Не забывай

Промерзлый воздух царапал щёки, и Юри кутался в шарф сильнее, обдувая ладони тёплым дыханием, чтобы согреться. Подумать только: июнь, а так холодно! Мало того, что сейчас три часа ночи, а на улице светло, как ясным днём, так еще и погода буянила не на шутку. Санкт-Петербург не переставал удивлять Кацуки, и ему до невозможности нравился этот город. Узкие улочки центра, толпы прохожих туристов, а чуть подальше уже длинные широкие тротуары с шикарным видом на красивые дома, парки, соборы. А еда, боже, какая же у этих русских еда! Пышки в сахарной пудре на Конюшенной, борщ со сметанкой дома у Милы… Так экзотично, но столь пленительно, что у Юри заурчал живот, заставив покраснеть от неловкости. Прохожих вокруг было много: люди радостно гуляли по всему городу, не только в центральном районе, желая полностью окунуться в прославленные белые ночи. Кацуки на них насмотрелся уже порядком, и на развод мостов тоже, ведь Виктор его повез любоваться этим зрелищем чуть ли не в первый их день в Петербурге… Кстати Никифоров – еще одна причина, по которой японский фигурист так сильно влюбился в северную столицу России. – Виктор – дурак! – остановившись, прокричал Юри на всю улицу, привлекая к себе удивленные взгляды мимо проходящих людей на несколько секунд. Кацуки вновь смутился. Икнул, хихикнул и потопал дальше вперед, смотря под ноги теперь уже серьезным взглядом. Его настроение менялось с бешеной скоростью, как и чувства внутри. Парень понимал, что пить ему точно противопоказано, но почему-то все же принял приглашение Пхичита отпраздновать пятницу. Сомнительный повод, но тайскому фигуристу особо и не нужны были причины, чтобы хорошенько распробовать русскую водку. Юри был не уверен, стоит ли ему идти, но Виктор отпустил его столь легко, сверкнув фирменной добродушной улыбкой, что Кацуки разозлился на пустом месте и ушел, хлопнув дверью. Он прекрасно понимал, что вел себя, как бунтующий подросток, но все равно сердился: Виктор даже не сказал, что хочет провести время с Юри наедине! На крайний случай он мог хотя бы увязаться за ними, но нет же – предпочел остаться дома в компании Маккачина, черного чая и «Мастера и Маргариты»! Кацуки тоже решил отведать «Маргариту», непонятно кому назло. Обделенный вниманием, он взял Пхичита под руку и повел в первый попавшийся бар. Потратил незаслуженно большую сумму за свой коктейль, хмыкнул и, вздернув подбородок вверх, потянул друга прочь из неприятного заведения. Чуланонт смеялся, не переставая, удивляясь ребячеству Юри, и активно постил его поведение в Инстаграм-истории. Когда они дошли до гостиницы Пхичита, и уже в номере пока-ещё-относительно-трезвый Кацуки решил проверить просмотры на своих похождениях, то не поверил собственным глазам. Возмущение набрало новые обороты: Виктор просмотрел все истории, поставил лайк под фотографией Юри с двумя бутылками водки и надписью «Оторвемся сегодня!», но даже не написал и не поинтересовался, все ли в порядке! – Юри, ты слишком много накручиваешь, – Пхичит похлопал друга по плечу. – Виктор ведь уже взрослый, он просто хочет дать тебе свободу. – Я тоже взрослый! – протестовал Кацуки, уничтожая стопку за стопкой, обжигая собственное горло, морщась и хлюпая носом, но все же изо всех сил старался придать взгляду как можно больше серьезности. Это у него, разумеется, не получалось. – И мне… не нужна эта свобода. Нужен только Виктор. Две бутылки кончились влет, и Юри, пьяный до танцующих монстриков в карнавальных костюмах, бегающих в голове, шел обратно домой, к Виктору, который даже ни разу ему не позвонил