Желание

Слэш
PG-13
Завершён
269
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
9 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
269 Нравится 7 Отзывы 67 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Рыжий стоит у стены и просто думает, что быть того не может. До сих пор не верит. Голос Цзяня такой уже привычно надломленный и грустный, что весь мир буквально по кусочкам ломается. Крошится-крошится, в пыль стирается.       — Он ждет тебя, знаешь. И сегодня утром звонил снова. Операция во вторник, — слова мозаикой складываются в обыденность, такие безнадежные и полынно-горькие, что хочется выть. Или орать матом. Так громко и со вкусом, чтобы, блять, все наверняка услышали и прочувствовали.       Комната его жалкой однушки такая затертая взглядом до дыр, протоптанная сотнями ног предыдущих жильцов, пропитанная ароматом горького кофе, который он пьет с Цзянем по субботам, когда тот заглядывает в гости и тихим скорбным голосом сообщает новости о нем. Так, точно тот сдох уже. Так, будто все настолько безнадежно, что пытаться не стоит даже.       И все бессмысленно. Пепел от сигарет рассыпается по затасканному ковру монохромным листопадом.       — Блять, — тихо шипит Рыжий, застирывая испачканную на работе белую рубашку — сучий обязательный дресс-код. Опять чертов латте, который всегда заказывает одна вредная всем недовольная девчонка, чей голос в нервной истерике иной раз срывается на фальцет, а дрожащие пальцы иногда кидают в стакан с горячим напитком две отвратительно-белые таблетки. Всегда ровно две, и почему-то именно они въедаются в память Мо.       В такие моменты он понимает, что не только ему одному чертовски не везет по жизни, что, блять, проблемы есть у всех и жалеть нечего. Справится как-нибудь, перебьется.       Ведь всегда так делал, с самого детства.       — Блять, — вновь шипит Рыжий, потому что чертова рубашка навевает воспоминания о школе, которые пропитаны ненавистью и блядской необходимость, а еще — немного Хэ Тянем, этим ебаным идиотом, что вдруг отчего-то вздумал, что может позволить себе сдохнуть.       Нет, такие долго живут. И мозг выебывают долго и со вкусом.       Мо до сих пор не верит. До сих пор избегает любых упоминаний о клинике, в которой лежит он, и об операции, что уже в этот вторник вообще-то.       И в понедельник привычно идет на работу к девяти, привычно зевает устало и становится за стойкой, натягивая дежурную улыбку, такую лживую и натянутую, что еще немного и по швам разойдется. Воздух пахнет дождем, а под ногами отвратительно чавкает грязь, напоминая развороченную плоть.       В лужах отражается сизое небо, затянутое безысходностью. Весь его мир ею затянут-перетянут, точно корсетом. И задыхаешься — ни вдохнуть, ни выдохнуть.       Ровно в двенадцать, как по расписанию, приходит та самая противная девчонка, чей силуэт немного мажется перед глазами. Она дергает нетерпеливо белесыми ресницами, дожидается своего латте и в этот раз проливает на тетрадь с конспектами. Шипит раздраженно, одаривает всех злым едким взглядом исподлобья, словно это весь мир виноват в ее неудачах.       Может, и так.       Она зыркает на Рыжего, что подходит и вытирает насухо стол. Маленький запуганный зверек, уставший бороться и вырывать свое острым частоколом зубов.       Мо одаривает ее пресным взглядом, привык уже. Осторожно забирает стаканчик из-под кофе и уносит пропитанное горячим латте полотенце.       На полпути разворачивается.       — Феном высуши, мне помогало, — и идет дальше. Мысленно перебирает весь свой матерный лексикон, потом считает до двадцати, пока принимает заказ у следующего клиента и пытается не сорваться. Нервы охренеть как не в порядке еще с рождения, наверное.       В два часа дня он не выдерживает и срывается с места. Нелепо оправдывается перед управляющим, а тот лишь смотрит понимающе. А потом Рыжий бежит.       Бежит так, что все внутри колотится, бьется и ломается. Колется и жжется. Умирает немного.       Под ногами звонко чавкает грязь, когда он наконец останавливается перед кованными воротами, ведущими в клинику. И тупо смотрит на виднеющиеся за черным кружевом металла пестрые деревца, на гуляющих по вымощенным плиткой дорожкам больных, на панорамные окна, за которыми пропахший едкими лекарствами и смертью темный мир, который на самом-то деле ослепительно белый и до отвращения стерильный.       