Final Light

“ Только взгляд и голос; Затем снова темнота и тишина ». Генрих У. Лонгфелло «Смерть, молодых волков никогда не будет жалеть». Джон Вебстер ~ Если бы она была здесь, чтобы утешить его. Пусть они умрут. Пусть это будет покаяние, так как он должен был удержать ее. Он попытался проглотить горячие слезы гнева и предательства, которые угрожали пролиться. Он, возможно, был окончательным предателем их всех... У меня нет сестры. Он закрыл глаза от стыда. Арья была обречена заплатить за ярость Джона своей болью. Он должен был заплатить за свою ошибку своей жизнью. О, он не был глуп. Он знал, еще в первую ночь, когда он привел одичалых людей из-за Стены, что Алисер хотел, чтобы он ушел. И все же он никогда не подозревал, что его ночные братья, могут и предадут его. Он предположил, что его решение отправиться в поход на дом Болтонов было последней каплей, но что еще он мог сделать? В любом случае, он был проклят. Он должен был признать поражение с Алисером; Он был намного умнее, гораздо более безжалостным, в своем систематическом разложении его команды. А я был потерян. И это было окончательное, окончательное поражение, не так ли? Он мечтал разрезать горло Болтонского ублюдка и спасти Арью. Чтоб глаза ее наполнились слезами, и она сказала ему, что знала, что он придет. Что она никогда не сомневалась в нем. Он будет держать ее, в безопасности дома в его руках, все это стоило бы того. Он мечтал, с того дня, как он ушел из дома, снова быть с ней. Разве они не были когда-то родственными душами, стремящимися избежать презрения своей семьи? Желание принять? И все же ... и все же ... он познал смерть. Он не романтизировал это. С того дня как их отец решился головы. В свое время здесь он забрал жизни и наблюдал, как свет угасает в их глазах. Он знал, как те, кто остался позади, скорбят, он когда-то был одним из них. Конечно, они будут скорбеть о тебе, не так ли? Если бы никто не оплакивал его ... кроме одного. Было бы лучше, если бы она умерла, чем жить с этим монстром... Боги, помогите ей... Он игнорировал угасающие голоса откуда-то позади него, и вскоре они начали отходить. Его час, последний час, прошел медленно. Вокруг него была тишина. Остальные ушли в замок. Вскоре придет утро, и тупая боль в его теле, где кровь выливается из него, напомнила ему о его надвигающейся смерти. Этот жестокий и садистский ублюдок будет иметь ее. Арья ... они закроют ее, как голодные волки. Будет ли она сталкиваться с этой же судьбой? Он усомнился в этом: что-то ему подсказывало, что Арья будет калекой, и усталой, и раненой. Я хочу, чтобы моя сестра вернулась ... Я хочу вернуть свою сестру... Я хочу, чтобы моя сестра вернулась... Небо уже освещалось лучами солнца. Тело Джона дрожало от боли, каждый нерв выровнялся с тупым пульсированием. Умирая. Он обнял себя, крепко обхватив руками свое сломанное тело, надеясь, что она каким-то образом почувствует его, услышит его, умоляя ее держаться... Ей придется держаться. Где-то в месте битвы, в темноте ... разве он не держал кого-то таким? Разве он не просил ее держаться, чтобы она могла жить? Целуется огнем ... Ты ничего не знаешь, Джон Сноу. Вспомнилось ему. Коварная смерть ползала над ним, как он чувствовал это тогда в тот самый момент времени. Он чувствовал то же самое, что и в другой темноте, или это было светло? Так трудно сказать в эти моменты. Потеря крови приводила его в бешенство. Изображение исчезло из-за тумана перед его глазами; Причудливый маленький канделябр, который лежал на столе в столовой. Арья играла с желтым пламенем, быстро пытаясь ущипнуть ег внизу, где он горел синим. Раньше это касалось Джона, который часто сидел рядом и смотрел на нее. Затем она потянулась и снова ущипнула его. «Арья, не надо». Голос Джона. Нежная рука отталкивает ее. "Почему нет?" «Он будет