Медузы

Плывёт, плывёт медуза – не сносит её течением – плывёт куда пожелает.

Артур встретил её поздней осенью в Лондонском аквариуме – светлую, яркую, лёгкую. Она и не шла будто – летела – невесомая, изящная, прекрасная. И Артур влюбился практически мгновенно, не зная о ней ровным счётом ничего – влюбился в клетчатое пальто, копну рыжих волос и сияющие глаза. Артур никогда не был джентльменом – не его стиль – он гонял на байке, носил бандану и не скупился на крепкие словечки. А ещё Артур умел нравиться. Он очаровывал широкой улыбкой, раскатистым смехом и прищуренными голубыми глазами. Не то, чтобы Катия влюбилась в него в тот же миг, когда он преградил ей дорогу своим железным конём и предложил прокатить – напротив, ей захотелось как следует вмазать этому грубияну. Но она согласилась, глядя на его совершенно невозможную щенячью моську, – ну как такому откажешь? Их отношения нельзя было назвать особенными – отношения как отношения – походы в кино, кафе, прогулки по парку и совершенно безумные поездки по ночному Лондону. Им было хорошо вместе – поцелуи в публичных местах, милые прозвища и жаркий секс несколько раз в неделю. Артура это вполне устраивало, и он готов был поверить, что любовь таки существует, и зовут её Катия. А потом всё изменилось – разрушилось в один миг, пока парень умиротворённо докуривал косяк лёгкой дури после горячего секса. - Я хочу познакомить тебя с папой, медвежонок. Артур поперхнулся – закашлялся, поднимаясь с постели, и затушил тлеющую самокрутку прямо о старую тумбочку – пепельницы нет, а этот хлам уже ничто не спасёт. - Что ты имеешь в виду, птичка? - Мы встречаемся уже год, Артур, - Катия недовольно сводит брови, - вам давно пора познакомиться. Папа не против – мы будем ждать тебя в четверг на ужин. Или ты меня больше не любишь? Именно за это Артур ненавидел женщин. Именно за это Артур ненавидел свою мать – приёмную мать. - Конечно же, я люблю тебя, птичка. Что за глупости? Я приду. Мягкий поцелуй в макушку успокаивает девушку, но недовольно поджатые губы явно намекают на то, что соскочить не получится. Артур подкуривает новый косяк – ему надо успокоиться. Катия никогда не остаётся на ночь – у неё строгий отец – и, уходя, она чмокает Артура в губы. - В четверг к семи. И не опаздывай – папа этого не любит. Дверь захлопывается. Артур тушит о тумбочку уже третий косяк. - Блять. Артур влип – несмотря на дурь, это он понимает отчётливо. Как и то, что отношениям конец. Артур не врал – он, правда, любил Катию, но что он мог дать ей? Раздолбанную квартиру в Ист Энде, свекровь-проститутку и около шестисот фунтов в месяц, если повезёт? Нет, этого было явно недостаточно для девушки из Южного Кенсингтона – и что она только в нём нашла! Артур злится на самого себя – от удара кулаком по стене расползаются новые трещины, окровавленные костяшки саднят, а пальцы дорожат, подкуривая очередной косяк. У Катии не дом, а чёртово поместье, и Артур не стесняется сказать об этом девушке – правда полушёпотом и, конечно же, после приветственного поцелуя. И комплимента – Катия выглядит просто невероятно в классическом бежевом платье, а Артуру становится стыдно, что он пришёл в старой цветастой рубашке и джинсах. - Не думал, что иду на приём к королеве. Он шутит, чтобы разбавить повисшую в воздухе неловкость, и Катия хитро улыбается в ответ. - Хуже. К королю. И правда – к королю. Иначе и не назовёшь – вытянутая по струнке спина, дорогой костюм и ореол величия, окутывающий стройную фигуру – да короны не хватает. - Здравствуйте, - Артур едва ворочает онемелым языком, - сэр. - Здравствуйте, Артур. Вортигерн – отец Катии. Приятно познакомиться. Мужчина протягивает руку, а Артур так и стоит на месте, заворожённо разглядывая изящную кисть с длинными тонкими пальцами – так и просят они тяжёлых колец с драгоценными каменьями. Отмирает парень не сразу, запоздало кивает и слишком резко хватает руку Вортигерна. Тот морщится, и Артур так же резко его отпускает, бурчит себе под нос неловкое: - Извините. И отступает. Права Катия – медведь он, с такими-то лапищами. А Вортигерн смотрит хмуро, но растягивает тонкие губы в улыбке. - Прошу. Лёгкое мановение руки и Артур снова замирает – смотрит, смотрит, а насмотреться не может. Опять запоздало, с размаху, шумно садится на стул – скрипят деревянные ножки по начищенному полу. Вортигерн снова морщится от резкого звука и аккуратно задвигает стул дочери. А Артур снова опоздал, и невыносимо хочется закурить косяк, ведь нервы на пределе и кончики пальцев предательски подрагивают. Ужин тоже королевский, и Артуру страшно даже прикоснуться – смотрит на Катию умоляюще, и та первая начинает трапезу – разочарованно, пристыжено. А Вортигерн молчаливо наблюдает, будто составляя в голове бесконечный перечень причин, по которым его дочери не стоит общаться с таким. И Артур наблюдает – тоже молчаливо, украдкой – и удивляется. И не сказал бы, что Катия – его птичка – дочь этого человека. Уж слишком он чужд, слишком далёк, слишком прекрасен. За последнюю мысль Артур себя ругает и сосредотачивает взгляд на кусочке жаркого – главное не смотреть. - Как тебе жаркое? Катия неуёмная, весёлая, заводная даже сейчас – пытается разговорить угрюмых мужчин. Артур