Рыжий вздыхает и толкает кованную дверь. Идет медленно и несмело, спотыкается постоянно и в какой-то момент понимает — блять. Нихрена его не пустят. Он ни родственник, ни друг. Абсолютно никто.       В тот момент он и сталкивается взглядом с до боли знакомыми серыми глазами. С темными чуть зелеными прожилками, с белыми бликами, с этим тяжеловесным «отъебись» на самом дне радужек. На всем лице не осталось ничего почти, кроме этих ебучих глаз. Только за них взгляд и цепляется. Кажется, они стали огромными, потому что сам Хэ Тянь немножко похож на мертвеца — тонкое хитросплетение темно-синих вен по всему телу, острая тень скул, выпирающие кости и усталые тени под глазами.       Все та же злоебучая ехидная ухмылка, совершенно, блять, неуместная, неуместная настолько, что хочется выбить все дерьмо из этого идиота — не смей, не смей мне тут улыбаться и делать вид, что все нормально, хотя все просто пиздец как анормально.       До того, что мир по кусочкам крошится. Прямо сейчас, смотри.       Хэ Тянь сидит на изящной лавочке под раскидистыми ветвями позолотевшего клена, на коленях — книга, а сам одет в какую-то футболку и спортивные штаны, которые, кажется, висят на нем мешком. Тонкие руки с острыми локтями и ни намека на мускулатуру.       Даже, блять, плакать хочется. Этот ублюдок по частям рушится, умирает прямо на глазах.       Хэ Тянь смотрит прямо на него и порывается встать. Рыжий подходит сам, потому что ему кажется, что тот развалится, если только шевельнется.       Неимоверно хрупкий такой, эфемерный, и ни черта в нем от прежнего Хэ Тяня не осталось. Даже глаза, блять, уже не те. Более темные и глубокие, в такие с разбега вмазываешься, а потом еще вечность тонешь.       Рыжий садится на другой конец лавочки и молчит. Молчит, молчит, молчит. Этот ублюдок молчит тоже.       — Ты подыхаешь.       — И тебе привет, Малыш Мо, — он улыбается почти солнечно, но так показательно и едко, что Рыжий задыхается от злости и в очередной раз ядом плюется.       Они сидят так около часа, почти молчат, почти разговаривают. Всегда — почти.       Больничный двор до одури наполнен осенью, такой золотисто-изумрудный, с легким налетом ржавчины. Здесь нет отвратительной грязи и солнце не такое бледное, но атмосфера все та же. Даже хуже, отвратительнее. Безысходная, угнетающая.       Хэ Тянь пропитан горькими лекарствами и болью. Он, оказывается, читает книги и иногда общается с соседями по палате, говорит — бессмысленное это дело. По-хорошему, он и имен их знать не должен. Их четверо всего. Было.       Длинноногая блондинка, в прошлом — потрясающая красавица, позавчера побывала в операционной. Она ходила призраком, а в ту решающую ночь, почти под утро, когда до подъема остается полчаса, переползла на его кровать, сжала ледяными дрожащими пальцами запястье и шепотом, почти в бреду пообещала, что никогда, никогда в жизни не будет курить, если выздоровеет. Она кашляла, пачкала кровью свои ладони, но говорила — упрямо и почти зло. Она в истерике смеялась и хрипела, рассказывала о своем детстве, о том, что у нее был жених, были друзья, а еще она мечтала открыть свой тату-салон. Она жить хотела, отчаянно-отчаянно.       А после операции ее перевели в одиночную палату, и Хэ Тянь ее не видел с того момента.       Рыжий слушает, молча и горько. Горько настолько, что хочется выть.       Хэ Тянь говорит еще, что в первый день чуть не подрался с другим своим соседом и он чертовски напоминает ему Мо. Такой же дерзкий и горячий.       Рыжий обещает въебать ему по роже, когда тот выздоровеет.       И Хэ Тянь смеется. Едко и безнадежно.       — Если, Мо, если.       Рыжий упрямо мотает головой.       — Когда.       Операция уже через двенадцать часов, отсчет пошел. Она, видимо, и решит исход. Хэ Тянь по-прежнему прожигает его взглядом. А на прощание хмыкает тихо и говорит:       — Ты пришел.       Рыжий неопределенно пожимает плечами и смотрит на стремительно темнеющее небо.       — Придешь снова?       — Только в день твоей выписки, ублюдок.       Он врет, нагло и отчаянно. Рыжий понимает это уже тогда.

