Крах надежд

      Нами осторожно прикрыла дверь комнаты, которую так и не смогла принять, как свою. Комната карт, рабочая, пыточная, темница — как угодно, но не своя комната. Это казалось настолько противоестественным, что, попытайся она назвать её так, хотя бы в мыслях, её бы пробрала дрожь, в худшем случае — вырвало. Это место она не могла считать домом. Дом остался там — далеко, в родной деревне, обсаженной вокруг мандариновыми деревьями. А это… Это мышеловка, что однажды захлопнулась; темница, замок на которой закрыт навечно, а ключ потерялся. Это место, где она однажды умрет, так и не узнав вновь, что такое свобода.       Последняя её надежда погибла вместе с черноволосым мальчишкой в соломенной шляпе.       Всего несколько недель тому назад она верила, что вырвется. Будет свободна, наконец, сбросив цепи, накинутые Арлонгом много лет назад. Она поняла, как сильно верила в Луффи, в его слова, когда его тело — он всё ещё дышал! — израненное, без единого живого места, снова скинули в море. Даже полный сил, он не выбрался бы без чужой помощи. А в тот момент её уже не было от кого ожидать. Сердце ухнуло вниз. Быть такого не могло, чтобы этот мальчишка, с улыбкой, широкой, как сам горизонт, погиб так! Нами не хотела этого: она не верила в это. Она ринулась к воде, потому что больше не было кому.       Усопп так и не вернулся. Санджи, спасавший Луффи, не выплыл, в отличие от мальчишки, вновь оказавшегося на поверхности. Зоро — и без того израненного, с открывшейся раной — отшвырнули так далеко, что Нами не знала точно, где же находится это место. Не видела — услышала только всплеск воды. Ей бы хотелось думать, что все они в порядке. Просто отдыхают, переводя дыхание где-то. Что те двое выплыли, но чуть дальше, вне поля её зрения, что Усоп не возвращается, не желая ввязаться в новую заварушку.       Только где-то внутри Нами знала, что это бесполезно. Никакой самообман не сделает желаемое явью.       Но к воде её не подпустили — схватили раньше. Арлонг насмехался, видя её трепыхания, а его люди — победившие, в отличие от отчаянных ребят — держали её. А пузырьков на поверхности воды становилось всё меньше, пока гладь её вновь не стала ровной, ничем не побеспокоенной.       Она широко раскрытыми глазами наблюдала это. Всё ещё думалось, что, вот, прямо сейчас, в этот миг, он выпрыгнет, как обычно, внезапный, резвый вихрь, ухватит её за руку, крикнет, что она — его навигатор, и разбросает всех вокруг себя. А она отдаст ему шляпу, как подтверждение того, что всё удалось, что он помог ей и она… Она согласна присоединиться к его команде. Сейчас это всё казалось глупым и мелочным — главное было бы то, что он жив; что они в порядке! Тогда Нами не понимала этого до конца.       Когда это случилось, уже ничего нельзя было исправить.       Её закрыли в ненавистной комнате — настолько ошарашенную, что не было сопротивления. Мятеж быстро подавили и людей отправили обратно, с угрозами, что были, как никогда, реальны. Подтверждение этого было у них перед глазами пару минут назад. А Нами не верила; колотила в дверь, глядела в окно. Сейчас всё изменится, сейчас они вернутся! Но ничего так и не произошло — ни тогда, ни через неделю.       Клетка снова закрылась, цена свободы стала недосягаемой, как в прошлом, а на душе висел груз тяжелее прежнего. Только на её совести их смерти. Нами догадывалась, что никакие слова не остановили бы Луффи; что, если бы он решил, то ничего не изменилось бы. Но она должна была попытаться. Должна была остановить его, сохранить его недолгую жизнь, не дать оборваться мечте с ним. Она ненавидела себя, свою слабость в единый миг. Доброго Луффи; слова, прозвучавшие в тот день и ставшие роковыми, и соломенную шляпу — напоминание, которую не решилась выбросить. Легче себе руки отрубить, чем сделать это. Надежно хранила её в недрах комнаты, изредка извлекая на свет и никому не позволяя её трогать. Не теперь.       Нами осмотрелась. Тишина — никого нет, даже не дежурит никто. Потому что ни один дурак не сунется в это место. Пальцы жгло, капли крови уже давно засохли на письменном столе и пере, перепачкали карты. Небрежно перебинтованные, они не заживали уже который день. Нами не давала. Пусть и это будет напоминанием.       