не отрывает взгляда от тарелки – кивает. - Очень вкусно. - Папа сам готовил. В голосе Катии – гордость, и глаза не повинуются – поднимаются против воли Артура, чтобы отдать должное повару и замирают. Картинки перед глазами плывут медленно, будто кто-то включил слоу-мо. Вилка в тонких пальцах смотрится изящно – не прибор столовый, а кисть в руке художника. Эти пальцы заслуживают не колец и камней – их должно целовать восхищённо и раболепно. Артур крепче сжимает в руке нож – не смотреть. Металлические зубчики продевают бордовую поверхность черри – брызгает сок, стекает медленно по блестящей поверхности, словно кровь с пронизавшего сердце клинка. У Артура в груди сердце пропускает удар, а после заходится безумным плясом – не смотреть. Приоткрываются тонко очерченные губы, впуская спелый овощ в глубину рта, и смыкаются, плотно обхватывая холодный металл – грешно, порочно, соблазнительно. А после вилка плавно выскальзывает, поблёскивая от слюны. Артур шумно сглатывает – поздно – он хочет его. Хочет целовать длинные пальцы, погружать их в рот, вылизывать каждую фалангу. Хочет сжимать в руках тонкий стан, пальцами зарываться в идеально уложенные волосы, ероша и оттягивая шелковистые пряди. Хочет впиваться в бледные губы, кусать, терзать поцелуями и наблюдать, как они раскраснеются от прилившей крови, становясь ещё порочнее и желаннее. А после он хочет, чтобы эти губы сомкнулись на его члене, обхватили плотно, крепко – хорошо. Взгляд светлых глаз ледяной водой окатывает – он понял. Жаркое застревает в горле. Артур заходится кашлем, прижимает салфетку ко рту и спешит скрыться в уборной – благо зашёл руки помыть перед ужином. - Блять. Лицо раскраснелось, а под штанами выпирает крепкий стояк. Артур конкретно влип. Косяк бы сейчас точно не помешал. Ещё и Катия зудит за дверью своей участливостью. Артур, конечно, ей непомерно благодарен…был бы. Если бы у него не встал на её блядского отца. - Блять. Расстёгивая брюки, Артур выдыхает почти обречённо – дрочить в доме девушки на её отца – и как он до такого скатился? Он тяжело дышит и закусывает кулак, ритмично двигая рукой, – научился удовлетворять себя быстро и тихо пока приёмная мамаша трахалась с клиентами в соседней комнате. Несколько правильных движений и всё будет кончено – Катия не должна ничего узнать. Тихий стук заставляет парня напряжённо замереть – даже не дышит – слушает. - Молодой человек, у вас всё в порядке? Голос у Вортигерна завораживающий – глубокий, с едва уловимой хрипотцой. Артур закусывает губу и толкается в руку, представляя, как порочно будет звучать его имя на этих устах. И мужчина за дверью, будто, слышит его мысль – зовёт громче, повторно стуча. - Артур! Артур кончает под голос Вортигерна. - Блять. Испорченная салфетка летит в урну, холодная вода остужает пылающее лицо. Артур выходит из уборной на подгибающихся ногах и буквально сталкивается с Вортигерном. Тот отступает, сохраняя абсолютную невозмутимость, а у Артура снова от мозга стремительно отливает кровь. - Извините, мне лучше пойти домой. Уходя, Артур целует Катию в лоб, а спустя час присылает сообщение о том, что заболел, и им лучше не встречаться несколько дней. Артур действительно чувствует себя больным. Имя его болезни – Вортигерн, и ни в одной аптеке не продают от неё пилюли. Катия звонит по нескольку раз в день, справляясь о здоровье парня и предлагая свою помощь, а кроме того закидывает его милыми сообщениями во всевозможных соцсетях и мессенджерах. Артур врёт, что у него отключили Интернет, но от телефонных разговоров это не спасает. Катия бесит. Невыносимо бесит своей участливостью, своей заботой, и своей чёртовой идеальностью, за которую Артур её ненавидит. Она всегда была такой – весёлой, доброй, красивой – идеальной во всех отношениях. И ему это нравилось, ведь эта идеальная девушка обратила внимание на него – на бездарного чистильщика аквариума для медуз. Сейчас же Артур ненавидел её и ненавидел себя, ведь он предавал её доверие своим неправильным влечением к другому человеку – к мужчине, к её отцу. К концу третьего дня Артур укуривается до глюков и перед его глазами вновь мелькает Вортигерн – чужой, далёкий, прекрасный. Совсем непохожий на свою дочь – недосягаемый. Звонят с работы и Артур, кажется, посылает их нахрен. А после звонит Катия – её он тоже посылает. Спустя час она уже стоит у него под дверью и тарабанит в неё своими маленькими кулачками, а в голове у Артура, будто, третья мировая в самом разгаре. Когда он грубо хватает её за руки и втаскивает в комнату, она пытается сопротивляться. Он по привычке затыкает ей рот поцелуем, а после задирает сиреневую юбку-солнце и грубо трахает, прижав к стене. Кожа у Катии нежная, тонкая – синяки не сходят больше недели, а Артур клянётся себе больше не курить травку и на коленях вымаливает у девушки прощения. И она прощает. Она всегда прощает, и от этого ненависть вновь закипает в крови. Но Артур лишь крепче сжимает зубы и выдавливает из себя привычно: - Я люблю тебя, птичка. - Я тоже люблю тебя, медвежонок. Она тонет в его объятиях – действительно будто маленькая птичка в медвежьих лапах. А Артур смотрит прямо в ледяные глаза Вортигерна, и в голове его набатом звучит одно слово: - Блять!