* * *

      Нервную вредную девчонку с блеклыми светлыми волосами зовут Сюли. Она плюется ядом каждый раз, когда Рыжий устало с ней здоровается, и нехило так напоминает его самого в подростковом возрасте. Ей девятнадцать, и она сирота. Частые нервные срывы, неустанные походы к психологу и лучшие друзья — психотропные.       Она студентка, и это сложнее вдвойне. В перерыв между парами забегает в эту кофейню, посылает Мо в задницу и снова и снова проливает кофе, потому что дрожащие руки не слушаются.       Впервые она улыбается ему, когда видит записанный на клочке бумаги адрес знакомой клиники. Улыбается с болью, пресно и уныло.       — Я провела там два года, когда родители попали в авиакатастрофу. В неврологическом.       — А у меня там… знакомый. Лейкемия, третья стадия.       Операция, конечно же, блять, не помогает. И Мо приходит и садится на знакомую лавочку каждые выходные. Утыкается невидящим взглядом в очередную книгу Хэ Тяня и молча сидит рядом, чувствуя, что с ума здесь сходит именно он.       Подыхает, кажется, тоже.       Однажды он даже появляется в палате этого ублюдка на пару с Чжанем, которого тут уже знают. Тот приносит еще одну стопку книг и старенький затасканный плеер. Еще теплые свитера и парочку спортивных штанов. Хэ Тянь со всей серьезностью спрашивает, какой сегодня день. Говорит еще, что здесь дни сливаются в отвратительное месиво однообразия. Горькие таблетки, выдаваемые молчаливыми медсестрами, бесконечные анализы. Непрекращающаяся головная боль.       И курс химиотерапии. У этого ублюдка больше нет даже его иссиня-черных волос, только едкая улыбка и бесконечная усталость во взгляде.       Он умирает. И не только физически, но и там, внутри — разлагается, убивает в себе все, что только можно. Однажды даже так по-блядски к нему жмется и растягивает бледные бескровные потрескавшиеся губы в усталой ухмылке. Его улыбка так горчит, что нелепое ощущение, будто все нормально, нормально-нормально, кажется Рыжему отвратительно глупым.       — Ну же, Мо, просто поцелуй меня. Последнее желание умирающего, знаешь?       Мо тогда не сдерживается и бьет его по лицу, с силой, с ностальгией по школьным временам.       — Выживешь ты, сука, выживешь, понял? — шипит он, рывком поднимая слабо улыбающегося ублюдка, у которого кровь заливает лицо и футболку. — Только попробуй мне сдохнуть, блять.       А потом самолично отводит к медсестре, дежурящей в коридоре, а та сначала причитает, а потом кричит, ведь бить больного — хоть немного мозгов-то есть?       Хэ Тянь тогда кривится и говорит, что сам встать пытался, но голова закружилась, и он упал на тумбочку. Прямо носом вмазался. Удачно так, блять.       Медсестра промывает ему дыхательные пути, не переставая ворчать, обрабатывает и затыкает пропитанными спиртом ватками. Выдает какие-то обезболивающие и снотворное — ежевечерний, а порой и еженощный ритуал. Об этом Мо узнает только тогда. Здесь всем снятся кошмары.       А в понедельник впервые посылает истеричную Сюли, что потом с воистину детским любопытством зажимает его после окончания смены и вытряхивает его душу, выворачивая наизнанку.       Он сам умирает. Умирает уже давно, разлагается мысленно, встречая утро с воспаленными от слез глазами. Сам считает себя чертовым придурком, но не может ни боли сдержать, ни уснуть.       Химиотерапия не помогает нихрена, блять, конечно же. Этот ублюдок с каждыми выходными все больше на мертвеца похож.       Никогда не гуляет больше, мало читает, мало ест и много спит. Все чаще молчит и только иногда шутит так откровенно мрачно и гротескно, что Рыжему хочется ему вмазать. Стискивает зубы и терпит, хотя кулаки чешутся и жгутся отчаянно.       Хэ Тянь однажды вдруг начинает хрипло истерически хохотать, а потом смотрит на Мо с прищуром и говорит, что скоро в его карточке появится еще один диагноз — Анорексия Невроза.       Рыжий не сдерживается и материт его так громко, как только может. Даже медсестры сбегаются и чуть ли не выгоняют его из палаты.       А Сюли потом заботливо проливает кофе на его новую белую рубашку, смущенно извиняется, но тут же исправляется и начинает бормотать ругательства, раздраженно, зло.       Мо кажется, что весь мир сейчас находится в постоянном напряжении. Или всегда, но он просто этого не замечал.