и не предложил забрать, проводить. Кацуки шмыгал носом и поджимал губы, не поднимая взгляда даже тогда, когда зашел за порог квартиры. Виктор уже давно спит, наверное, и ему совсем не до обиженного Юри… Парень закрыл за собой дверь, снял обувь и верхнюю одежду и, помыв руки, прошмыгнул в их общую спальню. – Почему ты так поздно пришел, Юри? От неожиданности Кацуки пискнул, подпрыгнув на месте, и непонимающе посмотрел на Виктора. Тот сидел на диване справа, все еще держа книгу в руках и сонно смотря на Юри. Да как это понимать вообще… В голове у японского фигуриста было целое ничего из мыслей, так как большое количество алкоголя на голодный желудок щедро шлёпнуло кнопку «выкл» на его сознании. Никифоров не отводил от парня взгляда, захлопнул книгу, предварительно согнув краешек страницы, и отложил роман в сторону. Поднялся с дивана и плавно подошел к слегка пошатывающемуся Юри, туман в глазах которого выглядел крайне умилительно в совокупности с пьяным румянцем на щеках. Виктор не смог сдержать улыбки и понимающе выдохнул. Его драгоценный ученик в порядке: теперь можно было развязать сжатое волнением сердце. – Виктор, ты меня напугал… – промямлил Юри куда-то в грудь собеседнику. – Я думал, ты давно спишь. – Я беспокоился за тебя и не мог уснуть, – Никифоров поймал руки Кацуки в свои и нежно посмотрел на него. Вид у парня растрепанный: волосы, сбившиеся от ветра, полуприкрытые веки, поджатые губы и неровное дыхание. Милый. Виктор всегда видел Юри милым, независимо от того, в каком состоянии перед ним находился его ученик. – П-правда? – в карих глазах проснулась детская надежда, сверкнув блёстками радости. – Но… почему ты мне тогда не звонил?! Кацуки чувствовал и сам, что неоправданно повысил голос, но ничего не мог с собой поделать. Никифоров сжимал его руки столь бережно, что хотелось верить ему всем сердцем, но неконтролируемые эмоции в душе не давали этого сделать. Юри глушил в себе обиду и истошное желание прижать к себе Виктора до безумия крепко, коснуться его мягких волос на затылке и полной грудью вздохнуть любимый запах. Виктор вновь дурманил его, зачаровывая все сознание, и Кацуки несдержанно толкнул тренера на кровать, нависнув сверху и свирепо прожигая его взглядом. Лицо русского фигуриста оставалось невозмутимым и светлым, украшенным легкой улыбкой. Виктор поднял руку и коснулся ею щеки Юри, заставляя того смягчиться и удивленно распахнуть глаза. – Я звонил, – прошептал Никифоров, успокаивающе поглаживая большим пальцем скулу парня. – Но ты оставил телефон дома, а у Пхичита села батарейка, и я не мог связаться с вами. Кацуки не двигался, но его лицо то и дело менялось от испытываемых спутанных эмоций. Это дико забавляло Виктора, но фигурист усиленно сдерживал смех, чтобы не расстраивать нависшего над ним парня. Юри не мог поверить, что так плохо думал о Викторе, когда на самом деле сам облажался, впопыхах забыв телефон дома. Пхичит был прав: Кацуки накрутил себе лишнего и плавал в ложных фантазиях, делая хуже самому себе, в то время как Никифоров по-настоящему беспокоился о нем. Боже, ну что за несправедливость! – Виктор, прости меня, прости! – опьянение ударило по вискам с новой силой, и Юри захватило раскаяние. – Я такой идиот, господи, мне так жаль… Кацуки упал на локти, уткнувшись в плечо тренеру, и продолжил дальше нечленораздельно хныкать ему в футболку. Глаза были на мокром месте, но успокаивающие руки Виктора, что обнимали его спину и осторожно похлопывали по ней, заставляли расслабиться. Юри потерся носом о грудь фигуриста и медленно опустился на нее головой. До