Плывёт, плывёт медуза да не знает, что заперта в аквариуме.

Артур не может больше терпеть, врываясь в кабинет Вортигерна. Тот непонимающе смотрит поверх очков – за последние несколько месяцев Артур стал частым гостем в их доме, но никогда прежде не позволял себе подобного поведения. - Что-то случилось, Артур? - Да. Артур дышит тяжело, загнанно, словно пробежал кросс. Вортигерн устало снимает очки и трёт переносицу. - Если ты на счёт Катии, то так будет лучше для всех. Эта стажировка необходима ей – ты же понимаешь – ей надо думать о будущем. Если я и смирился с тобой, то это не значит, что моя дочь будет прозябать в ободранной трущобе в Ист Энде. - Я пришёл не за этим. - А за чем тогда? - За тобой. Вортигерн открывает рот, но так и не может выдавить из себя ни звука – лишь ловит ртом воздух, пытаясь понять смысл сказанных парнем слов. - Что, прости? - Я хочу тебя. Артур говорит медленно, делая паузу между каждым словом, а у Вортигерна лицо перекашивается. - Это шутка такая? - Я не шучу. Я хочу тебя с первого дня – с первого взгляда на тебя. Я хочу вылизывать твои пальцы, хочу видеть твои губы на моём члене, хочу слышать твой голос, когда ты кончишь, хочу… - Заткнись! Вортигерн вскакивает с кресла и впервые срывается на крик, но спустя несколько мгновений вновь овладевает собой, продолжая холодным тоном. - Выметайся из моего дома. Немедленно, и чтобы ноги твоей здесь больше не было. Не успела Катия уехать, а тебе уже сперма в мозг ударила? И нет, чтобы шлюху заказать, ты мне… Мужчина задыхается в собственном возмущении, отходит от стола, запускает руку в волосы, растрёпывая идеальную укладку, ероша, и усмехается. А у Артура нутро выворачивается и перед глазами темнеет. - Я не уйду. - Что? Вортигерну уже попросту смешно от абсурдности происходящего. - Я.. Шаг навстречу. - ..не.. Ещё один шаг. - ..уйду. Артур нависает грозной тенью, и в лице Вортигерна что-то неуловимо меняется, словно, он наконец-то понимает, что это всё происходит на самом деле. Щёку обжигает болью – Вортигерн бьёт наотмашь тыльной стороной ладони. Артур не противится – знает, что заслужил, – и перехватывает чужую руку. Кисть у Вортигерна тонкая, изящная, королевская – так и просится на поцелуи. И Артур целует нежно – как может нежно – ласкают губы да колется борода. Мужчина сопротивляется, пытается вырвать руку – но куда ему из медвежьих лап? - Артур, отпусти меня. В голосе отчаянье и почти мольба. - Ради Катии. - Не могу. Прошу, позволь… Шёпот у Артура загнанный, заглушенный поцелуем в макушку. - Ради Катии. И Вортигерн сдаётся – выдыхает шумно и прикрывает глаза – не видит смысла противиться дальше. Он, кажется, давно всё понял – в тот самый миг, когда поймал на себе пристальный взгляд голубых глаз. Так не смотрят на мужчину. Так не смотрят на отца своей девушки. Вортигерна никогда не вожделели настолько сильно, хотя и на недостаток партнёров он не жаловался. И это подкупало – липкой паутиной гордыни опутывало разум, лишая возможности трезво мыслить. Вортигерну нравилось быть желанным, но совесть острыми иголками впивалась в сердце. - Артур, нет… Вортигерн захлёбывается стоном, когда Артур впивается в шею жадным собственническим поцелуем. Тело предательски ведёт, словно мужчина знатно надрался или обдолбался дурью, но он продолжает цепляться за остатки сознания, что ещё не успели ускользнуть из головы. - Она же моя дочь. - Мне плевать. Трещит разорванная рубашка, бусинами скачут по полу пуговицы. - Плевать на неё. Белая ткань летит на пол и тут же оказывается безнадёжно испорчена грязными кроссовками Артура. - Плевать на себя. Сильные руки до боли сжимают чужие предплечья – на алебастровой коже наверняка останутся синяки. - Плевать на то, что ты меня не хочешь. Слова действуют отрезвляюще – Вортигерн хмурится и пытается отстраниться. - Ты под кайфом? - Да. Подсел на тебя, даже не попробовав. Ты бы знал, сколько я выпрашивал у Катии какой-то тупой коллаж с твоей фоткой, чтобы потом дрочить на неё. Артур оставляет целомудренный поцелуй на левом запястье мужчины. - На твои руки. Новый поцелуй приходится чуть выше оставленного ранее засоса на шее. - На твою шею. Парень склоняется к лицу Вортигерна, но застывает буквально в сантиметре от его губ и шепчет: - На твои блядские губы. Вортигерн срывается – целует сам – жадно, горячечно, отчаянно. И у Артура крышу сносит – он впивается в желанные губы – покусывает, оттягивает, зализывает