* * *

      Воздух пахнет морозом, когда в его квартирку врывается Цзянь в пять утра и тащит на улицу. Рыжий громко орет на него, не переставая чертыхаться. Натягивает куртку, хмуря брови, кидает смартфон в карман джинсов, быстро впрыгивает в ботинки.       А на улице их уже ждет такой же недовольный Чжань, что обзывает своего парня глистом с шилом в заднице. Мо с ним солидарен.       Цзянь тащит их прямиком к клинике, где уже договорился о чем-то с дежурными медсестрами. У него в пакетах звенят бутылки с чем-то явно алкогольным, и Рыжий хмурится все сильнее.       Морозный воздух оглушительно трещит и хрустит, как и снег под ногами. Они бегут в утренней темени, пока наконец не врываются в палату, где лежит Хэ Тянь. Она пропитана ароматом лекарств и хвои, еще немного — мандарин и чего-то такого сладко-соленого, вроде бы знакомого.       Хэ Тянь просыпается буквально через секунду, и молоденькая медсестра сонно им всем улыбается, отсоединяя какие-то проводки от его койки, убирая капельницу и еще что-то. Она же и помогает выкатить кровать с еще плохо соображающим ото сна ублюдком на улицу.       Чжань кутает его в притащенную с собой кофту и пуховое одеяло.       Рыжий по-прежнему отчаянно хмурится. Ему это все чертовски не нравится.       По кривой полоске мутного льда скользят острые лучики света, дробятся и множатся, ярко мелькают перед глазами, отдаваясь разноцветьем искр. Зимнее солнце слепит наконец глаза, а воздух такой густой, что Рыжему кажется, что он заглатывает его комьями. Давится им, не в силах проглотить. И задыхается, задыхается.       Бывает так: когда хочешь чего-то и вроде сам не понимаешь, чего именно. Но внутри все сжимается и тихо скулит, ноет от ощущения, что ты бесполезен, что не можешь помочь даже самому себе.       Этот больше-не-черноволосый ублюдок опирается на него и растягивает потрескавшиеся губы в слабой улыбке, пока Мо уныло повторяет за друзьями слова поздравления. Снежинки кажутся золотыми в свете уличных фонарей. И это утреннее небо, прошитое сотнями звезд, так на грани — виднеется тень солнца.       Скоро восход.       Рыжий даже не отталкивает Хэ Тяня от себя. Устал. Все они чертовски устали.       Он вздыхает, выдыхая облачко молочного пара.       — С днем рождения, — наконец говорит тихо, когда наступает его очередь желать чего-нибудь. И Молчит. А чего желать ходячему мертвецу? Ты, это, не сдохни завтра. Или даже сегодня. Ночью или утром, пока зубы чистишь. Или за завтраком. Когда там идеальное время умирать?       Хэ Тянь просто жмется к нему, ища источник тепла. И Рыжий впервые обнимает его в ответ. Легко, осторожно, будто бы боясь сломать.       Ни черта. Ему просто страшно.       Страшно, что весь ебаный мир рушится прямо на глазах, а он не в силах что-либо изменить. Способен лишь безвольно наблюдать и задыхаться от отчаяния.       — Мы знаем, что тебе вообще-то нельзя алкоголь, но сегодня можно, — Цзянь искристо смеется, протягивая Хэ Тяню стеклянную бутылку, а Рыжий морщится от этого противного противоречия в его голосе. И ощущает себя так дерьмово, как никогда.       Рыжий ненавидит все то, что сейчас происходит. Это так н е н о р м а л ь н о, что они ведут себя, будто все в порядке, смеются, обнимаются, Чжань даже говорит что-то про салют. Нихрена же, блять, нет тут нормального. Абсолютно ничего.       Его немного ведет от алкоголя, хотя он пил, и не единожды. Но голова кружится, мир — разноцветной каруселью ярких красок, а рядом тепло чужого тела, что лежит в больничной койке и щекой жмется к его груди. Рыжий чувствует, как дрожит Хэ Тянь.       И что-то внутри его дергает, тянет.       — Последнее желание умирающего, помнишь? — тихо протягивает этот чертов придурок, так, чтобы Цзянь и Чжань ничего не услышали.       — Не последнее, блять, — шипит Рыжий. И наклоняется.       И нелепо мажет губами по чужой щеке, попадает куда-то в острую скулу.       — Остальное получишь, когда выздоровеешь, понял, идиот? — он понятия не имеет, что дергает его сказать именно это.       А ближе к девяти часам утра, когда солнце уже отчаянно слепит глаза, а медсестра зовет их уже не в первый раз, ведь они чертовски продрогли, Хэ Тянь оглядывает их каким-то нечитаемым взглядом, усмехается вдруг и говорит:       — Я подумал, что вы должны знать. Я поговорил со своим лечащим врачом и решил, что послезавтра будет последний сеанс химиотерапии. А потом… будь что будет.       Будь, блять, что будет.