ушей сразу же донеслось учащенное сердцебиение Никифорова, и уголки губ Кацуки блаженно поплыли вверх. Виктор рядом с ним, и он теперь в безопасности. – Ты не виноват, Юри. Все хорошо, – Никифоров приподнял одну руку и опустил ее на макушку подопечного, медленно разглаживая растрепанные волосы. Тяжело дыша, Юри поднял на него взгляд. Ясные голубые глаза смотрели на него тепло и искренне, и Кацуки больше не смог противиться соблазну. Резко потянулся чуть выше и накрыл губы Виктора своими. Он целовал мягко и бережно, и Никифорову показалось, будто через поцелуй Юри выражал всю свою благодарность, привязанность и… что-то еще, что оставалось негласным лишь между ними, но столь очевидным и явным, что можно было прикоснуться. Виктор обнял парня крепче, за затылок прижимая к своим губам сильнее, и покорно ответил на поцелуй, чувствуя, как в груди Кацуки так быстро бьется хрупкое сердце, которому наконец-то дали свободу действий. Никифоров счастливо улыбнулся. Резкий рывок вбок – и Виктор теперь сверху. Навис над изумленным Юри, который расплывчатым ощущением реальности явно не успел проследить за быстрыми движениями партнера. Никифоров смотрел на Кацуки испытывающим взглядом, и ему показалось, что ангельская улыбка тренера теперь же стала выглядеть по-дьявольски искусительно. Черт. Это работало безотказно, и Юри, которого алкоголь делал в разы более чувствительным, к своему стыду понял, что возбужден. Виктор был так близко, они, наконец-то, целовались, и у парня от восторга кружилась голова. Сердце в груди ныло, желая большего, но Кацуки пока не мог насмотреться на фигуриста: его аккуратные черты лица, бледная кожа, светлые волосы, ниспадающие на глаза… Красивый. Виктор такой красивый. Никифоров медленно убрал прядь волос с лица Юри, провел тыльной стороной ладони по его щеке и остановился у рта. Большим пальцем надавил на его тонкие губы, как когда-то давно, и осторожно провел по ним, чувствуя, как Кацуки чуть высунул язык, касаясь подушечки его пальца. Виктора это пьяное поведение забавляло и возбуждало одновременно. – Что же ты творишь, Юри? – наклонившись, прошептал он крайне томно, выдыхая подопечному в губы, отчего по телу Кацуки пробежали мурашки. – Сначала целуешь, затем лижешь мой палец… Не слишком ли развратно ты себя ведешь? Вопрос, скорее, был риторическим, так как Юри вновь подался головой вверх и поцеловал Виктора, на этот раз еще более откровенно. «Вовсе нет, я ведь только начал». Кацуки без слов шептал это тренеру, обнимая его сзади, а после спускаясь руками ниже. Никифоров ласкал его рот, язык, углубляя поцелуй, и Юри снова терял от него голову, полностью отдаваясь партнеру. Кацуки не мог просто отвечать на поцелуй: он двигал бедрами вверх, терся вставшим членом о пах Виктора, сминал руками его ягодицы сквозь легкую ткань домашних штанов и приглушенно причмокивал, судорожно выдыхая в поцелуй хриплые стоны. – Неужели ты не боишься, что я потеряю контроль? – спросил Виктор, чуть отстранившись. Он облизнул верхнюю губу и заглянул в карие глаза напротив с безграничной нежностью. Торопить события между ним и Юри ему не хотелось, но и оттягивать все не было уже сил – Виктор видел, как страдает от этого Кацуки, не в силах сделать первый шаг. Что ж, сегодня их первый шаг навстречу друг другу был наконец-то сделан, но Никифоров не знал, стоит ли сразу переходить ко второму. Ему было глубоко наплевать на эти шаги, но он беспокоился о Юри больше, чем о ком-либо. Его хотелось прижимать к себе и оберегать, защищая от всех невзгод и опасностей этого мира. Но фигурист понимал, что