и проникает языком внутрь, углубляя поцелуй. Пальцы зарываются в волосы – ерошат, хватают, оттягивают – и Вортигерн шипит в поцелуй, но не отталкивает. Артур нетерпелив – накрывает чужой пах ладонью, грубо сжимая сквозь ткань, ведь он сам уже давно возбуждён. Но мужчина такого энтузиазма не разделяет, отталкивая, разрывая поцелуй. - Артур… Дыхание сбилось, а голос сел, переливаясь хриплыми нотками. - Артур, не здесь. Окно… И правда – окно – огромное, отполированное, и люди по улице ходят. Артур чувствует себя медузой в аквариуме – живёт она себе, живёт и не подозревает, что за каждым её движением следят сотни чужих глаз. Артур никогда не любил медуз – противные они, скользкие, и жалятся больно. Спальня Вортигерна всего в нескольких шагах от кабинета, но Артур успевает приложить мужчину к стене не меньше четырёх раз. У Вортигерна голова кружится и затылок саднит – не привык он к грубости. Когда Артур опрокидывает его на кровать, он едва ли понимает, что происходит, и лишь запоздало приходит осознание. - Артур, стой, мне надо в душ. Вырваться из медвежьих объятий непросто, но Вортигерн таки отталкивает парня от себя. - Хочешь сбежать. Артур не спрашивает даже – констатирует факт, будто это не имеет к нему никакого отношения. Вортигерн усмехается – рад бы, да только от себя не сбежишь. - У тебя, видать, от дури все мозги высохли. И да, тебе бы тоже не мешало помыться – тиной за километр несёт. - Я с работы. Звучит слишком виновато и по-детски – точно мальчишка провинившийся перед строгим отцом. Отцом, которого пару минут назад хотел трахнуть. Вортигерну самому смешно от таких мыслей – улыбается снисходительно, по-отцовски. - Я позову тебя. Артур не откликается – не верит. Он лежит на широкой кровати, устланной шёлковыми простынями, и размышляет почему-то о медузах. Не любит он их – противные они, скользкие и жалятся больно, да очаровывают. Чужие, далёкие, но прекрасные – взгляд не оторвать. А посмотришь на них – мнимых себя царями в своём аквариуме, но таких беспомощных без него – и даже жаль становится. И Вортигерн такой. Как медуза – красив, да жалится. Такого бы не трогать, обходить десятой дорогой, а Артур – дурак – тянется к нему, обжигается, но руки не убирает, лишь крепче стискивает ускользающее из объятий тело. Да как не держи – ускользнёт, в воду обратится и утечёт своею дорогой – и высохнет след на солнце. - Артур. Будто зачарованный повинуется Артур этому зову – а ведь и не надеялся уже, что позовут. Вортигерн красив – по-другому, не так как Артур. Нет у него широких плеч и рельефных мышц – одна худоба да бледность, и это притягивает своей неправильностью. И, раздеваясь, Артур пытается выбросить из головы проклятых медуз. Струи воды разбиваются о стройное тело, мелкими ручейками стекая вниз. Глаза у Вортигерна закрыты, а на ресницах повисли тяжёлые прозрачные капли. Вздрагивают ресницы, и летят вниз капли, теряясь среди сотен себе подобных, когда руки Артура плотным кольцом смыкаются вокруг груди – заключают, притягивают, прижимают. Вортигерн так и стоит с закрытыми глазами, прижимаясь спиной к чужой, тяжело вздымающейся груди. Он откидывает голову на плечо Артура и мажет губами по его челюсти, пытаясь дотянуться поцелуем. - Так и будем стоять? Ледяные глаза смотрят с отцовским упрёком, и Артур вновь ощущает себя провинившимся мальчишкой. Берёт с полочки гель с чёртовым ароматом моря – будто ему его мало – наливает на мочалку и медленно проводит ему по телу Вортигерна, боясь причинить боль. Мужчина в свою очередь поворачивается, чтобы вымыть из волос Артура противный запах тины, – вспенивает шампунь и мягко массирует кожу головы пальцами, потираясь о парня всем телом. У Артура снова крепко стоит, но он терпеливо ждёт, пока тонкие ладошки Вортигерна размажут гель по его телу – искусственное море пахнет куда лучше, чем настоящее – и он, смытый водой, стечёт пеной к ногам. Махровые полотенца приятно окутывают тело, впитывая воду. Вортигерн вновь по отцовской привычке тщательно вытирает волосы Артура, пока тот оставляет целомудренные поцелуи на плоском животе и проступающих под кожей рёбрах – болезненно худой. Невесомый – отмечает Артур, подхватывая мужчину на руки, – невмоготу ему больше терпеть. Простыни холодят разогретую тёплой водой кожу, и Артур пытается сохранить это тепло в чужом теле, зацеловывая, оставляя пылающие жаром багровые метки. Вортигерн ёрзает