Конец зимы

Кейт смотрит в глаза, которые, конечно, не смотрят на него. А еще они не смотрят на Аллуру, на Широ, на Ханка, Пидж или Корана. Не смотрят на стол с едой, на стену корабля. Не смотрят ни на что. Просто не смотрят. И это как-то странно: живое тело, которое яростно жестикулирует, рассказывая очередную историю, яркая, выразительная мимика (которую невозможно не заметить) - всё это и глаза, как противопоставление всему живому, всему теплому, что есть вокруг. Все давно привыкли не смотреть в его глаза, избегать траектории, по которой вечно направлен взгляд - по прямой; и сложно осудить их кому-либо на корабле, потому что каждый из них чувствовал нечто, схожее со страхом. Кейт же не мог не смотреть - даже если и было жутко -, потому что он считал это ужасно-красивым. Если раньше глаза Ленса были словно теплые морские воды - в них отражается то шторм, то штиль, они переливались искрами на "солнце" и темнели в минуты печали, то теперь в его глазах - вечные льды Арктики, с ее бесконечным днем, с ее бесконечной ночью. Лед отражает все, а во льдах нет ничего, кроме самого льда. Словно на лице МакКлейна появилась "мертвая зона" из его глаз, окруженная "забором" из шрамов, и Кейт обожает подбирать эпитеты вековым льдам в абсолютно слепых глазах. Интересно, насколько это этично? Когане "просыпается", когда его с силой пинают по ноге - Пидж смотрит на него злобно, подавая знак в сторону Ленса. Кейт поднимает взгляд и видит, что он, как Титаник - врезается во льды - МакКлейн немного хмурится, вновь потрясая Красного тем, как отдельно глаза существуют на лице (даже нахмуренные брови и тонкие подвижные губы не способны сдвинуть айсберги); Когане выпадает из реальности вновь, не издавая ни звука, и, видимо, Ленс расценивает это как игнор: - О, ну, ясно! Наша Принцесса не общается с простыми смертными! Его голос вдруг сквозит тем же льдом, который сковывает глаза, и Кейт, которому стоило хотя бы "фыркнуть" на это, только осознает, что сидит, открыв рот, пока Пидж рядом бесится, Ханк переводит тему, а Широ сверлит взглядом-упреком. На укор Когане отвечает, отведя взгляд и пожав плечами. Широ знает больше всех. Широ знает, что Кейт симпатизировал насыщенно-голубому и раньше. Широ, Кейт надеется, понимает, что такой кристально-голубой доводит до полубезумия и дикого сердцебиения. "У Кейта Когане фетиш на глаза слепых" - звучит забавно, но на деле полнейший пиздец. А, может, это только на одни слепые глаза одного конкретного человека? Ленс снова увлекается беседой, пока Широ не говорит, что пора заканчивать ужин, и МакКлейн улыбается, вставая из-за стола. Пока остальные относят тарелки, Ленс задвигает стулья, а потом они выходят все вместе, всей командой из столовой, идя вместе до развилки: Пидж - в мастерскую, Ханк с ней (у них есть какая-то гениальная мысль, которую они надеются воплотить, но о сути молчат - то ли это сюрприз, то ли просто сложно объяснить, а, может, и просто вредность - Гандерсон-Холт коварна, а Гаррет податлив); Широ обычно идет с Ленсом либо на тренировку (если у того есть силы и желание), либо в "гостиную", либо провожает (на всякий случай, хотя Ленс уже знает основные маршруты весьма неплохо, забота все равно приятна) до каюты. Но сегодня привычный сценарий катится в жесткую импровизацию - Такаши ловит за руку Кейта, когда тот уже собирается уйти подальше, в идеале на тренировку, чтобы хоть ненадолго очистить разум и сердце от голубых кристаллов. Голос командира мягкий, но только глухой не заметит стали в короткой просьбе: - Аллура попросила зайти в центр управления, - Широ подводит Когане к Ленсу, соединяя их руки, и, господи боже, это слишком похоже на отеческое благословение, и Кейт вспыхивает от собственных мыслей, ликуя, что Широгане никак этого не комментирует, а МакКлейн вырывает руку. - Кейт, проследи за Ленсом. - Что за чёрт!? Мне не нужна его помощь! - Голубой паладин несколько излишне драматичен, показывая свою обиду и нежелание, точно капризный ребенок. - Сам дойду до каюты! Широ устало вздыхает, повторяет "это на всякий случай" и уходит, но Кейт видит, что Ленс сдувается от этого, словно воздушный шарик, а потом выпускает иголки, исследуя руками стены. - Блять, Когане, не стой столбом! - МакКлейн зло рычит почти на Кейта, и тот удивляется: настолько злым снайпера увидеть приходилось редко. - В какой стороне каюты? Черт, ты вообще дышишь? Тебя вообще не слышно! Кейт невольно улыбается, несмотря на то, что Ленс едва ли не плюется ядом, а потом осторожно касается его руки, заставляя мулата вздрогнуть и отдернуть руку. - Хей, может, просто хотя бы чихнешь? В идеале, со стороны кают... - МакКлейн, наверное, не знает, что смотрит прямо на него, но Когане преодолевает желание вновь потеряться во взгляде, вновь хватая смуглую руку - только в этот раз крепче, не давая ее