если Кацуки продолжит сейчас вести себя в том же духе, он просто-напросто не сможет сдержаться. Тело реагировало на японского спортсмена бешено, и Виктору уже давно хотелось сорвать с парня джинсы и глубоко засадить ему без всякой подготовки. Никифоров, к счастью, не настолько мудак, а, напротив, взрослый разумный мужчина, но и ему все же необходимо трахаться. Однако, он боялся продолжать действовать, пока не получит согласие от Юри. – Виктор, как же ты до сих пор не понял, – Кацуки слегка приподнялся, схватил футболку тренера за край и аккуратно стянул ее с него через голову. Потянулся к своей и с помощью партнера избавился и от своей одежды. – Я ведь этого и добиваюсь. Больше ничего говорить было не нужно. Виктор услышал то, что хотел, и понял, что сейчас перед ним две вещи: невероятно сексуальный возбужденный Юри и полная свобода действий. Конечно, язык не поворачивался назвать Кацуки «вещью», зато охотно скользил по его скулам, губам, подбородку. Юри пару раз поймал губами ротик Виктора, запрокинул голову назад и, тяжело дыша, прикрыл глаза. Говорят, что тактильные ощущения обостряются еще сильнее, если убрать один орган чувств. Фигурист теперь видел перед собой темноту и изредка яркие рыжие пятна, но отчетливо слышал свои тяжелые выдохи, сорванное дыхание Виктора и звуки поцелуев, которыми он покрывал его тело. А еще он чувствовал. Боже, как же отчетливо он чувствовал даже малейшее прикосновение партнера к своей коже! – Юри, милый Юри, ты даже не представляешь, как же чертовски сильно возбуждаешь меня постоянно, – отрывисто произнес Виктор, целуя шею ученика и слегка прикусывая нежную кожу. Кацуки чувствовал покалывания, чувствовал, как кровь приливает к местам укуса, и Виктор любовался своими творениями с самым счастливым выражением лица. Когда все увидят багровые засосы на шее Юри, будут точно знать, что он принадлежит лишь Никифорову. Виктор чувствовал себя победителем. Целовал ключицы фигуриста, одной рукой поглаживая его часто вздымающуюся грудь, а второй ловко расстегивая молнию его джинсов. Юри стянул их с себя настолько, насколько доставали его руки в подобном положении, и Виктор благодарно обвел влажным кончиком языка ореол соска Кацуки, слыша, как с его губ сорвались новые сдавленные стоны. Никифоров проскользнул свободной рукой под боксеры парня и сжал возбужденный член у основания. Сделал несколько движений рукой, провел пальцем по чувствительной головке и чуть ли не замурчал от удовольствия, когда Юри прогнулся в спине, резче толкаясь в руку тренера и лаская пальцами собственные соски. Кацуки позволил себе приоткрыть глаза. Виктор спустился ниже, стянул с фигуриста боксеры и посмотрел на него, облизнувшись. Лицо Юри вспыхнуло сильнее от подобного развратного зрительного контакта, и тело вновь обдало жаром. Черт возьми, сколько можно! Спортсмену казалось, что Никифоров одним своим видом был способен довести его до оргазма. Член был сильно напряжен, и Кацуки уже потянулся к нему рукой, чтобы оборвать сладостную пытку взгляда Виктора, но у русского фигуриста были совсем другие планы. Он ловко взял ладонь Юри в свою, переплетая пальцы, и обхватил головку его члена губами. Кацуки несдержанно толкнулся вверх, и Виктор заглотил его возбужденную плоть полностью. Старательно вбирал в себя, активно двигая головой, проводил языком по всей длине, очерчивая взбухшие вены, и помогал себе рукой. Пару раз, когда заглатывал слишком глубоко, все же закашливался, но спешил продолжить, так как Юри, держащий его за затылок и насаживающий его рот на собственный член, просто