и выгибается – льнёт навстречу, цепляясь тонкими пальцами за чужие плечи. Совсем не такой как Катия – даже сейчас чужой, далёкий, холодный. В них нет и капли общего – может, она пошла в мать – и от этого лишь хуже, ведь будь они похожи, Артур бы оправдал своё желание лишь проекцией любви к Катии. Он был почти уверен, что любит её – по-настоящему, светло, благочестиво. Пока не появился Вортигерн – он пробудил другую любовь – тёмную, отчаянную, греховную. Артуру хотелось его сломать, унизить, осквернить – Артуру хотелось всего того, чего он никогда бы не позволил себе с Катией. Если бы не дурь. Он до сих пор корил себя за тот случай и держал своё слово – никаких косяков. - У тебя были мужчины до меня? Вопрос звучит внезапно и, как кажется Артуру, совсем неуместно, и парень рассеяно мотает головой. - Я же не педик. Смешок у Вортигерна горький и до Артура запоздало доходит, что он ляпнул. - Блять, я не это… - Всё нормально. Я всё сделаю сам. Вортигерн пытается выскользнуть из-под придавившего его тела, но Артур жёстко пресекает эту попытку – на тонком запястье проступают красные пятна. - Нет, я знаю как надо. - Смазка во втором ящике. Вортигерну почему-то стыдно за последнюю ремарку – он отворачивается и утыкается лицом в подушку, чтобы не смотреть Артуру в глаза. С Вортигерном странно – вовсе не так как с Катией, вовсе не так как с любой другой девушкой, что были у Артура раньше – с Вортигерном по-особенному. Ладони скользят по спине ласково, прохаживаясь по позвонкам и оглаживая бока – кости тонкие, хрупкие – придави чуть сильнее и сломаешь, но Артуру не хочется ломать. Артуру хочется любить – он оставляет на полупрозрачной коже невесомые поцелуи, выводит по спине губами замысловатые узоры и зарывается носом во влажные волосы на затылке, пытаясь уловить запах. Отчаянное рвение сменилось терпением – пальцы двигаются медленно, аккуратно растягивая, а с губ больше не срываются такие привычные во время секса ругательства. С Вортигерном хочется иначе – с Вортигерном не хочется скверны. Мужчина протестующе мычит и бурчит в подушку что-то об удобстве, когда Артур упрямо пытается перевернуть его на спину. Но парень добивается своего, а Вортигерн прячет лицо в ладонях. - Посмотри на меня. Звучит как-то глупо, но Артуру плевать. Он перехватывает чужие руки, отнимает их от лица и поочерёдно целует, разводя в стороны. Ресницы у Вортигерна мокрые от слёз. Парень пугается, обнимает, зацеловывает, пытаясь загладить свою вину. - Права была Эльза – хреновый из меня отец. - Мне всё равно. Артур целует настойчиво, и Вортигерн откликается – обнимает за шею, вплетает пальцы в волосы и жмётся всем телом. С Вортигерном странно – вовсе не так как хотелось – нет грубости, поспешности, насилия. Он как та медуза в аквариуме – стоишь, смотришь на неё и хочется вытащить, выжать и растоптать, что останется, а после попадаешь в аквариум и прикоснуться страшно – боишься вред причинить, а руки тянутся. Поцелуи у Артура выходят тягучие, сладкие, вдумчивые, и Вортигерн утопает в них. Он отдаётся так, как не отдавался прежде никому – отчаянно, самоотверженно, до забытья. Он не смотрит порочно, страстно, греховно – в его глазах непомерная боль, и он утыкается в чужое плечо и опускает веки – только бы Артур не заметил. Но Артур замечает – видит всё и целует чужую макушку, зарывается носом в чужие волосы, что пахнут искусственным морем, и шепчет чужое имя, что уже кажется родным. Вортигерну до одури больно и хорошо в одночасье – он не кричит, как грезилось Артуру – он шепчет его имя, тихо всхлипывая и пачкая живот своей спермой. Артуру и не надо большего – его семя разливается теплом где-то внутри, и Вортигерн смотрит почти испуганно, но без упрёка. Артур знает, что не правильно, что надо было по-другому, но хочется почему-то именно так, скрепляя связь поцелуем, – слишком интимно. А после всё как обычно – Артур лежит, закинув руки за голову, и борется со стойким желанием подкурить косяк. Ему даже почти не стыдно за то, что он изменил девушке с её же отцом. Вортигерн лежит спиной к парню, подтянув ноги к животу. В тишине его голос звучит хрипло и надломлено – точно как треск осыпающейся штукатурки. - Что я наделал, Артур? Я не должен был… Я предал свою девочку. - Мы её предали. Артур переворачивается на бок и сгребает Вортигерна в объятия, оставляя целомудренный поцелуй на его левой лопатке. - Мы. И Вортигерн соглашается.