вырвать. - Я же сказал, можно только развернуть! Ленс ворчит, в его голосе мелькает что-то странное, но Кейт пренебрегает этим, потянув за руку МакКлейна в сторону его каюты и произнеся только одно слово (хрипло вообще звучало, если честно): - Идём... Они идут молча, и не похоже, что Ленсу это нравится - теперь он воспринимает мир, опираясь на слух, и тишина, словно темнота для зрячего, пугает его, заставляя ослепнуть вновь, довериться лишь руке. Нервозность передается Кейту через теплую смуглую руку, которую он сжимает, пока МакКлейн едва ли не бежит вперед - ему хочется быстрей добраться до своей обители, наверное, но Когане не отпускает его, продолжая идти в своем темпе. - Чертов... - Ленс запинается, подбирая ругательство, но, так и не найдя слов, только продолжает идти вперед и тяжело дышать, словно им овладела паника. Кейт понимает, что стоит начать разговор, но банально не имеет понятия, о чем говорить. Не о погоде же! И у него нет другого способа успокоить хранителя льда, поэтому он только продолжает идти, позволяя сжимать собственную руку, возможно, чуть грубей и жестче, чем стоило. Но разве их чувства страха и паники друг из-за друга не были похожи? Дверь Ленсовой каюты становится спасением для обоих. Хозяин комнаты слегка дрожит, положив свободную руку на дверь, а Когане изучает его, почти нежно держа смуглую руку в своей, болезненно бледной. - Ты редкостная сволочь, маллет. Ленс ворчит, матеря Кейта то на английском, то на испанском (Когане не уверен, что это ругательства, и угадывает разве что по интонации и английскому контексту), а Красный думает, как попросить посидеть рядом немного и дать полюбоваться глазами? - Ладно, я пошел. И не жди благодарностей! - МакКлейн вырывает руку, открывает двери, но Когане дотрагивается до его плеча, заставляя остановиться и развернуться. - Черт, да что еще-то? Кейт знает, что от него ждут словесных объяснений, что он не сможет передать желания взглядом, но слов - правильных, тактичных - нет, и он только кусает губы, потупив взгляд и не убирая руки с плеча. Когане не знает, сколько времени так происходит, но Ленс взрывается, доведенный до точки. - Может, хватит?! Так нравится издеваться? Хочешь унизить? Итак, мразь, постарался, а теперь добить решил? МакКлейна трясёт, Кейт видит на его глазах слезы, и тут у него в голове что-то щелкает. Он сжимает в объятьях худое, содрогающееся тело и шепчет в шею. - Прости, прости, просто... Тут Когане словно прорывает. Он вспоминает все эпитеты, которые придумывал к его глазам, только теперь произносит их вслух: некоторые кажутся теперь бредом, а другие словно обретают еще большую красоту. Он говорит, не останавливаясь, выкладывает все честно, разом, про свое ненормальное восхищение его слепыми глазами, про более раннее восхищение прежними. И сравнивает рассказ с признанием романтичной младшеклассницы, приходя к выводу, что разницы мало. Но, как бы то ни было, Ленс словно оттаивает, сам сжимает в объятьях, шепчет что-то в ответ: про страхи, сомнения, свою ненужность; Кейт в ответ приводит какие-то доводы, и все это - в проеме двери, на уровне шепота. Возможно, со стороны они казались странными, но для них самых никаких "со стороны" не было; мир ограничивался судорожными объятьями. Ленс отстраняется первым, стирает слезы и тянет за руку внутрь, закрывая дверь, и тут же прижимая к ней. - Так нравятся мои глаза? Что ж, тогда постараюсь не отводить взгляда. - МакКлейн усмехается, проводит пальцами по щеке, а Когане вдруг понимает, что "льды тронулись", а в них засияли звезды - и это едва ли не красивее прежней вечной зимы. Ленс целует его губы, чуть смазано и осторожно в первый раз, боясь промахнуться, но дальше лишь уверенней, жарче, требовательней; он не закрывает глаз - ему незачем, а Кейт и рад: он обводит пальцами шрамы от уголков глаз до ушей, притягивает ближе за тонкую талию и целуется неумело, ловя кристально-голубой взгляд, который еще никогда не был таким теплым. Кейт зарекается копаться в нормальности ситуации, в причинно-следственных связях, думать о том, как назвать это чувство, которое разливается до кончиков пальцев и греет ту самую фантомную душу. Когане ловит кайф от происходящего, особенно от своеобразной борьбы за главенство, от собственной победы и того, как податлив МакКлейн в его руках. Кейт отрывается от тонких и нежных губ, когда воздуха не хватает совсем, но не отпускает льдисто-голубой, удивительно нежный, тающий взгляд. - Поверить не могу, - Ленс тихо смеется, вплетая пальцы в длинные темные волосы и смотря в ту часть темноты, где должен быть Когане. - Чтобы добиться ответных чувств, нужно было ослепнуть! - Погоди, то есть ты и раньше... - МакКлейн затыкает его поцелуем, шепчет: "Теперь-то какая разница?", и Когане только кивает, наслаждаясь ожившими льдинками. Все же, в нем наступила весна.