не мог остановиться. Кацуки казалось, что это, черт возьми, лучший момент в его жизни. Это плачевно, конечно, считать минет чуть ли не выполненной миссией всего его существования, но это был первый минет, который испытал Юри, и делал его не кто-то левый, а его вечный кумир и возлюбленный – неподражаемый Виктор Никифоров. Фигурист кончил без предупреждения, когда столкнулся взглядом с тренером, смотрящим на него искусительными голубыми глазами исподлобья. Его развратный вид с членом во рту окончательно вскружили Кацуки голову, и он не смог сдержаться. – Б-боже, прости меня, Виктор! – Юри смутился пуще прежнего и, подскочив, поспешил вытереть брызги спермы с лица тренера. – Ох, я такой идиот, и-извини, я не хотел… Виктор, плюй, ну же! Никифоров, услышав это, не смог сдержать смеха. Его звонкий голос заполнил всю комнату, пока Кацуки смущенно смотрел на него в удивлении, дрожа всем телом. – Черт, Юри, не разговаривай со мной, как с Маккачином, – Виктор, смахнув слезинку с глаза, подполз ближе к подопечному и слегка толкнул его в грудь, заставив вновь повалиться на кровать. – Тем более, я уже все проглотил. Виктор произнес это с блаженной улыбкой, зажмурившись, как счастливый щеночек, а Юри хотел провалиться сквозь землю от сказанных наставником слов, ведь смущаться еще сильнее было попросту невозможно. – Дурак! – выпалил Кацуки, закрывая покрасневшее лицо руками не в силах терпеть прожигающе-соблазнительного взгляда Никифорова. – Не говори такие смущающие вещи, Виктор… Русский фигурист, воспользовавшись случаем, потянулся к столику у дивана, на котором лежала книга, а рядом – флакончик смазки. Виктор мысленно попросил прощения у великого русского классика за то, что положил его произведение рядом с лубрикантом, но все же поспешил увлажнить пальцы и собственный вставший член. Читать роман Булгакова было, безусловно, приятно, но трахать Юри Кацуки – в разы приятнее. В этом Никифоров даже не сомневался, а потому поспешил стянуть с себя штаны, предварительно достав из кармана презерватив, и боксеры. – Юри… – томно позвал партнера Виктор, целуя его в ладони, которыми он закрывал глаза. – Пожалуйста, раздвинь свои ноги для меня. Кацуки было жарко от одного лишь присутствия тренера рядом. Когда тот наклонился, Юри ощутил его возбужденный член, упирающийся в его собственное тело, а когда губы Виктора коснулись его ладоней, у японского спортсмена перехватило дыхание, застряв где-то в груди. Сердце барабанило в ушах с такой силой, что Кацуки готов был поклясться, что даже Виктор слышит его биение. До головокружения доводил еще и тот факт, что стук сердца Никифорова тоже был учащенным. Юри не верил, что может довести тренера до подобного состояния. Не верил, но покорно развел ноги в стороны, обнажая себя и беззащитно открываясь полностью. Он заверял себя в чужие руки, что были роднее всего на свете. И Виктор, не в силах налюбоваться на открывшееся перед ним зрелище, поцеловал Кацуки со всей страстью, похотью и безграничным желанием обладать. Да уж, разведение ног Юри было поживописней разведения петербуржских мостов. Виктор всунул палец в напряженное отверстие, заставив Кацуки чуть приподнять бедра. Он стерпит, он сможет – Юри уверял себя в этом, когда Никифоров добавил второй палец, шепча ему на ухо о том, как же обворожителен его ученик. Японскому фигуристу было сложно сдерживаться – внизу было дискомфортно, несмотря на то, как старательно Виктор пытался его растягивать, и Юри прикусил губу с приглушенными стонами боли выдыхая. Кацуки хотелось, чтобы партнер поскорее заменил пальцы на