторону и перегнулся через перила, делая вид, будто мне есть дело до того, что происходит во дворе. На детской площадке стоял гомон – ребятня играла в футбол. Мои друзья – Борька и Димка – сидели на лавочке у подъезда и грызли тыквенные семечки. Мимо них плелся Андрей. Сегодня он был с веником, и принялся ворчать на пацанов: - Метешь, метешь, а они только сорят! А ну, пошли вон отсюда! Пошли! - Да ладно тебе, Андрюх. Может, сигаретку? – хмыкнул Борис. - Я тебе сейчас дам – сигаретку! Такой шкет – а уже курит! Вот придет твоя мамка с работы, я ей расскажу, чем ты тут занимаешься, паршивец! – ругался дурачок. - Так ведь и ты куришь, разве нет? - Не дорос еще, тыкать мне! – Андрей погрозил ему пальцем, смешно сгорбив спину, будто это был не молодой парень, а старая бабка. – Вон, пшел вон! - А конфетку хочешь? – спросил Димка, протягивая дурачку фантик. Тупая шутка. Внутрь он обычно клал использованную жвачку или кусок смолы. Но сумасшедший сегодня был не в духе. Он взял из рук моего приятеля «подарок» и швырнул его в мальчишку, а затем замахнулся на него веником. - Придурок, - фыркнула Ритка, которую, как оказалось, тоже привлекла эта картина. - Да он шизик просто, - обрадовался я возможности завязать разговор. - Обострение, наверное. - Это друг твой – придурок, - уточнила она, смерив меня по-взрослому снисходительным взглядом. – Над больным смеется. Вот так. Будто носом в лужу макнула. Я стушевался и заблеял что-то невнятное в ответ. Кажется, сказал, что Андрей вечно сам ко всем лезет, потому над ним и смеются. Мол, если б не докапывался до людей – никто бы его не трогал. - Он тоже человек, вообще-то, - резонно заметила Ритка и, не говоря больше ни слова, ушла и хлопнула дверью. Даже книжку на столе забыла. Достоевский. «Идиот». Я тогда понятия не имел, о чем этот роман, и с горькой иронией подумал, что там, должно быть, раскрывается моя подробная биография. Решил произвести впечатление на девушку – произвел. Неприятное. Молодцом! Зато местный дурачок, похоже, вызвал у нее гораздо больше симпатии, потому что через пару минут моя муза вышла из подъезда, смерила Димку с Борисом презрительным взглядом, и предложила Андрею помочь выбросить мешки с хламом, который он собрал во дворе. Я же простоял на балконе еще минут пять, отрешенно пялясь вниз, пока кто-то из пацанов – уже не помню, кто именно – не заметил меня и не позвал присоединиться к лузганью семечек и прослушиванию «Нирваны» на стареньком магнитофоне. Ритку я в тот день больше так и не увидел. Как и на следующий. И после. Она пропала. Так Борька сказал, когда встретил меня во дворе после школы. Я сначала не поверил, думал – разыгрывает. Но милицейский уазик, припаркованный у подъезда и заплаканная Риткина мать, что-то сбивчиво рассказывающая участковому, доказывали обратное. Какая паника началась в нашем тихом болоте! Весь двор на ушах стоял! Подъездные бабки накормили милицию версиями – одна страшнее другой. Про маньяков, про бандитов, которые ночами с распальцовкой у пивных ларьков собирались, про шпану за гаражами, даже про бомжей, которые в подвале себе ночлежку устроили. Я не знал, что и думать. Каждый день по ящику крутят криминальные новости, в которых рассказывают о похищениях и убийствах, но ты никогда не думаешь, что с тобой или с кем-то из знакомых может произойти что-то такое. Всегда кажется, что это – не взаправду. Весь оставшийся вечер мы с пацанами просидели на той же самой лавочке. Борька снова вынес магнитофон, но больше для антуража – сегодня музыка никого не радовала, да и батарейка почти села: голос Кобейна казался предсмертным завыванием, и наводил только тоску. Пацаны трепались о какой-то ерунде, о новых кассетах для приставки, а я слушать их не мог, сидел, отрешенно уставившись в облупившуюся штукатурку здания, и не замечал ничего вокруг. В реальность меня выдернул только надтреснутый и до боли знакомый голос дурачка: - Ха, пацаны, а что это вы слушаете? Я чуть не подскочил от неожиданности – даже не заметил, как тот подошел! Андрей был одет в ярко-оранжевую толстовку и огромную, не по размеру, кепку, которая держалась на его голове исключительно на честном слове. Ну и на ушах. - Нирвану, - авторитетно заявил Борька. – Зацени! – он выкрутил тумблер громкости на максимум, и голос в динамике натужно захрипел, давая петуха и намекая на то, что батарейке остались считанные секунды. Но Борьке было все равно. Главное, чтоб громко. - Клево! – поддержал его Андрей, глупо хихикнув, и затянул свое привычное. – А сиги у тебя есть? Мой друг вытащил из кармана стыренную у отца пачку и даже любезно чиркнул зажигалкой. Парень оглянулся пару раз и, убедившись, что на него никто не смотрит, склонился над огоньком, чтобы прикурить. И тут у него из-за шиворота выскочила цепочка с кулоном, до этого прятавшаяся под толстовкой. С кулоном в виде скрипичного ключа. Я похолодел. - Откуда у тебя это? Андрей поперхнулся дымом и удивленно уставился на меня: - Что? - Кулон. Кто тебе его дал? Взгляд дурачка на минуту стал каким-то стеклянным. Затем он выронил сигарету и выпрямился, глядя на меня сверху вниз: - Твое какое дело? Я вскочил. Кулаки непроизвольно сжались. - Отвечай, не то побью. - Ты придурок? – Андрей изогнул левую бровь и отстранил меня рукой. – Дай пройти. И больше никого дурацкого смеха с подгибанием шеи. Казалось, передо мной стоял совершенно другой человек. Он с достоинством прошагал мимо нас, держа спину идеально ровно. Пацаны расхохотались ему вслед, а я со всей злости пнул лавку ногой. - Вы что, не поняли?! - Не поняли что? – переглянулись мои товарищи. - Это он! У него Риткин кулон на шее висит! Как же мы сразу про него не вспомнили! Господи, кто же мог подумать на безобидного шизика! А это он был! Это все – он! - А ведь точняк. Она с ним мусор выносила! – поддержал меня Борька. – Надо в милицию сообщить. - Поздно будет, - простонал я. – Он сейчас от улик избавится, и все! Ничего не найдут! И мы решили последовать за ним и поймать преступника с поличным. Нас подогревала молодецкая удаль и засмотренные до дыр кассеты с фильмами про крутых парней, на которых мы так хотели быть похожи.