Луна не скрывалась за облаками, и, по освещенному её светом коридору, девушка быстро добралась до лестницы без малейшего страха от одного неверного движения сломать шею. Ну и пусть: если случится — хорошо, а нет, значит, так и будет. Нами не могла позволить себе смерть от своей же руки. В тот день погибла команда Луффи, но, как по давно продуманному плану, никто не убил ни единого человека из её деревни. Арлонг был хитер и не желал терять золотой жилы, которую для него представляла Нами, потому были поставлены новые условия. Да, она могла вновь пытаться выкупить их жизни. Но если бы она попыталась убить себя и убила бы — деревню стерли бы одним махом.       Нами хотелось умереть. Одним махом рассечь эту цепь страданий и лишений, найти успокоение, но стоило ли её желание стольких жизней?.. Даже если жители были готовы к смерти, она не позволила бы им так легко расстаться с ними. Только не так, как Луффи. Она бы не могла спокойно уйти, зная, какая участь постигнет их.       Нами работала на тех, кого ненавидела больше всего, жила в месте, где кровь товарищей впиталась в землю и растворилась в воде, а их тела так, на дне, и остались. Кошмары не оставляли её, а тело она изводила, не обращала внимания на раны. Она должна помнить их. Пусть и не знала достаточно долго, но они рискнули ради неё, и это забыть было чем-то наказуемым, греховным. Пусть ей всегда и было плевать на небесную кару. Она бы не простила себя ещё больше.       Все этажи были пусты, никто не встретился по пути наружу. Никто не боялся внезапного нападения, никто не считал, что она сбежит. И они были так до тошноты правы, что хотелось плакать. Нами скованная, снова, стесненная в действиях. Несвободная, принадлежащая не себе. Рисует карты, окропляя их своей кровью, а подушку временами, когда воспоминания накатят, — слезами.       Ночь безоблачная. Не то, что первая: неспокойная, с, время от времени, накрапывающим дождем. На улице свежо, не видно следов разрушений — все так, как было когда-то. И как останется ещё надолго. Нами осматривается и ей всё ещё чудится кровь на плитах около воды, всплеск, красный, теряющийся в воде. Нами чудятся волны, порывы ветра и шляпа, которую уносит вдаль, и руки — несколько пар, что пытаются её перехватить — она ведь так важна капитану! Но соломенное напоминание лежит в комнате, а руки уже никогда не поднимутся. Не будет ни смеха, ни широких улыбок, ни лязга мечей. Нами знает, что одной фразой погубила их всех.       Ей часто шепчут: «Это не так». Нами снится капитан, его улыбка, спокойный взгляд, и он ничего не говорит, только губы растягивает всё шире. А потом говорит что-то — губы шевелятся, а звук не исходит. Она не слышит. Только улыбка и взгляд: слова недоступны.       У воды прохладнее, но она не уходит — придвигается ближе, знает, все они где-то там, в воде. С ужасом думается, что в этот миг, кто-то может выплыть из-под воды, ухватить её и утащить на дно, только крик и повиснет в воздухе, вскоре развеянный потоком. Однако, как ей было бы спокойнее, если так случится. Нами вспоминается сон, видимый едва ли не каждую ночь, она вглядывается в паренька, пытается читать по губам, ведь даже в реальности он что-то пытался сказать. Она просто не услышала.       Нами сама шевелит губами, пытаясь повторить. Звуки складываются в слова, постепенно, как мозаика в картину. У Нами перехватывает дыхание, щиплет глаза.       «Всё хорошо, — повторяет она за Луффи из сна. — Мы же накама».       Слезы текут по щекам, а у неё сил нет, их стереть. Нами всё ещё сильно хочется оказаться с ними на дне этого моря. Потому что этот кошмар в её жизни не имеет конца.       На самом деле она сильнее всего хочет, чтобы они были живы — ради этого не жаль никакой цены. Нами бы жизнь свою променяла без промедления на их. Но сон никак не прерывается, и море предательски спокойное, даже после того, как поглотило столько людей. Нами ненавидит себя, пиратов и море. И где-то в этом кроется замкнутый круг, так и не разорвавшийся в их мире.       /Может где-то, в другом месте, всё пошло по другому сценарию, но это их реальность, и никакое утешение, что всё хорошо в параллельной вселенной не вылечит покаченного сердца. Круг, едва попытавшись разомкнуться, вновь сомкнул свои бока./