* * *

      Он в тот день утром в спешке ищет чистую белую рубашку в шкафу, потому что забыл вчера постирать другую, испорченную Сюли. А потом бежит на работу, где на ногах почти пять часов, после чего устало уходит на перерыв, выкуривая вторую по счету сигарету у черного входа, который все почему-то зовут «рукавом».       Погода в этот день отвратительно теплая, даже жаркая, словно мир счел своей обязанностью превратить их город в чертов крематорий. Солнце еще и глаза слепит, а противный соленый пот заливает глаза. Рыжий практически выжимает челку.       Он докуривает четвертую, отрывая зубами фильтр, когда звонит Цзянь и возбужденно тараторит что-то. Он едва позволяет себе разобрать этот безумный лепет.       — …Здоров, понимаешь? И все хорошо, он будет жив! Химия помогла, — восторженно вскрикивает друг, а у Рыжего широко распахиваются глаза. — И выписка через неделю.       — А чего так долго? — даже не получается, чтобы голос звучал недовольно.       — Там анализы всякие, а хрен его знает! Главное, что здоров!       Рыжий молчаливо соглашается и все еще не верит в это чертовское везение. Подозрительно как-то. И жизнь еще возьмет свое, причем с достатком.       И пусть бы возьмет, пусть хоть, блять, подавится. Главное, что не сдох, главное, что этот ублюдок будет его бесить снова, главное, что у него вновь будут эти чертовы черные волосы, и эта ухмылка ехидная, и этот прожигающий насквозь взгляд, который Мо ненавидит больше всего, и ебанутые шутки, от которых отчаянно чешутся кулаки, потому что нечего, блять.       И через неделю он вновь стоит у этих черных кованных ворот и не знает, что делать. Тупо дырявит их взглядом.       А потом видит, как из белоснежного, чертовски стерильного здания выходит ходячий скелет с идиотской черной бейсболкой «Янкиз» на голове, в огромной на него серой футболке и джинсах, что повисают на тазовых костях и колышутся при ходьбе. Тот идет к нему несмело, а потом с разбега врезается своими потрескавшимися губами в его, а Рыжий отвечает.       И даже, блять, улыбается. Потому что нечего, сука. Потому что выжил, и пусть бы. Потому что чертовски щемит нервы, и внутри лопается, разрывается что-то, ломается и бьется с громким звоном.       Рыжий даже прижимает это чертовски тонкое тело к себе, что кажется нереальным, эфемерным, столь хрупким и невозможным, что сводит зубы.       — Я же говорил, блять, что не сдохнешь.       — И был прав, — тихо хрипит этот ублюдок, что смеет улыбаться. — Ты всегда прав, Мо.       А через несколько месяцев у Хэ Тяня начинают расти волосы на голове. Мо же по-прежнему работает в кофейне на углу и иногда подолгу разговаривает с нервной Сюли, что устроилась работать в цветочный там же. Еще через год волосы отрастают ровно настолько, чтобы Рыжий, скользя ладонью по его затылку, мог тихо и хрипло выдыхать что-то про ежей. Он наконец накапливает нужное количество денег и поступает в хороший колледж с вполне хорошей репутацией. Еще через два года Хэ Тянь уже вновь сверкает ехидной улыбкой и красиво перекатывающимися под кожей мускулами. И еще поступает в тот же колледж.       Иногда все еще просыпается от ночных кошмаров.       А Рыжий хрипит тихое «ебаный ублюдок», потому что просыпается тоже, а потом зарывается в подушку лицом.       И очень часто выполняет желание уже не умирающего. И уж точно не последнее.       Потому что нечего, блять.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.