член – будет еще больнее, он знал, но уж лучше сразу и по полной программе, чтобы легче было отходить. Однако, и здесь Никифоров был другого мнения: с Юри хотелось обходиться как можно нежнее и трепетнее, а потому растяжке он придал важное значение. Виктор не мог долго смотреть на то, как ежится Кацуки от движений его пальцев внутри, а потому все же вытащил их. Приставил головку члена к растянутому отверстию, вопрошающе взглянул на Юри и получил утвердительный кивок в ответ. Никифоров закинул ноги фигуриста себе на плечи и осторожно вошел. Первый толчок на полдлины, а Юри уже задрожал всем телом, зажмурившись. Виктор не хотел паниковать, но чувства тревоги и беспокойства за подопечного кусали его за язык, желая, чтобы Никифоров поинтересовался у Кацуки его самочувствием. «Ты в порядке?», «Потерпи немного, скоро боль сменится наслаждением»? Это все казалось Виктору глупым, а потому он не нашел ничего лучше, чем поймать взгляд Юри и с поддерживающей улыбкой отправить ему воздушный поцелуй. На удивление, Кацуки заметно успокоился: дрожь в теле перестала его сковывать, и с новым толчком Виктора, когда тот вошел на всю длину, Юри уже справился лучше. Ему было до безобразия больно, но он понимал одно – терпимо. И был готов потерпеть ради любимого Виктора, а Никифоров ценил это больше, чем Юри мог себе представить. Русский фигурист обхватил Кацуки за ноги и чуть ускорил свои движения. Входил под новым углом, касался яйцами ягодиц партнера, и от этого звука Юри краснел еще сильнее, тяжело дыша и жмурясь от странных ощущений. Виктор был напряжен, но все же уверен: он внутри его обожаемого Юри, и уже от этого хотелось вспорхнуть высоко-высоко от счастья. Он полностью чувствовал своего ученика, который отдавался ему без остатка, и толкался в него быстрее, пока, наконец, не почувствовал, как Кацуки сжал его член и несдержанно выкрикнул его имя с чертовски похотливым «О, да!» после него. Виктор смутился, но не позволил себе остановиться. Юри был до безобразия милым, стонал слишком развратно, лаская слух своего тренера и подаваясь всем телом навстречу его толчкам. Прогибался в спине, сжимал простынь руками от нетерпения и полностью растворялся в голубых глазах Никифорова. «Неужели ему стало так приятно лишь от того, что я задел простату?» – Виктор задумался ровно на секунду, а потом решил выкинуть и эту мысль из головы. Сейчас в его сознании должен быть один лишь Юри, его образ, его реакции, его податливое тело и слишком сладкий голос, выкрикивающий стоны от эйфории. Никифоров двигался быстрее в нужном направлении и кусал нижнюю губу от изнеможения. В паху было так тяжело, а внутри Юри – столь тесно, что Виктор послал к черту умение держаться альфой и блаженно запрокинул голову назад, позволив сорваться имени любимого человека с губ. Перед глазами Кацуки раскрывались прелестные бутоны ярких цветов: именно таким представал перед ним Виктор и то наслаждение, что он дарил ему. Юри всегда смущали крики или стоны во время секса – это отчего-то казалось наигранным и неправдивым, а потому парень предпочитал тишину. Но Никифоров был явно отдельным случаем. Фигурист входил в Юри часто и с каждым новым толчком разливал потоки сладкой истомы по его телу, голосом отзываться на которые казалось до одури естественным. Кацуки чувствовал Виктора внутри себя и понимал, что, черт возьми, никакие золотые медали и никакие Гран-при не могут сравниться с тем счастьем, которое заставлял его испытывать Виктор. Даже их секс, боже, несмотря на его резкость и некую грубость, был столь нежным, что Юри самому не