Плывёт, плывёт медуза в огромном аквариуме и не знает, что она навек одинока.

Три месяца пролетают почти незаметно. За это время Артур практически не возвращается в родной Ист Энд – привык, обжился в чужом доме. Не сказать, что жизнь в Юном Кенсингтоне очень отличалась от той, что была у Артура в Ист Энде – всё равно каждое утро начиналось одинаково. С одним лишь отличием – одинаково приятно. Встречаясь с Катией, Артур ни на что не жаловался – его более чем устраивали их отношения – Катия была идеальна во всём. Вот только с отцом ей не повезло. У Вортигерна был вздорный характер, болезненно истощённое работой тело и он давно забыл, что такое любовь – если и знал когда-то. Но, кажется, только с ним Артур понял, что такое любить – не играть в любовь, а по-настоящему, искренне, преданно любить. Их любовь заключалась не в сказанных в пылу страсти словах и даже не в жарком сексе – их любовь была в утренних поцелуях в растрёпанную макушку, во вкусно приготовленном ужине и привычном уже запахе тины. Артур не знал, как умудрился так влюбиться в отца своей девушки, и ему казалось, что его любви пока достаточно для них двоих – Вортигерну не обязательно любить его в ответ – едва ли человек с такой искалеченной душой вообще был способен ещё на любовь. Артур же просто хотел, чтобы ему не было так больно, – хоть немного. Ему нравилось видеть улыбку на тонких губах, нравились задорные искорки, пляшущие в серо-голубых глазах, нравилось перебирать шелковистые локоны пальцами, пока Вортигерн спал. - Ты ведёшь себя как влюблённый мальчишка. Вортигерн хмурится, но не отталкивает. Шуточный упрёк почти задевает, но Артур лишь усмехается в ответ. - Я такой и есть. В их отношениях нет места милым прозвищам и совместным походам в кино, но Артур таки уговаривает Вортигерна прокатиться на байке, и едва ли не впервые видит его таким счастливым. Их отношения нельзя назвать странными – они просто не похожи на всё, что было раньше, и обоих это устраивает. До того момента пока радостная Катия не сообщает о своём возвращении – они даже по Скайпу с ней вместе говорят – и улыбка на губах Вортигерна меркнет. - Что-то не так, пап? Катия ни капли не изменилась – всё такая же сердобольная и участливая, и Артуру едва хватает выдержки не захлопнуть ноутбук. - Ничего, просто боюсь не управиться с делами до твоего приезда. Вортигерн выдавливает горькую улыбку и впивается пальцами в обивку дивана, а Артур незаметно накрывает его руку своей. Когда девушка прощается и отключает связь, Артур всё-таки захлопывает ненавистный ноутбук. У них осталось три дня, а после придётся возвращаться к привычным ролям. - Я не смогу ей врать, Артур. Я не смогу. Вортигерну неспокойно – он ходит кругами по кабинету и ерошит пальцами волосы, отчаянно пытаясь придумать выход из угла, в который сам себя загнал. - Зачем врать? Мы можем ей всё рассказать. Мужчина смеётся громко, саркастично и всплёскивает в ладони. - Чертовски гениальная идея, браво! И что ты ей скажешь? «Прости, птичка, я трахаю твоего отца»? Или даже скажешь, что любишь меня? - Скажу. - Придурок. Вортигерн беспомощно опускается в кресло и роняет голову в ладони. - Какой же ты, чёрт тебя дери, придурок, Артур. - Какой есть. Артур присаживается рядом с мужчиной на корточки и привычным жестом отнимает руки от его лица, поочерёдно оставляя на них лёгкие поцелуи. Вортигерн запускает пятерню в шевелюру парня, легонько растрёпывая отросшие волосы, и Артур садится подле его ног, удобно устраивая голову на коленях мужчины как верный пёс. Этой ночью они спят, крепко прижавшись друг к другу, будто утром их навек заберут друг у друга. Конечно же, этого не происходит. Утро начинается как обычно – с сонного поцелуя и горячего кофе – что-что, а его байкер из Ист Энда готовит просто невероятно. А после начинаются домашние хлопоты – Артур помогает Вортигерну собраться на работу, допивает свой кофе и идёт собирать вещи. Артур всё ещё настроен рассказать Катии правду, но она не должна узнать, что всё это время он жил в их доме – таковым было условие Вортигерна. Убрать третью щётку и вторую бритву в ванной, постирать гостевое полотенце, которое за три месяца Артур уже успел присвоить себе, скидать в сумку аккуратно развешанные вещи из шкафа и не забыть подаренную Катией на день рождения чашку с медузами – принт, конечно, на редкость тупой, зато форма удобная. Артур не хотел уезжать отсюда – и дело вовсе не в том, что жить в Южном Кенсингтоне был