Россыпь ягод

      Франциск-Вельде пропах черникой.       Сквозь пороховой дым, кровавую корку повязок и пар от закипающих поблизости котлов с супом в нос Мэллит ударяет кисловатый ягодный запах. Она даже не сразу понимает, что в этом виноват не город, ценой чудовищного напряжения сил отбросивший дриксов, а Юлианна Вейзель, присевшая возле одного из множества костров.       Давленой черникой пахнет именно от неё.       После вспышки, в результате которой интендант-таки выделил дополнительную партию провизии, баронесса опустилась на один из опустевших бочонков — и так и не встала. Замерла, вглядываясь в огонь. Пальцы вцепились в запылившуюся юбку, комкали тёмно-синюю ткань, а Мэллит вдруг показалось, что наступающий вечер щедро окропил подол платья баронессы фиолетовым ягодным соком.       Курт мёртв. Теперь в доме Вейзелей не скоро запахнет знаменитыми пирожками с черникой, приготовленными лично хозяйкой по традиционному марагскому рецепту.       Когда Мэллит выскальзывает из кареты на мощёный внутренний двор Альт-Вельдера, к запаху осенних хризантем и черники — беременная баронесса тяжело сходит на брусчатку следом за гоганни — примешивается новая нотка, более сладкая и волнующая. Девушка заинтересованно ведёт носом, стараясь вычислить источник запаха. Кажется, так пахнет ягода, внешне очень похожая на чернику — только вот сок у неё бесцветный и не пачкает рук, а мякоть отдаёт искристой зеленцой, сахарно-сладкой и приторной. Гоганни слишком хорошо разбирается в приправах, чтобы не помнить тонкие оттенки запахов каждой пряной травы, каждой ягоды и каждого фрукта, который когда-либо встречался ей на пути.       Графиня Гирке, которая, кажется, стала ещё тоньше и бледнее с их последней встречи, медленно идёт навстречу Давенпорту. Наречённый Чарльзом сбивается с шага и опускает голову, видимо, услышав недобрые вести, а графиня переводит взгляд на баронессу Вейзель. Почти прозрачные глаза подёргиваются матовой дымкой сострадания.       Голубика, вспоминает Мэллит, переводя взгляд с одной высокородной женщины на другую. Округлая северная ягода, прячущаяся под тускло-зелёными листиками, которые хранят в своих прожилках ледяную росу. Вот чем пахнет графиня, чьи глаза — хрусталь и вода из ледяного родника.       Весь вечер они сидят у камина в большом и пустом зале, пока оставшиеся в живых мужчины продолжают нести воинскую службу и защищать их. Мэллит — гоганни, которую приняли в дружную бергерскую семью, — и две вдовы, вновь беременная мать множества детей и пустоцвет, баронесса и графиня, черника и голубика. В доме всё ещё пахнет тёрном, аромат приглушённый и далёкий, но через несколько часов запах ускользает окончательно, словно бы вылетев сквозь запертые окна. Растворяясь в небытие навсегда. Значит, графа Гирке уже похоронили, думает Мэллит, помогая роскошной расплести волосы ко сну.       Утром Чарльз глядит на мир волком, он сам пахнет волчьей ягодой, пусть и пытается притвориться сочной чёрной смородиной. Вяжущую горечь не спрятать, как и яд, таящийся в сердцевине. Мэллит избегает его, оставаясь с наречённой Юлианной даже тогда, когда та всеми силами отсылает её от себя.       Когда наступает вечер, Мэллит забивается в угол спальни роскошной, где специально для неё добрые слуги поставили небольшую кровать. Девушка сворачивается в комочек на застеленной постели, гладит похолодевшими пальцами узор на покрывале и дышит: глубоко и размеренно, пытаясь поймать среди кислинки черники свой собственный запах.       У неё не получается.       Первородный Валентин смотрит на неё через плечо, в глазах — участие и забота, но сильные руки то и дело ложатся на рукоять шпаги. Он напряжён, он поднимает шипы, отгораживаясь от мира, пряча сердцевину за рядами и рядами колючек. Вот только Мэллит не обманешь: с недавних пор она чует, когда ей врут или недоговаривают. И герцогу не скрыть того, что от его рук пахнет отнюдь не порохом и лошадьми, не дорогой кожей или «змеиной кровью», нет. Крыжовником. Сладким, вызревшим на солнце, переполненным соком — так, что он натягивает некогда прочную оболочку ягоды до предела, грозя лопнуть надвое уже в пальцах.       — Пожалуйста, берегите себя, — просит Мэллит, впервые поднимая на него глаза. Первородный накрывает её ладони своими, переворачивает их и благодарно целует запястья гоганни. По очереди.       — Я солдат, прекрасная баронесса. Мне не положено беречь самого себя. Но вы сбережёте меня, если будете осторожной и позаботитесь о вдове генерала Вейзеля. Обещаете? — просит он в ответ. Мэллит кивает, и Валентин уезжает, не оборачиваясь.       Селина, подруга и наперсница, ничуть не изменилась за прошедшие месяцы. Гоганни обнимает её, утыкаясь носом в нежные завитки волос, и дышит запахом белой смородины. Той, что почти прозрачна на солнце, а ввечеру на ней проявляется узор из розовых прожилок. Любой мужчина душу готов продать, чтобы увидеть, как на щеках Селины появляется смущённый румянец оттенка первых лучей рассвета в горах. Мэллит вздыхает, отступая на шаг от подруги. Счастливица. Её никто не даст в обиду.       — Мелхен, ты принесла облепиху?       Она смаргивает полуденную сонливость и поднимает голову от вышивки. Селина стоит в дверном проёме и с интересом наблюдает, как Мэллит откладывает рукоделие и встаёт с лавки.       — Облепиху?       — Ягода такая, оранжевая, как солнце на закате. Вытянутая, как барбарис, только другого цвета. Здесь ей так сильно пахнет, будто... Тебе разве фульгаты не приносили?.. Сейчас попрошу Уилера, у него должна была остаться...       Облепиха, улыбается Мэллит. Солнце на закате, с изумлением соглашается она, перекатывая в пальцах драгоценные ягоды. И пахнет... летом, и зноем, и свежестью. Гоганни рассматривает россыпь ягод в своих ладонях и чувствует себя шадом, перебирающим сокровища. Вот чем она пахнет. Она, маленькая гоганни, которую всю жизнь не замечали, пахнет как звенящий солнечный луч, как отражение в быстрой реке, как гостеприимный очаг в доме, где любого пришлого накормят и обогреют.       Мэллит упускает момент, когда к сладко-терпкому аромату облепихи примешиваются нотки рябиновой горечи.