На языке табак от стоящего рядом

      Это было очень сложно. В его руках практически реликвии, а на глазах решалась судьба всего мира (его личного мира). С одной стороны — то, что стоило боготворить, ну а с другой — артефакт, который он больше не найдёт.       Юра сморщился, недовольно фыркнул и, смотря на ценник, с большим сожалением положил Рея Бредбери на место. Не пришло ещё то время, когда за твёрдый переплёт он готов выложить целую тысячу. Всегда можно перечитать на электронке.       Он вышел из Дома книги с новым томиком манги в пакете, которую поудаляли отовсюду. Попса в исполнении сразу нескольких уличных музыкантов ударила по ушам, заглушая даже рёв моторов. От сильного ветра хвостик растрепался и, беря пакет в зубы, пришлось перевязывать.       Невский — живой, он дышал людьми, мостами, кораблями и музыкой с запахом выхлопных газов.       Если перейти через мост и не соблазниться на мороженое, можно было встать у одной из групп, которая слушала Батарейку. Если не переходить, то можно было остановиться возле барабанщика-солиста, который вдарил со всей дури, но так и не смог перепеть группу возле метро. А если завернуть ещё и направо через дорогу и дойти до конца здания, можно было бы засесть в Антуане за порцией спагетти Карбонара (потому что, несмотря ни на что, выпечка и десерты были у них так себе), дожидаясь Милу. У них был приятный антураж, низкие цены, но слишком громкая музыка, которая не была положена типу подобных мест.       Все мысли вылетели из головы под натиском ностальгии и Сплина, а пустота заполнилась живой картиной девочки с пугающе синими глазами. Метка под браслетом приятно заныла так, словно родственная душа где-то поблизости; парень знал, что это всегда лишь было предвестником отличных эмоций. Он всегда подчинялся ничего не значащему рисунку на запястье, понимая удачу того, что его метка такая отзывчивая на судьбу.       Пахло кофе из чёрного фургончика и выпечкой из места чуть подальше; сыростью нес ветер звуки мегафона, зазывающего людей покататься на лодке. Юра недовольно отпрянул от внезапно вытянутой руки с рекламным флаером, чуть не споткнувшись в жестоком потоке, который успел образоваться на светофоре, и подошёл к большой группе. Какой-то фрик со всего размаху вдарил по лицу дредами, на что Юра лишь громко матернулся и толкнул того так, что тот практически налетел на пьяного бомжа, который пританцовывал возле фонаря.       Не став отвоёвывать место сбоку, парень решил обойти и встать в дыру, образовавшуюся из-за неприятного запаха помойки.       Ох, это было великолепно. Пусть их ударник слишком сильно выбивался из общей композиции, но солист всё равно тянул. У него был приятный баритон, а тональность не скакала из куплета в куплет.       На языке осела горечь от сигаретного дыма уже шестой затяжки рядом стоящей девушки, притопывающей в такт музыке, когда гитарист взглянул прямо Юре глаза.       Метку слишком приятно зажгло, сдавило, перекрывая ток крови.       И это       была       вспышка сверхновой.       Его глаза были настоящими ледниками, завораживающие своей красотой и яркими вспышками голубых осколков. Волосы были покрашены в несуразный серебряный свет, ненатурально блестели на солнце, а на шею был намотан моднявый шарф. Тот дурацкий тип людей, которому не можешь дать возраст. Пальцы были огрубевшими, видно издали, но тонкими, не предназначенными для работы...       "Блять, аккордом ошибся"       "Из самого синего льда..."       — Хэй, да давайте уже нашу! — бомж вскинул трость вверх, привлекая внимание. — Да я ветеран, хули вы меня не уважаете! У меня куртка даже есть!       Юра оторвал взгляд от гитариста, поругался себе под нос и, заметив машущую ему рукой Милу, отправился к ней. В спину ударяли Ленинград, призывы зайти в их кафе и акции в БургерКинге в сопровождении запаха тёмного кофе. Ностальгия по нулевым не стоила его потраченного времени.       Когда он вернулся туда, то не застал тех самых ребят. Музыканты всегда разные, а музыка одна. И, оборачиваясь на первой строчке, он заставал каждый раз разных людей. Ведь Невский слишком живой, чтобы одни и те же люди встретились ещё раз.       Метка на запястье умерла.       На языке — горький табак от стоящего рядом.       (зато у него был новый томик любимой манги)