верилось, что такое вообще возможно. Но Никифоров был здесь, внутри него, наяву, столь возбуждающе закусывал губу и толкался в Кацуки всем телом. Юри два года назад о подобном даже не мог и мечтать. Виктор неожиданно чуть замедлился, а потом и вовсе вышел из партнера, но прежде, чем тот успел что-либо возразить, ловко перевернул его на живот и поставил на колени спиной к себе. Лицо Юри полыхало смущением, но он оттопырил таз назад и обхватил Никифорова руками, чтобы лучше держать равновесие. Сейчас он не видел лица тренера, но почему же эта поза смущала в разы сильнее предыдущей?.. Может, всему виной сам Виктор – где бы он ни находился, всегда заставлял Юри краснеть до неузнаваемости. Никифоров вошел несдержанно, схватив Юри за талию, и сразу начал двигаться быстро. Он чертыхался от того, насколько же ему было приятно, кусал Юри за шею, всасывал бархатистую кожу, оставляя на ней новые засосы, и ускорялся еще сильнее. Податливое тело Кацуки принимало все, и фигурист выгибался, смотря в потолок и понимая, что больше не может терпеть. Движения Виктора были слишком резкими и учащенными, а потому наслаждение пульсировало в паху, и Юри кончил с истошным выкриком имени партнера, вжимаясь в тело Никифорова сильнее. – Черт, Юри! Виктор думал, что сойдет с ума. Когда японский фигурист кончал, то сильно сжал его член внутри, доставив очередную волну мурашек. После разрядки Кацуки задрожал всем телом, и Никифоров чувствовал это через свои ладони. Такой возбуждающий, сексуальный, красивый, но в то же время обаятельный и милый Юри… Его Юри. Виктор резко вышел из парня и кончил, не прикасаясь к себе, запачкав поясницу и ягодицы партнера. Сердце бешено стучало в висках, а руки машинально потянулись к Кацуки, и Виктор, развернув спортсмена к себе лицом, жадно поцеловал его в губы, всем телом прижимая его к себе. Юри улыбнулся, бережно обнял парня и почувствовал, как на глазах снова выступают слезы. Черт, только не плакать от счастья! А то будет еще больше неловко перед Виктором… Многие люди курят после отпадного секса, а вот Юри Кацуки – плачет. Не очень-то крутая репутация. Юри еще не осознавал до конца, что Виктору все равно, какая у его подопечного репутация. Ему гораздо важнее было видеть его рядом с собой, чувствовать парня всем телом и понимать, что его любовь взаимна. О большем он никогда не просил и не мог желать – Кацуки подарил ему все, о чем мечтает практически каждый. И Никифоров был ему до беспамятства благодарен. – Пожалуйста… Не забывай о том, что произошло, – мягко попросил партнера Виктор, отстранившись и с тоской заглянув тому в глаза. – Виктор, о чем ты? – переспросил Юри непонимающе, слезая с кровати и обнимая тренера крепче. – Ну… Ты сейчас пьяный, а по утру постоянно забываешь свои алкогольные похождения, – Никифоров закинул руку за голову и снисходительно улыбнулся, заставив Кацуки покраснеть. – И ничего я не забуду, вот увидишь! – фигурист прокричал, слегка надув губы. – Такое не забывается! – Хорошо-хорошо, я тебе верю, – ласково успокоил парня спортсмен, обнимая и целуя его в носик. Это хмельное чудо нужно было как можно скорее уложить в кровать, а то он снова разойдется на эмоциях. – А теперь нужно идти спать, а то завтра рискуем потерять полдня. Я бы их лучше провел с тобой за чем-нибудь более интересным, чем сон. И Виктор улыбнулся еще ярче, пальцами приподнимая уголки губ подопечного и заставляя того вновь смутиться. Он решил, что если боль в заднице не напомнит Юри о произошедшем между ними сегодня, то он обязательно сделает это сам, повторив все уже на трезвую голову.