намного престижнее, чем в Ист Энде – просто не хотелось оставлять Вортигерна одного. Пусть и на одну ночь – всё равно не хотелось. С работой Артур закончил быстрее обычного, обеспечив чёртовым медузам чистый аквариум на ближайшие три дня, и по привычке поехал домой – к Вортигерну. Вернувшись, мужчина удивился горячему ужину и не менее горячему приветственному поцелую. - Ты собрал вещи? Вортигерн хмурится, не разделяя совершенно неуместной радости любовника. - Да, даже на квартиру забросил. - Хорошо. Послушность смягчает суровость мужчины, а вкусный ужин и вовсе прогоняет его плохое настроение – под конец он даже улыбается. - То есть ты мне всё время врал о том, что не умеешь готовить? - Ты не спрашивал. Артур хитро щурится и пожимает плечами, а Вортигерн комкает салфетку и запускает ею парню в лоб. - Подлец. Оба смеются, будто ничего не произошло и не им через день придётся придумывать объяснения для своей любви. Будто любовь вообще нужно объяснять. - Можно я останусь? Несмотря на всю грубость, у Артура совершенно невозможная щенячья моська – ну как такому отказать? – потому Вортигерн со вздохом соглашается. - Только чтобы с утра тебя тут не было – Катия ещё не уточнила, каким рейсом летит. - Не вопрос. Артур жмурится как довольный кот, налакавшийся сметаны, а Вортигерн устало трёт переносицу. - И мне надо закончить кое-какую работу, потому ложись без меня. Соглашается парень без энтузиазма – у него были иные планы – но пусть даже так, он просто побудет рядом. Вот только уснуть самому совершенно не получается, как бы Артур не пытался – и как только раньше выходило? – всё лезут в голову мысли о медузах. На часах уже переваливает за полночь, когда парень поднимается с постели и отправляется в кабинет Вортигерна. Мужчина всё так же сидит за работой – спина вытянута, брови хмуро сведены, а очки сползли с переносицы. Бесшумно войти не получается – хлопает дверь, заставляя Вортигерна оторваться от бумаг и перевести на Артура рассеянный взгляд. - Артур? Что-то случилось? Мужчина снимает очки и устало трёт веки. - Я не могу уснуть без тебя. Вортигерн смеётся – тихо, по-отцовски. - Ты как маленький. - Я могу быть взрослым. Нескольких мгновений хватает, чтобы Артур оказался за спиной Вортигерна, – его тяжёлые руки ложатся на плечи, плавно оглаживают и разминают затёкшие мышцы. Мужчина тихо стонет, чувствуя, как расслабляется уставшее тело под умелыми пальцами, и блаженно прикрывает глаза. На самом деле у Артура куда больше талантов, чем он думает, но Вортигерен слишком эгоистичен, чтобы с кем-то их делить. Ладони соскальзывают ниже, под халат, и поглаживают грудь сквозь ткань рубашки. - Я хочу тебя. Дыхание опаляет ухо, а горячие губы перехватывают мочку, легонько прижимая. Стон, сорвавшийся с губ Вортигерна, почти мученический. - Артур, окно… - Плевать. Руки Артура уже расправились с верхними пуговицами и вовсю хозяйничают под рубашкой, посылая по телу Вортигерна волны мурашек. - Сейчас ночь – нас никто не увидит. Сопротивляться совсем не хочется – мужчина вздыхает обречённо, отдаваясь во власть чужих рук, и Артур это расценивает как сигнал к действию. Он настойчив, но нетороплив – чертит на груди Вортигерна узоры языком, вылизывает бледную кожу и аккуратно прижимает зубами тёмные горошины сосков. Мужчина откликается на каждую ласку тихим стоном, кусает губы и путается длинными пальцами в светлых волосах любовника. - Ты пахнешь по-другому. Артур глубоко вдыхает, прижимая Вортигерна к себе спиной, попутно расстёгивая его брюки. - У нас закончился шампунь – я купил новый. Артур вспоминает, что сегодня ему пришлось принимать душ в наполовину проржавевшей ванной в Ист Энде, и морщится – всё-таки эти три месяца в нём что-то изменили. Вортигерн нетерпеливо трётся ягодицами о бедра парня, обвивая руками его шею – Артура не надо просить дважды. Возиться с раздеванием не хочется – парень попросту спускает штаны с себя, с любовника и прижимает того к окну лицом, входя сразу на полную длину. Вортигерн недовольно мычит и скребёт пальцами по стеклу, а Артур покрывает его спину жадными поцелуями и стискивает выпирающие рёбра до хруста. Рука двигается в такт движениям бёдер, и Вортигерну хочется выть от удовольствия, что тугим узлом свернулось внизу живота. Артур прижимается губами к шее, но мужчина протестующе отклоняется. - Нет, Артур... Катия..