Убей и убейся

Как он внушил мне это? Как надоумил? Я не знаю, но сейчас мы оба серьёзно настроены умереть. Это может быть подвохом, шуткой или розыгрышем, но мне стало глубоко похуй. Я пью дешёвый виски на крыше двенадцатиэтажного дома вместе с Тордом Ларссоном. Во рту чувствуется неприятный привкус недавно выкуренной сигареты, сладкость алкоголя застревает в горле и приятно обжигает его собой, а пистолет держится обеими руками: моей и его. Пальцы осторожно соприкасаются друг с другом, плечо вздрагивает от неудобной позы, а оружие так и просится быть выкинутым от беспричинности наших действий. Дуло смотрит мне в лоб, чужой указательный палец смирённо расположился на спусковом крючке, пока он поджидал нужного момента или просьбы. Говорить ничего не хочется. Решительно и спокойно рассматривает отсутствие моих глаз до момента, пока я не решаюсь повернуть голову в сторону поднимающегося солнца. Он делает то же самое: судя по расплывающемуся тёплому свету вдоль горизонта, уже наступает утро. Мы задержались и поэтому собираемся сделать всё прямо сейчас. — Готов? — Нет. Отвечаю кратко и честно, но тут же делаю этот ответ бессмысленным, открывая рот для точнейшего и более удобного прицела - готовностью так и блистаю. Он усмехается и садится поближе, вытягивает руку и пристраивает дуло на моём языке, с некой издевкой вспомнив о традиции "с последним словом". Этому человеку мне нечего сказать, поэтому всё произойдёт без лишних задержек и прелюдий. Один щелчок и всё закончится: чёртовы издевки, пробравшее всю оставшуюся жизнь одиночество, ежедневные волнения о похмелье, ебучие болячки и попытки существовать - абсолютно всё это исчезнет. Не знаю, что было бы дальше, но вот так вот продолжать мне не хочется; нет здесь больше ничего интересного для меня. Я достаточно подождал. — Мне понравилось с тобой. Услышав это от него именно сейчас, я поверил. И если бы не холодное дуло пистолета, находящееся у меня во рту, я мог бы ответить взаимностью. Вот поэтому и придержал его руку более надёжно, чтобы наконец-то надоумить нажать на курок и не дать мне подружиться с таким отбитым, ненавистным мудаком. Так долго ему в глаза я ещё не смотрел. Их серый цвет был безжизненней моего чёрного, что временами необычайно пугало. Уголки его рта приподняты, но совсем не видно, что он хочет улыбаться. Скорее, он напуган. Совсем не думал, что я решусь на такое? Не тебе ведь одному пугать всех своим поведением и непредсказуемостью. Но сейчас я даже сам себя пугаю: у меня во рту находится то, из чего в любую секунду может вылететь беспрекословная смерть в виде горячей свинцовой пули. К чёрту это, стреляй! Как договорились: ты убиваешь меня, а потом себя. Хотя, я тебя не заставляю делать второе, а просто прошу избавить меня от мучений. Да, у меня остался ещё один единственный человек, сидящий прямо передо мной и ранее даже не считающийся другом, но, чёрт, я не могу и не хочу отменять всё в самый последний момент. Это стыдно и бесполезно. Стреляй. И всё закончится. И у меня не будет времени, чтобы сказать, что я готов попробовать жить дальше. Потому что на самом деле я совсем не готов, а тем более с тобой. Ты только притворяешься и скорее всего являешься тем же самым психанутым отбросом, которого я искренне желал убить. И сейчас, кажется, желаю, но уже похуй. Прошу, стреляй, а? И я перестану называть тебя проблемой. Перестану делать больно и избавлю от своеобразной занозы. Исполню твоё желание, которое заключалось в том, чтобы я перестал существовать, чтобы не исполнилось собственное желание, заключающееся в убийстве тебя. Прошу, спаси. Я заткнул себя дулом, чтобы не начать говорить. Я никогда и никому не рассказывал о том, что чувствую и не выдавал своих сомнений, но если ты сейчас же не нажмёшь на курок, я сделаю это сам. Я не хочу умереть, проявив слабинку и выдавая свои чувства. Для меня это непростительно и невозможно. Поэтому, о чём бы ты там не думал, что бы твои слёзы не значили, нажми на чёртов курок.