гореть». «Как солнце?» «Нет, как луна». Ухмыльнулся Джон. Она хихикнула. «Я знаю, что луна не горит, глупо! Это неправильный цвет. Он удивленно посмотрел на нее. «Неправильный цвет?» «Да», объяснила она с преувеличенным терпением: «Это бледно-белое, как снег. Солнце красное и желтое, как огонь. Оно горит." Он улыбнулся ей снисходительно. Она решила продемонстрировать свои познания. «Я прочитал сногсшибательное стихотворение о солнце. Он сказал, что это похоже на большой огненный шар на небе, но он палит своим теплом, потому что он был таким ярким. Вы можете себе это представить, Джон? Что-то настолько сильное, что оно освещает каждую комнату, каждый лес и тень? Джон пожал плечами. "Конечно могу. Мы видим это каждый день, Арья, - сказал он, пытаясь подавить свои смешки. «Да, да, я знаю», - махнула она пренебрежительно: «Но не так, как в Дорне. Это не похоже на стихотворение! «Это красиво», - закончила она скромно, и румянец появился на ее щеках. «Это звучит красиво», сказал Джон, его голос был мягким. «Это то, что, я полагаю, я бы хотел увидеть больше всего», - подумал он. «Тогда пойдем!» - воскликнула она и схватила его за руку: «Пойдем к Дорну, Джон. Только ты и я." И это было одним из его самых ранних воспоминаний о том, что однажды Арья выйдет замуж, за какого-то Дорнийского лорда, где она увидит этот большой большой шар огня каждый день, далеко от Винтерфелла, далеко от него... мысль сделала ему больно. «Однажды» - быстро сказал Джон, проводя пальцами по краю стола: «Но на самом деле, Арья, дом означает гораздо больше» «Я хочу это увидеть! Я хочу понять, что имел в виду поэт «золотые полосы на песке»... «Есть другие вещи, - настаивал Джон. Он взглянул на Арью, которая нахмурилась, и он вздохнул: «Но если ты действительно захочешь это увидеть, ты сделаешь это. Мы сделаем это, маленькая сестра. Он был вознагражден влюбленной зубастой улыбкой. Кто-то кричал приказы, откуда-то возле него ... сон исчез в бледном свете. «Отец!» Он не знал, сказал ли он это вслух. Он не надеялся, в тот момент он казался болезненным и детским, слишком предсказуемым, эмоциональным. Теперь он был человеком и где-то в хаосе, убил мальчика. Он закрыл глаза, хныкая от боли, которая не имела никакого отношения к его ранам. Нет, это была боль, которая была глубоко вытравлена в его сердце и душе. Боль, которая текла в самой крови, которая ускользала от него. Он спрятал свое лицо в снегу, зажмурив глаза, чтобы убить смерть. Дневной свет увеличивался, солнце заглядывало из-за зимних облаков. И затем, с ностальгией ребенка, он должен был увидеть это явление. За его веками уже не было темноты, но ярко-оранжевый свет, как когда он сидел за этим столом и закрывал глаза, когда он слушал Арью, описал это великолепное солнце. Представляя, что это свирепые и ослепительные лучи света. Было слишком соблазнительно пропустить, и он открыл глаза. Это было только зимнее солнце, но он не мог вспомнить, как в последний раз он позволял себе ощущать его теплоту, и этого было достаточно. с его глаз текли слезы, размывая его видение. Он забыл о своей боли и гневе, предательстве и сожалении, поскольку небо осветлило до бледно-голубого, которое он не мог вспомнить, увидев с тех пор, как он и Арья преследовали друг друга во время Зимнего солнцестояния. И с этой дорогой памятью благословение было доставлено. Красивые солнечные лучи, золотые, согревающие, память, чтобы радовать сердце человека, оказавшегося слишком долго в темноте. Он коснулся краев деревьев и превратил снег в блестящие драгоценности. Он моргнул и удивился свету, так как каждый луч освещал все на своем пути. Его жизнь здесь, на Стене, управлялась тьмой и болью, войной и потерей. Сияющая память об Арье, которая горела ярче всех солнц, уничтожила все это, омывая шум и темноту в тихом, последнем свете.