она увидит. Но Артур словно не слышит, прикусывает – дико, по-звериному, будто метит – оставляет на алебастровой коже багровое пятно. От тяжёлого дыхания запотело стекло – Вортигерн мажет по нему рукой, вглядываясь в пустынные улицы ночного Лондона, и замирает. - Катия. Испуганный шёпот срывается с губ – мужчина резко отстраняется, и лишь вовремя сориентировавшийся Артур спасает их от падения. - Катия там! Глаза у Вортигерна горят безумием, и Артуру становится страшно – он смотрит из окна вниз и видит её – Катию. Она стоит под фонарём – такая же, как в день их знакомства – светлая, с копной рыжих волос и в клетчатом пальто. Всё так же стоит за стеклом и наблюдает, а Артур чувствует себя проклятой медузой в аквариуме. Вортигерн в панике пытается застегнуть рубашку, пока Артур натягивает штаны. Получилось крайне неловко, но хоть не надо придумывать ненужные прелюдии. - Вот и рассказали. Вортигерн замирает, переводит на Артура непонимающий взгляд. - Что? - Может, оно и к лучшему. Катия поймёт – мы ей всё… - Мы? Вортигерн ухмыляется и вскидывает брови. - О каком «мы» ты говоришь? Ты, должно быть, полный кретин, если думал, что я действительно расскажу дочери, что спал с её парнем. Вортигерн делает шаг навстречу, застёгивая манжеты, и прожигает взглядом ледяных глаз. - Нет никакого «мы». Есть я. И Катия. И тебе нет места в нашей жизни при любом раскладе. Вортигерн уходит, а Артур так и остаётся стоять посреди кабинета в молчании. Красивы медузы да жалятся больно. И до одури хочется забить косячок.

Плывёт, плывёт медуза, а после замирает перед огромным стеклом – и не двинется больше.

Жизнь в Ист Энде почти такая же как в Южном Кенсингтоне – каждое утро начинается одинаково – с одним лишь отличием – одинаково хреново. Артур тушит косяки о старую тумбочку и два раза в неделю ходит в Лондонский аквариум на свою дерьмовую работу. Артура совсем не узнать, и начальник даже выписывает ему последнее предупреждение – третье за месяц – а после по-дружески советует завязывать с наркотой. Артур обдолбанно улыбается в ответ и кивает, а после приходит домой и забивает новый косяк. Прошло уже почти недели четыре с того дня, а, может, и больше – Артуру не больно надо считать дни. Он просто два раза в неделю ходит чистить дерьмо в аквариуме грёбаных медуз, чтобы после спускать деньги на дурь. Вортигерн не звонит – Катия тоже. Последний раз она, кажется, обозвала его озабоченным ублюдком и пообещала засадить в тюрьму. А Артур просто молча слушал – не объяснялся, не оправдывался, не отрицал – просто слушал и смотрел в виноватые глаза Вортигерна. Так будет лучше для всех. Артур вновь обкурился до глюков и он сам не знает, чего он ждёт набирая номер Вортигерна. Конечно же, абонент недоступен – для Артура он навсегда останется недоступным. Парень тушит о тумбочку очередной косяк, случайно прожигая извещение о гибели медузы из-за недостатка кислорода – забыл включить фильтр после чистки – и счёт на оплату материального ущерба Лондонскому аквариуму. Но Артуру плевать – он подхватывает ключи от байка и захлопывает за собой дверь – ему надо проверить голову. Вортигерну звонят из полиции поздно вечером и просят приехать на опознание, ведь днём того же дня Артур Пендрагон, пребывая в состоянии наркотического опьянения, разбился насмерть, спровоцировав автокатастрофу на загородном шоссе. Номер Вортигерна был последним в списке набранных. - Блять. Вортигерн снимает очки и устало трёт переносицу, а женский голос в трубке учтиво переспрашивает: - Простите, сэр, можете повторить? - Я приеду. - Завтра к десяти, сэр. Записывайте адрес… Вортигерн криво выводит буквы на каком-то договоре, что ещё несколько минут назад был невероятно важен – сейчас от его важности осталось лишь несколько слов, начертанных дрожащей рукой. Связь прерывается и Вортигерн аккуратно откладывает смартфон в сторону. - Блять. Пальцы зарываются в волосы, растрёпывая и ероша. Вортигерн сжимает свою голову так сильно, что, кажется, кости не выдержат и сломаются – может, хоть это избавит его от невыносимой боли. - Пап..что-то случилось? Заглянувшая в комнату Катия выглядит встревоженно. - Нет, ничего. Просто навалилось всего. Улыбка у Вортигерна горькая, а в глазах слёзы, которые он спешит смахнуть ладонью. Катия пожимает плечами и улыбается в ответ. - Тогда пойдём ужинать. - Да, конечно. Мужчина поднимается с кресла и следует за дочерью. Хлопает дверь, щёлкает выключатель – кабинет погружается во тьму, и только медуза в светящемся аквариуме неподвижно зависла перед стеклом.

Не живут медузы поодиночке.